«« Пред. | ОГЛАВЛЕНИЕ | След. »»
Глава VII. Каким образом во Франции, как нигде более в Европе, уже при Старом порядке столица обрела преобладающее значение и поглощала все силы государства
Политическое преобладание столицы над остальной частью государства обусловлено ни ее положением, ни величиной, ни богатством, но единственно природой государственного правления.
Лондон, по численности населения не уступающий иному королевству, до сих пор не оказывал господствующего влияния на судьбы Великобритании.
Ни один гражданин Соединенных Штатов и представить себе не может, чтобы Нью-Йорк мог распоряжаться судьбою американского союза. Более того, даже в .самом штате Нью-Йорк никто и не помышляет о том, чтобы особая воля этого города могла управлять делами. Однако в Нью-Йорке в настоящий момент проживает столько же жителей, сколько проживало в Париже в момент начала Революции.
Сам Париж даже в эпоху религиозных войн по сравнению с остальным королевством был менее населен, чем в 1789 г. Тем не менее роль его была решающей. Во времена Фронды Париж был только лишь самым крупным городом Франции. В 1789 г. он уже -сама Франция.
В 1740 г. Монтескье писал одному из своих друзей: во Франции существует только Париж и отдаленные провинции, которые. Париж еще не успел поглотить. В 1750 г. маркиз де Мирабо, наделенный не только богатой фантазией, но и глубоким умом, говорит о Париже, не называя его: «Столицы необходимы, но если голова становится чрезмерно большой, тело охватывает паралич, и оно все гибнет. Что же выйдет, если оставить провинции в своего рода прямой зависимости и видеть в их жителях, так сказать, туземцев; если не давать им никакого средства ни для повышения своего общественного положения, ни для карьеры, способной удовлетворить их честолюбие; если столица будет притягивать к себе любое дарование, имеющее хоть какое-либо значение?» Мирабо говорит о своего рода глухой революции, лишающей провинции их именитых граждан, деловых людей, интеллектуалов,
Читатель, внимательно прочитавший предыдущие главы, уже знает причины этого явления; я бы злоупотребил его терпением, если бы принялся их вновь перечислять.
Эта революция не ускользнула от внимания правительства, но его волновала лишь одна ее материальная сторона-рост городов. Правительство отмечало, что Париж разрастается день ото дня, и боялось, что столь крупным городом будет трудно управлять. Существует огромное количество королевских ордонансов, относящихся главным образом к XVII и XVIII векам и имеющих целью приостановить рост города. Государи все более сосредотачивали в Париже и его окрестностях всю общественную жизнь Франции и при этом еще хотели, чтобы он оставался малонаселенным городом. Новые дома либо вовсе запрещалось строить, либо постройка их разрешалась самым дорогостоящим образом, в наиболее привлекательных местах, оговоренных заранее. Правда, каждый из ордонансов констатирует, что несмотря на принятые меры Париж не прекращает расширяться. Шесть раз на протяжении своего царствования Людовик XIV всем своим могуществом пытается приостановить рост Парижа и терпит неудачу: вопреки его эдиктам город непрерывно растет. Но значимость Парижа растет гораздо быстрее, чем его стены, и превосходство его обеспечивается не столько тем, что происходит в черте города, сколько тем, что совершается за его пределами.
Действительно, местные вольности в то же самое время повсеместно почти исчезают. Симптомы независимой жизни пропадают, характерные черты облика различных провинций стираются. Явления эти, однако, не были следствием общего застоя нации: напротив, повсюду все пребывало в движении, только источник его находился исключительно в Париже. Приведу лишь один из многочисленных примеров. В составленных для министра донесениях о состоянии книжного дела в конце XVI-начале XVII веков я нахожу сведения о том, что в провинциальных городах были крупные типографии, в которых не было наборщиков или наборщикам там нечего было делать. Между тем, несомненно, в конце XVIII века печаталось несравненно больше разного рода сочинений, чем в XVII веке, но движение мысли теперь происходило только в центре. Париж окончательно поглотил провинции.
В тот момент, когда разразилась французская революция, этот первый переворот был вполне завершен.
Знаменитый путешественник Артур Юнг покидает Париж вскоре после созыва Генеральных Штатов и за несколько дней до взятия Бастилии. Он поражен контрастом между тем, что ему довелось увидеть в городе и за его пределами. В Париже все было шум и движение; ежеминутно рождались политические памфлеты - их появлялось до 92 штук в неделю. Даже в Лондоне никогда не видел я подобного пробуждения гласности, говорит Юнг. Вне Парижа ему все кажется погруженным в бездеятельность и молчание; брошюр печатают мало, а газет не издают вовсе. Тем не менее провинции взбудоражены и готовы восстать, но они остаются без движения; если граждане иногда и собираются, то только для того, чтобы услышать ожидаемые из Парижа новости. В каждом городе Юнг спрашивал у жителей, что те собираются предпринять. «Повсюду следовал один и тот же ответ, - говорит он: - мы только провинциальный городок, нужно поглядеть, как пойдут дела в Париже».
Многие удивляются чрезвычайной легкости, с которой Учредительное собрание смогло одним ударом разрушить старые французские провинции, в большинстве своем более древние, чем самая монархия, и методически разделить королевство на восемьдесят три отдельные части, как будто бы речь шла о девственной почве Нового Света. Сей факт в высшей степени поразил и даже ужаснул Европу, не готовую к подобному зрелищу. «Мы впервые видим, - говорит Берк, - чтобы люди таким варварским образом растерзали на куски свое отечество». И действительно, казалось, что расчленяли живое тело, но на деле речь шла только о препарировании трупа.
Пока Париж таким образом окончательно завоевывал господство над провинциями, в его собственном лоне мы отмечаем и .другие изменения, не менее заслуживающие внимания истории. Париж стал не просто центром обмена, сделок, потребления и удовольствий - он превратился в город фабрик и мануфактур, что придавало первому отмеченному моменту совершенно новый и необычайный характер.
Начало этого события относится к отдаленным временам: мне представляется, что уже в Средние века Париж был не только самым крупным, но и самым развитым в индустриальном отношении городом, что становится совершенно очевидным с приближением к Новому времени. По мере того, как к Парижу стягивалась вся административная деятельность, в нем сосредотачивалось и промышленное производство. Париж все более и более делается образцом и главным судьей, единственным центром власти и искусств, главным очагом национального творчества; и вместе с тем к нему подтягивается и в нем концентрируется промышленная жизнь нации.
И хотя статистические документы времен Старого порядка чаще всего мало заслуживают доверия, я считаю возможным безбоязненно утверждать, что за 60 лет, предшествовавших Революции, численность рабочих в Париже более чем удвоилась, тогда как за тот же период общее население города выросло лишь на треть.
Помимо общих причин, о которых я только что говорил, существовали и особые обстоятельства, со всех сторон привлекавшие рабочих к Парижу и заставлявшие их концентрироваться в определенных кварталах, которые в конце концов оказались заселенными одними мастеровыми. Оковы финансового законодательства, бытийствовавшие в то время в промышленности, в Париже были менее стеснительными, чем где бы то ни было во Франции; нигде более нельзя было и столь же легко избежать ига цеховых мастеров. Некоторые предместья, как, например, Сент-Антуан или Тампль, пользовались в этом отношении особо большими привилегиями. Людовик XVI еще более расширил привилегии сент-антуанского предместья и приложил все усилия, чтобы сконцентрировать здесь огромные массы рабочего населения, «стремясь дать рабочим сент-антуанского предместья новый знак Нашего покровительства, - говорил этот несчастный государь в одном из своих эдиктов, - и освободить их от стеснений, столь же вредных для интересов рабочих, как и для свободы торговли».
Накануне Революции в Париже настолько возросло число заводов, мануфактур, доменных печей, что правительство наконец забило тревогу. Сии успехи вызвали у него весьма призрачные опасения. Среди прочих мы находим постановление совета от 1782 г., гласящее, что «Король, опасаясь, как бы быстрое разрастание мануфактур не привело бы к чрезмерному потреблению леса, пагубному для снабжения города, впредь воспрещает создание заведений подобного рода ближе, чем на пятнадцать лье от города». Что же до подлинной опасности, которую могло создать подобное скопление народа, то ее никто не замечал.
Таким образом, Париж стал хозяином Франции и уже окружал себя армией, которой было суждено подчинить себе Париж. В настоящее время, как мне кажется, почти все сходятся во мнении, что административная централизация и всемогущество Парижа во многом явились причиной падения всех правительств, сменявших друг друга на наших глазах в течении последних сорока лет. Я без труда могу доказать, что то же обстоятельство обусловило и внезапную и насильственную гибель монархии и что его необходимо отнести к числу основных причин первой революции, носившей в себе зародыш всех последующих переворотов
«« Пред. | ОГЛАВЛЕНИЕ | След. »»
|
