«« Пред. | ОГЛАВЛЕНИЕ | След. »»
Одна, много или ни одной
Интервью корреспонденту газеты «Молодой сибиряк» В. Добрынину
Опубликовано: Молодой сибиряк. - 1990. - 24 марта. С. 5.
О.С. В застойные времена, когда совершенно серьезно считалось, что однопартийная система - это наше великое завоевание, мне очень нравился такой анекдот. «Вопрос: каково кардинальное средство от всех видов буржуазной заразы? Ответ: одна партия и один партнер». Теперь у нас возникла другая крайность. Говорят, что многопартийность - прививка от фашизма. Увы, в условиях кризиса прививкой от фашизма она быть не может, хотя в условиях нормально действующего высокоразвитого общества это эффективный политический механизм.
Корр. Последняя фраза дает возможность предположить ваше позитивное отношение к многопартийности.
О.С. Я оговариваю право трудящихся создавать политические организации, в том числе и партии. Демократической ориентации.
Корр. Только демократической?
О.С. Да. Если обращаться к политологии, то известны, по крайней мере, три концепции о связи количества партий и политического режима в стране.
Во-первых, до недавнего времени у нас единственно приемлемой считалась теория однопартийной демократии. Ее активно пропагандировал аппарат, но я не стал бы все сводить только к этому. С ней были солидарны и некоторые зарубежные социологи. Например, Стивен Коэн допускал возможность однопартийной демократии при условии демократии внутри партии и контроля партии над обществом. Совсем недавно по французскому телевидению выступил бывший советский диссидент философ Александр Зиновьев, который доказывал, что нормальная многопартийность возможна только при капитализме, а в СССР она превратится в соперничество мафий. Но, как бы к этому не относиться теперь, многопартийность - лишь вопрос времени, и причем ближайшего.
Вторая концепция - концепция многопартийной демократии. Как известно, именно так обстоит дело в большинстве развитых стран, и довольно успешно эта система там работает.
Ну и наконец, существует еще и концепция беспартийной демократии. К ней склоняются анархо-синдикалисты (у нас и за рубежом), а также многие так называемые альтернативные движения (только за рубежом) типа «зеленых» и все прочие, которые мы относим к массовым демократическим.
Корр. И как же рассуждают сторонники беспартийной демократии? Не думаю, что у нас это освещено широко.
О.С. Они говорят о том, что если существуют политические партии, будь то одна или несколько, то интересы граждан подменяются собственно партийными интересами. Стивен Коэн, например, утверждает, что задача американских партий - загнать избирателей к урнам. По мысли сторонников беспартийной демократии, в этом случае прямое представительство народа нарушается. Политическая борьба приобретает самодовлеющий характер, партия ставит себе целью прийти к власти, расставить везде своих людей на выгодные должности и т.п. Тут, кстати, мнение анархо-синдикалистов довольно близко подходит к мнению традиционного марксизма, относящемуся, правда, лишь к капиталистическому обществу.
Корр. Олег Николаевич, а разве не может быть такого, что, если партия стремится получить власть и везде расставить своих людей, пусть и в собственных интересах, это будет удовлетворять, в конце концов, и интересы народа? Пусть не всего, пусть той части, которая поддерживает эту партию. И если другая часть народа видит, что эта партия ей невыгодна, то на выборах ее «прокатывают», выдвигая соперничающую. И так далее.
О.С. Я ведь не сказал, что согласен с мнением сторонников беспартийной демократии. Я просто добросовестно излагаю их точку зрения. В вашем возражении есть доля правды. Однако, если обратиться к данным социологических исследований на Западе, стандартный ответ там такой: я не люблю партий, партии преследуют только свои цели, занимаясь политической борьбой. Повторюсь, что «зеленые» стараются организоваться не по принципу партий, а по принципу движений, считая, что в этих условиях возможностей для проявления личности больше. Я, кстати, не исключаю, что в отдаленном будущем именно эта концепция окажется правильной. Ее сторонники убеждены в том, что если трудовые коллективы и территории будут напрямую делегировать в органы власти своих представителей, то последние будут лучше выражать интересы людей, нежели традиционные политические партии. Но для нас это, очевидно, в данный момент неприемлемо. Мы должны пройти этап политического плюрализма. Если беспартийная демократия окажется перспективной теорией, то, думаю, Запад к ней придет быстрее, чем мы.
Корр. Ну да, они ведь уже испробовали многопартийную систему.
О.С. И осознали не только ее плюсы, но и минусы. Для наших республик многопартийность - это уже не будущее, а реальность. Кстати, тот же самый Коэн еще летом говорил, что в Союзе практически многопартийная ситуация при однопартийной системе.
Корр. Это очень точно подмечено.
О.С. Да. Я бы еще добавил, что и система не совсем однопартийная. Тут я солидарен с Джорджем Оруэллом, с его идеей о том, что фактически существуют две партии: внешняя и внутренняя. Считается обычно, что у нас партия подменила Советскую власть. Это не совсем так. Советскую власть подменила не партия. Советскую власть подменили партийные органы. Власть фактически принадлежит не партии, а группе людей, которые не только не избраны народом, но фактически никем не избраны. Власть я имею в виду местную, потому что наверху существует двоевластие или, как некоторые шутят, двоебезвластие. С одной стороны, это Политбюро ЦК, а с другой стороны, это съезд народных депутатов и Верховный Совет.
Корр. Совершенно понятно, что если мы хотим нормального прог-ресса, то нужно быстрее передавать власть Советам.
О.С. Согласен. И в этой связи, думаю, надо коснуться президентских проблем.
Еще когда МДГ выступала за президентство, я был его противником. На это есть целая серия аргументов, один из них такой: мы предлагали «Вся власть Советам», а теперь отдадим ее Президенту, те е. изымем у Советов часть власти. Кроме того, мне очень понравилось возражение депутата А. Денисова: «Это на Западе всякого рода сдержки работают против президентской власти, предотвращают превращение ее в диктатуру...» Я, конечно, не думаю, что Горбачев может стать диктатором. Характер не тот и имидж не тот.
Корр. Ну, имидж можно и поменять, а характер у него не такой уж и мягкий.
О.С. Повторяю, что я не думаю, что Горбачев может стать диктатором,- он заложник своей репутации в обществе. Но, думаю, что место для диктатора может быть создано. И даже если Президента изберут на многопартийной основе, альтернативно, всенародно и т.д., все равно это не исключается. (Интервью состоялось 12 марта 1990 г. - В.Д.) Главное другое. Действительно другие традиции. Продолжу прерванный пересказ цитаты того же Денисова: ни Сухареву, ни Смоленцеву (Генеральный прокурор СССР и Председатель Верховного Суда СССР) даже в кошмарном сне не приснится, чтобы они привлекли к импичменту нашего Президента. Я был и остаюсь сторонником парламентской формы правления, при которой высшее должностное лицо - это премьер, ответственный перед высшим органом власти. Я хорошо понимаю, что идею президентской власти первоначально выдвигали во имя демократии. Но ведь политологам известно, что президентская республика менее демократична, чем парламентская, зато более стабильна. У нас не хватает и того, и другого. В России вообще обычно недостаток свободы заменяли избытком воли. Но надо определиться, чего все-таки мы хотим. Я согласен с теми, кто считает, что можно добавить временно функций нынешнему Председателю Верховного Совета, если их не достает для достижения стабильности. Ну а президентская власть... Появись сейчас сильный человек в условиях хаоса, он может быть выбран. В конце концов, я думаю, что после войны Сталина выбрали бы всеобщим голосованием.
Возвратимся к основной проблеме. Во-первых, многопартийность - это уже свершившийся факт на уровне республик. Во-вторых, на уровне страны она будет, думаю, делом ближайшего будущего. И здесь есть два интересных вопроса. Первый - откуда она придет. Одни считают, что придет она извне компартии, и спорят только о количестве зачатков партий - от двадцати до пятидесяти. Другие считают, что многопартийность явится результатом раскола самой КПСС, в частности, профессор Б. Курашвили предполагает возможность раскола на три партии, различающиеся среди прочего по отношению к демократии и частной собственности. Традиционная коммунистическая, лидером которой он пророчит Лигачева. От этого предзнаменования хочется поежиться и произнести: избави нас Бог от таких коммунистов, а с антикоммунистами мы уж как-нибудь справимся! Второй вариант: партия демократического социализма, т.е. партия, стоящая на демократической платформе, но с ограниченным вариантом частной собственности. Могу сказать, что если такой раскол произойдет, то сюда, очевидно, попаду и я. Третий вариант - социал-демократический - с широким допущением или даже неограниченной частной собственностью.
Корр. Это Гавриил Попов, Юрий Афанасьев...
О.С. Афанасьев - точно. А вот Попов - надо подумать. Возможно. Моя позиция здесь - при третьем варианте: мы получим не современный цивилизованный, а ранний капитализм.
Хочу сказать, что я как коммунист полагаю: сознательно линии на раскол вряд ли надо придерживаться. Мне кажется, демократическое крыло партии должно бороться не за раскол, а за завоевание преобладающих позиций. При прямых альтернативных выборах на съезд это возможно. Если захотят консерваторы отколоться - это их проблемы. Торможение демократических процессов партии нужно рассматривать как политическое самоубийство.
Корр. Итак, многопартийность - факт уже свершившийся. Чего от нее нам ждать?
О.С. Вопрос ваш скорее всего надо рассматривать так: как использовать ее в интересах общества, а не в качестве фактора разрушительного? А такая возможность существует. Многопартийность, скажем прямо, в условиях кризиса, как, впрочем, и рынок в условиях кризиса - это социально-политические технологии повышенного риска.
Корр. Что вы имеете в виду?
О.С. История показывает, что многопартийность в условиях кризиса не гарантирует, во-первых, от законного захвата власти правыми радикалами, партией фашистского типа. Яркий пример - Германия, где Гитлера привели к власти экономический кризис 1929-1933 гг., очень высокая социальная напряженность плюс ущемленное национальное чувство немцев.
Во-вторых, наш собственный опыт семнадцатого года, как и опыт Чили (я не провожу аналогии), убеждает: в условиях многопартийности мы не гарантированы от возможностей военного либо какого-нибудь другого политического переворота.
Кстати говоря, Имре Пошгаи, социалист крайне реформаторского направления, инициатор многопартийности в ВР, теперь с беспокойством говорит о том, что в Венгрии возникли партии, желающие установить собственную диктатуру. В Чехословакии из 22 возникших партий две - праворадикального или полуфашистского толка. В ГДР недавно Республиканскую партию Народная партия запретила по той же причине. Короче говоря, опыт есть везде. Не застрахованы от этого и мы, и надо подумать о том, как ослабить возможные негативные проявления этой системы.
Можно воспользоваться венгерским опытом, хотя он тоже не идеален. Они регистрировали партии при двух условиях: во-первых, исключение насилия как метода деятельности, во-вторых, если программа партии не направлена на ликвидацию других партий.
К сожалению, наша ситуация, советская, в последнее время напоминает все больше семнадцатый год. Растет не просто политическое размежевание, но поляризация сил. Кстати, ситуация по национально-территориальному округу у нас, по-моему, весьма красноречиво характеризовала это мое мнение: с одной стороны - Сергей Анатольевич Носовец, с другой - Владимир Николаевич Образцов. Такая вот ситуация: все более или менее средние кандидаты или группы оказались «вымытыми» на первом этапе.
О.С. Очень может быть, кстати сказать. Почему я в платформу и включил вопрос о политических партиях демократической ориентации. Держать, не давать создавать политические партии невозможно. Мы провозгласим, в конце концов, приоритет общечеловеческих интересов, правовое государство. И действовать прежними методами, «тащить и не пущать», невозможно. Но, повторяю, надо избавиться от иллюзий. Множество партий и экстремизм политический - это явление, характерное для всех стран, идущих от авторитарного, или, как модно сейчас говорить, тоталитарного режима, к режимам демократическим. Со временем, очевидно, партии объединятся в более или менее заметные блоки, но пока будет такая вот колоссальная неразбериха.
Миновать этот этап мы не можем. Очевидно, вопрос должен стоять только, как снизить возможные негативные последствия этого. И еще в заключение. В наше время рост радикальных настроений того и другого свойства, по-видимому, оправдан. Но в теперешних условиях режим более или менее демократический, или хотя бы просвещенный авторитаризм, как некоторые называют нынешнее правление, возможен, как мне кажется, только при центристском или левоцентристском преобладании. Думаю, что радикалы в ту или другую сторону больше склонны к диктатуре. Наблюдая за разными политическими направлениями, все больше прихожу к выводу, что насчет либерального режима в России будет туго. Очень часто звучат призывы искать врагов, ловить оборотней, предложения чуть ли не брать анализы на принадлежность к демократическому направлению и так далее.
Ситуация, повторяю, во многом напоминает семнадцатый год, когда каждый претендовал на монополию обладать истиной и не очень хотел слушать других. А нам действительно нужен широкий блок демократических сил. В том числе и демократически ориентированных партий.
* * *
Приведенные материалы свидетельствуют о том, что в конце 80-х гг. автор этой книги выступал как сторонник концепции регулируемой демократии, за что в свое время получил немалое количество упреков в печати, причем как слева, так и справа. Прошедшее десятилетие, однако, показало, что при всех своих недостатках регулируемая демократия для России конца 80-х гг. представляла собой меньшее из возможных зол. Как уже не раз бывало в истории, попытка ввести в России «демократию без берегов» закончилась установлением режима «авторитарной демократии» или «мнимого конституционализма» (по терминологии М. Вебера и других представителей немецкой политической философии). Разница заключается лишь в том, что «регулирующую» функцию в новой России выполняют уже не партийный аппарат, как было в советский период, и не представительные органы власти и общественного самоуправления, как предлагал автор, но суперпрезидентская власть и представители полукриминального капитала, возглавляемого «олигархами». Маховик истории сделал поворот на 180 градусов, сломав попутно скелет еще недавно могущественной сверхдержавы, а заодно - надежды целого поколения на политическую свободу и достойную жизнь.
«« Пред. | ОГЛАВЛЕНИЕ | След. »»
|
