Глобальная революция и потребность в гражданском образовании в бывшем советском блоке
Джулиана Джеран Пилон
Джулиана Джеран Пилон, доктор наук
Директор программ Международного Фонда Избирательных Систем (IFES) в Европе и Азии.
Киев, 1995
(с) Авторские права: Международный фонд Избирательных Систем (IFES), Вашингтон, Колумбия, 1995
Эйфория, сопровождавшая разрушение берлинской стены в 1989 году, если не исчезла полностью, то несомненно заменилась более мрачной оценкой серьезных проблем, с которыми столкнулись страны бывшего советского блока. Демократия не появляется автоматически в результате сложной процедуры, которая известна всем как выборы и даже выборы на многопартийной основе, которые в общем являются «свободными и справедливыми». Становится все более ясно, как Западу, так и вновь освобожденным гражданам появившихся стран бывшего советского блока, что идея демократии сама по себе требует понятийного разъяснения. Еще более важным является то, что она требует практической реализации для того, чтобы общества, не привыкшие к свободе, создали жизнеспособные институты, которые смогли бы и желали бы эффективно, справедливо и динамично преобразовывать интересы народа в законные и социальные рамки, которые бы способствовали, а не препятствовали творческой деятельности.
Для того, чтобы политические институты смогли приспособиться к изменяющимся потребностям и обстоятельствам, представлять различные слои общества настолько справедливо, насколько это возможно, и обеспечивать существование свободы слова и деятельности свободного рынка, граждане должны ценить как значимость активного политического участия, так и потребности поддержания сильного частного сектора. Для этого, однако, требуется более чем революция: после трудоемкого процесса построения должен следовать процесс, который мог бы быть назван «гражданское образование». Он представляет собой как предпосылки, так и основу существования свободного общества.
Имела ли место демократическая революция за последние десять лет?
Как бы политические аналитики не называли события, происходившие на протяжении 1989 и 1990 годов в бывшем Советском Союзе, либо «бархатная революция», как в Чехословакии, либо «незаконченная революция», как в Румынии, либо просто «переворот», как в России, смысл сводится к одному - уровень свободы поднялся. Избирательные системыприспособились к плюрализму и способствовали появлению новых партий, позволяя партиям участвовать в новых законодательных органах, основываясь на сложных процентных соотношениях, которые отражают, по крайней мере, в некоторой степени изменения в обществе. Более широкий контекст не может быть выпущен из вида. Но, к сожалению, он не всегда является утешительным.
Рассматривая наиболее полно классические идеалы свободы, которые впервые зародились в XVIII столетии и нашли плодородную почву в различных уголках Западной Европы и Америки, не прижились в такой же степени за Дунаем, даже до наступления коммунизма. Эти политические принципы встретили препятствия: доминирование иностранных государств, политическая коррупция и, в большей степени, авторитарные коррумпированные традиции (в частности, на Балканах), которые коммунизм только обострил.
Выборы происходили в постсоветский период, поэтому они проходили при недостаточной политической культуре. Вскоре появились самые разнообразные партии с очень неясным позициями, которые трудно определить, в большинстве случаев подчиненные правительству электронные средства массовой информации, которые уделяют мало внимания справедливости, что вело к одурманиванию избирателей, от которых требовалось заполнить озадачивающие новые бюллетни. Кандидаты обычно избирались по усложненной пропорциональной системе, при которой успех выборов зависит от специальной системы, принятой в атмосфере, которая часто напоминала чистый хаос. Эти системы в меньшей степени полагались на справедливость и нормы демократии, в большей степени они были основаны на сочетании традиций и политического компромисса. Прошло несколько лет, однако избиратели не знают, что думать: это прогресс или нет?
Очевидно, что неправильно делать обобщение о Восточной и Центральной Европе, не говоря уже о бывшей Советской Империи, как будто эта территория была однородной. Каждая нация, населяющая какую-то часть этой территории, является уникальной и гордится своей уникальностью. Но некоторые модели демократического устройства и избирательной системы появились с замыслом стабильности реформ и будущей гражданской активности. Общепринятым типом является парламентская система, обычно основанная на принципе пропорционального представительства, что более популярно в континентальной Европе, чем в Англии, либо Соединенных Штатах Америки.
В то время, как эта система имеет определенные преимущества для более мелких партий, в ней также имеются некоторые недостатки. Главными среди них являются: раздробленная политическая арена, нечеткие отношения между избирателями и их представителями, неподвижный, довольно беспорядочный демократический процесс, который предвещает недоброе возрождению гражданского общества, что является краеугольным камнем стабильного демократического процесса. И такая стабильность является необходимой, если даже не достаточной для мира в данном регионе.
Эти системы часто являются не только настолько громоздкими, что представляют большие трудности для понимания и реализации, но также воспринимаются, как не отвечающие нуждам и интересам народа. В результате, избиратели, которые уже скептически относятся к выборам, которые в течение десятилетий были всего лишь фикцией при коммунистической диктатуре, в большей части отвернулись от самой демократии. Существует очень мало путей реформирования, доступных для понимания независимых постоянных избирательных комиссий, куда бы человек мог подать свои претензии и предложения1.
Одной из целей, которой Международный Фонд Избирательных Систем (IFES) строго придерживался и достиг в этом некоторых положительных результатов, была рекомендация принятия законов об учреждении независимых избирательных комиссий. Но намного больше должно быть сделано.
Среди всех претензий, одной из важных является проблема того, что кандидаты, избранные через партийные списки, часто неизвестны и могут проживать даже не в том районе, от которого они баллотируются в законодательные органы власти. Преимуществом голосования за партии, а не за отдельных кандидатов, является то, что таким образом могут баллотироваться люди, не имеющие в достаточной степени времени в эфире и не имеющие достаточно денег для проведения избирательной кампании. Однако это все сводится на нет в связи с тем, что людям трудно поверить, что их интересы будут представляться законодателями, избранными по партийным спискам, и которые очень редко утруждают себя общением со своими избирателями.
В действительности, организаторы выборов часто даже не знают, что они должны принимать в этом участие. Большинство избирателей также не понимает, что они имеют верховное право и, более того, гражданский долг - требовать от этих людей ответственности и подотчетности, так, чтобы избираемая народом власть была для людей, чтобы она учитывала интересы людей, не говоря о том, чтобы она не была против людей.
Согласно опросу, проведенному в январе 1995 года Международным Фондом Избирательных Систем в сотрудничестве с Киевским международным институтом социологии, только один из десяти украинцев одобряет работу, проделанную парламентом Украины - Верховной Радой. Приблизительно две трети опрошенных заявили, что официальная коррупция распространена очень сильно, еще одна пятая заявила, что она достаточно распространена. Около семидесяти процентов считают, что правительственные чиновники заинтересованы в помощи только самим себе и фактически более половины граждан Украины не верят, что они действительно живут при демократии2. Несмотря на то, что результаты отражают больший пессимизм, чем обычно встречается в Восточной и Центральной Европе, они довольно типичны. Граждане бывшего советского блока очень мало доверяют своим официальным представителям.
Во-вторых, система, которая позволяет более мелким партиям иметь своих представителей в законодательных органах, привела к образованию по всему бывшему советскому блоку партий, основанных на этнических принципах (такие, как Армянская партия в Румынии и ряд цыганских партий Центральной и Восточной Европы, турецкие партии...), которые, бесспорно, больше способствуют разделению и конфликту, чем продвижению к единству и антидискриминационной позиции, постольку, поскольку мажоритарная (двухпартийная) система требует образования коалиций и компромисса.
В-третьих, некоторые вопросы, внесенные в бюллетень на референдум, просто неправильно понимаются. Например, кажется существует значительный скептицизм по поводу федеративного устройства, одной из причин которого является реакция на ложный федерализм бывших тоталитарных систем. Однако, возрастает интерес к децентрализованным методам самоуправления3.
Не удивительно, что измученные люди по всему бывшему Советскому Союзу теперь жаждут с некоторой ностальгией быстрого установления авторитарного правительства, которое положило бы конец тому, что воспринимается как бесплатный цирк, неспособный разрешить трудные проблемы, которые вызваны мучительными, болезненными переходами от плановых экономик к рыночным системам. Телевизионные трансляции заседаний недавно избранных восточноевропейских парламентов, кажется, сделали много для того, чтобы создать впечатление «сборища примадонн», невежливых друг к другу, неспособных выслушивать аргументы. Учитывая полную тайну, окружавшую работу бывших марионеточных законодательных органов «коммунистической эры», радиовещательная какофония последнего времени может только озадачивать и даже мучить. Некоторые люди, естественно, возвращаются к прежним идеалам и даже тоскуют по утерянному миру, хотя и иллюзорному. Не совсем удивительно, что социалистические и неокоммунистические партии захватили власть в Польше, Литве, Венгрии и совсем недавно в Болгарии.
Резюмируя, кончина советской гегемонии и тоталитаризма не являются аналогичными фразам «триумф демократии», как это понимается в общем на Западе, не говоря уже об особых достижениях демократии в Соединенных Штатах. Люди, проживающие в бывшем Советском Союзе, не уверены в том, что точно они приобрели с введением многопартийной системы управления.
Стремление к счастью все еще ускользает от большинства из них, даже если они чувствуют себя немного более свободными. Или они действительно чувствуют?
В некоторой степени, «свобода» может быть оценена количественно, как это делает Дом свободы в своем Годовом обзоре политических прав и гражданских свобод, озаглавленном «Свобода в мире». За последние три года после падения берлинской стены,согласно этому обзору, две Балтийских страны перешли из группы «свободных» стран, где они были в предшествовавший год (1991) в группу «частично свободных» стран: с тех пор, как в Литве, а затем в Польше, Венгрии и совсем недавно в Болгарии, избиратели отдали в большинстве свои голоса при выборах в парламент «социалистам» либо «неокоммунистам». Перед нами ясно стоит трудная задача.
Аналитик Дома свободы Георгий Зарицкий сводит воедино пролемы Центрально-Восточной Европы:
От Балтики до Балкан пост-коммунистические общества берутся за «Авгиеву задачу» поддержания хрупких завоеваний демократии в борьбе против подъема реакции, нарастающей в связи с дестабилизирующими последствиями перестройки всех экономических структур, взрывоопасной этнической враждебности, политической поляризации, возрождающегося национализма, зарождающегося авторитаризма и непокорного коммунистического аппарата, который упрямо отказывается признать конец своей истории4.
Однако, несмотря на то, что он озаглавил последнюю часть своего очерка: «Перспективы: печальное будущее, но не гибель», он окончил на положительной ноте:
Возможно, наиболее обнадеживающим является то, что за последние три года от Румынии до Польши происходили процессы усиления гражданского общества: неправительственные группы по правам человека, юридические ассоциации, группы деловых людей, религиозные учреждения, представляющие средства массовой информации независимые наблюдательные группы, предоставляющие советы и идеи по национальным и коммерческим вопросам группы экспертов, независимые организации по опросу общественного мнения. По мере того, как они наберут силу, влияние и станут признаваться, они укрепят само основание демократического общества5.
Образование этих групп свидетельствует об образовании гражданского общества, которое само обеспечивает наилучшее гражданское воспитание, которое может получить какая-либо страна. Но этого недостаточно, поскольку инфраструктура,
поддерживающая эти группы, черезвычайно хрупкая. Кроме того, недостаток информации, с чем люди бывшего советского блока должны бороться, является печальным дореволюционным состоянием гражданской культуры.
Дореволюционное состояние гражданской культуры
Наследием тоталитаризма явилось сочетание грубой антизападной пропаганды, форму псевдонационализма, предназначенную для преукрашения еще более горькой пилюли советского преобладания, связанного с внутренним тоталитаризмом и раболепным, черезвычайно лицемерным использованием марксистско-ленинской фразеологии. «Гражданское право», изучавшееся в средних школах Центрально-Восточной Европы, представлялось, главным образом, в достаточно бессовестной форме промывания мозгов в то время, как миллионы подающих надежды коммунистов, заучивали, чтобы повторять как попугаи, свои внутренние противоречивые, содержащие ошибки конституции, созданные по модели конституции Советского Союза. Во всех этих конституциях в отношении индивидуальных прав человека были записаны только пустые слова, которые можно непосредственно определить, как ограниченные «интересами государства».
Более того, детей по всей советской империи приучали, что законы созданы только для внешнего оформления законности, в то время, как номенклатура жестко контролирует все - от лучших кусков мяса до лучших мест работы. Состояние гражданской культуры до падения берлинской стены характеризовалось четко выраженным цинизмом и глубоким презрением закона, которое не превосходило только еще большее - презрением закона со стороны самих членов судейских коллегий. Я вспоминаю изучение «Гражданского права» на уроках «Конституции» в средней школе в Бухаресте в начале шестидесятых годов: изучение этой дисциплины сводилось к изучению основных терминов из официального словаря, что не имело ничего общего с идеями, лежащими в основе развития гражданского общества, со значениями частной деятельности и активного участия в свободном политическом процессе.
Наоборот: где бы «гражданское воспитание» ни существовало при режиме, навязанном Москвой, оно систематически погрязало в ложь. Сама история была фальсифицирована при коммунистическом режиме для того, чтобы она была подстроена под марксистско-ленинские модели развития и для того, чтобы
проиллюстрировать диалектику «классовой борьбы» и «триумфа пролетариата». Культурное и политическое прошлое каждой нации было искусно зажато в идеологических шаблонах. И, несмотря на то, что прошлое в большинстве случаев было с моральными пороками и в большей степени недемократическим, существовали, по крайней мере, яркие моменты и положительное наследие. По крайней мере, существовал ряд учреждений, даже во время наиболее авторитарных режимов, которые можно было бы описать, как свободные, добровольные, жизнеспособные компоненты «гражданской» культуры.
Но, вместо общепринятой памяти, коммунистическая система ввела подделанное ее подобие. В соответствии с этим, гражданское общество было не только отвергнуто настоящим, но также отвергнута и память о других эрах, когда существование частного сектора деятельности было хотя бы частично возможно. Люди, чье поведение и душа были изувечены тоталитаризмом, были таким образом вдвойне наказаны. Их дети становились достаточно сердитыми, отказываясь позволить продолжение разрушения в последнем десятилетии второго тысячелетия, однако нельзя было от них ожидать, чтобы они точно знали, что должно прийти на смену.
Конечно, будет преувеличением сказать, что гражданское общество умерло за период коммунистической эры. Некоторые признаки были все еще видимы, хотя и слабые. Венгерский писатель Миклос Харазти написал в 1990 году очерк «Начало гажданского общества», в котором писал, что «гражданское общество в истинном значении этого слова, появилось в... фазе, которая может быть названа посттоталитарной», которую он описывает как «загнивающая система, поскольку она состоит из четко выраженных разнородных элементов и более не способна воспроизвести себя. Как главный результат политики, демократизация заменяет либерализацию...»6.
Тем не менее, понятие «гражданского общества» - двусмысленно7. Социолог Даниел Бел определил его, как охватывающее все виды «добровольных ассоциаций, церквей и общин», совместно с наставительным требованием, чтобы «решения принимались на местах и не контролировались государством и государственной бюрократией»8. Селигман подробно объясняет несколько определений в их исторической перспективе, но окончательно останавливается на рассмотрении его с точки зрения семейства как политических, так и нормативных понятий. Он считает, что нормативный элемент является важным, так как, по его мнению, гражданское общество обеспечивает «этическое видение социальной жизни»9. Я не буду спорить с Селигманом по этому вопросу, но специально для этого короткого очерка я ограничусь понятием гражданского общества, «как коллективным объектом, существующим независимо от государства»10.
Учитывая это определение, можно утверждать, что стадия появления гражданского общества, описанного Харастом, развивается в посткоммунистической системе по мере того, как демократия «строится на формах, энергии, опыте и плюрализации, которые уже приобрели очертания в гражданском обществе»11. Но этот опыт при тоталитарной системе все еще находился на стадии зарождения и требуются время, усилия и опыт, чтобы демократия прочно укоренилась. Отсюда и происходят серьезные неудачи, которые потерпела даже такая раскрепощенная страна, как Венгрия в мае 1994 года, когда неокоммунисты одержали значительную победу на парламентских выборах, что только частично объяснялось междоусобной войной, проводимой демократической оппозицией.
Перейдем к рассмотрению гражданского воспитания. За исключением немногих случаев, частично исковерканные проявления зарождающейся гражданской активности происходили в теоретическом вакууме - даже уже в 1980-х годах. Основы демократии были устранены в семантическом пересмотре -безжалостном, умышленном переопределении понятий руками высококвалифицированных мастеров слова. Эта форма лингвистического терроризма была в дальнейшем поддержана наглядно выражаемым презрением ко всем формам законодательных учреждений: «выборы» стали фарсом, канонизирующим заранее выбранного приспешника системы; «народные демократии» были смехотворной клоунадой; «парламенты» не представляли интересы никаких избирателей, кроме, как правящей элиты, которая очень редко удосуживалась общаться через контролируемую марионеточную прессу.
В то время, как политическая система в глазах людей ничего не имела общего с «людьми» в самом общем смысле этого слова, большинство из обычных граждан этих республик не знали почти абсолютно ничего об оставшемся мире.
В общем, свободный мир, описывавшийся одним словом «капитализм», виделся как затуманенная картинка богатства и цветов, одновременно заманчивый и пугающий, выражающий неосуществимое желание и политически необъяснимый. Такие простые понятия, как разделение власти, представительная республиканская демократия, юридические меры пресечения были не менее загадочные для большинства граждан Центрально-Восточной Европы, чем рецепты алхимии.
То же самое можно сказать о большинстве элементарных принципов экономики. Понятие «цены» не могло быть понято, не имея малейшего представления о механизме спроса и предложения. Погрязнув в политической экономии марксизма и имея только опыт централизованного планирования, большинство восточных европейцев не могло постигнуть «частнолавочную» экономику, ощущение которой является врожденным для американской молодежи. Понятие «прибыли» было неизгладимо очернено долгой традицией презрения к маленьким торговцам цыганской (либо другой) национальности и их, казавшейся непристойной, наклонности к ведению нелегальной торговли. Продажа мелких безделушек за жалкие гроши стала синонимичным понятиям коммерции и полулегальному, сомнительному получению прибыли.
В действительности, широко распространенная традиция торговли из-под прилавка и незаконного обмена бросает длинную уродливую тень на абсолютно нормальную, в действительности -жизненную практику предложения и обмена, которые определяют человеческие взаимоотношения. Человек экономический (homо есоnomicus) стал стыдиться своей принадлежности к этому статусу, желая спрятаться под любым выдуманным эфемизмом, и таким образом он становится неспособным найти что-либо, позволившее бы ему вместе со своей семьей выжить. До вступления в коммунистическую партию и преломления хлеба с угнетателями масс, большинство людей должны были вести себя так, чтобы сформировать о себе мнение, как о хороших законопослушниках. В процессе развития, экономическое понимание не смогло бросить темную тень на черный рынок. И центральные власти маскировали реальное действие экономических принципов, не давая возможности людям изучить эти принципы через опыт. Отсюда и постоянное замешательство в отношении наиболее основных гражданских принципов: понятий рыночного обмена.
И наконец, при тоталитаризме вымерло лучшее в религии и истинной народной культуре - в противоположность «кухне», допускаемой правящими властями для умиротворения масс. Официально министерство культуры допускает некоторую религиозную деятельность, при этом внедряя священство секретных осведомителей - в то время, как настоящих верующих преследовали, часть сажали в тюрьмы и даже убивали. В своей работе, написанной в 1988 году, британский ученый Джанис Браун пришел к выводу, что религия в Восточной Европе значительно пострадала за последние четыре десятилетия:
Идеологическая позиция коммунистических партий одинакова в Восточной Европе и Советском Союзе. Эта «научная» позиция рассматривает религию как искаженное отражение действительности, которое препятствует человеческому роду искать истинное спасение в материализме и гуманистическом обществе... Более того, церкви, которые часто в действительности являются единственными дозволенными негосударственными организациями, являются центрами потенциального инакомыслия. Поэтому правительства учредили специальные органы, целью которых является - держать религию под контролем12.
Диссидентская самиздатовская литература полна рассказов, документирующих затруднительное положение религиозных верующих и их детей. Сохранение религиозных традиций во всех странах бывшей советской империи обошлось дорогой ценой, шансы были очень малы. В Румынии, например, происходили одни из наиболее драматических когда-либо виданных форм разрушения религиозных и культурных национальных сокровищ: разрушение по приказу Николая Чаушеску, страдавшего патологической манией величия, тысячей церквей по всей територии - величественных сокровищ, построенных несколько веков назад.
В некоторой степени такое же случилось в каждой стране, включая тех, что находились под непосредственным господством России. Я сама это видела накануне первых демократических общегосударственных парламентских выборов в России после переворота. В сердце Москвы, около Красной Площади, стоит копия величественной старой церкви. Новое здание - чисто жалостное напоминание разрушенного здания, намного хуже, чем ничего - подобно пластмассовой части тела вместо плоти и костей. Когда я осматривала это здание вместе с десятками туристов и коренными русскими, я могла только посочувствовать, и у меня было чувство утраты и стыда (я не буду даже упоминать о разорении еврейских религиозных зданий, ибо они не могут сравниться с убийством самих евреев. По крайней мере, в Бабьем Яру в Украине, недалеко от Киева, находится монумент, а в большинстве других стран - непроницаемое молчание).
Конечно, религия никогда не может быть полностью разрушена. Поскольку было позволено существование религиозных заведений - и они были единственными легально существующими объектами, которые не подчинялись напрямую Коммунистической партии и не вдохновлялись ею - церкви стали центрами для неофициального, если не совсем, гражданского общества. Браун в 1990 году писал:
Некоторые люди находят, то что они ищут в официальной церкви, другие стремятся присоединиться к группам, связанным с церковью, которые могут быть либо официальные и открыто поддерживаемые церковью, поощряемые, неодобряемые, либо тайные. Официальным церквям подрезали крылья государственными постановлениями, обычно ограничивая всепоклонением в церкви, тогда как группы привлекают к себе тех, кто вникает в социальные и политические проблемы, а также проблемы существования, и основаны на личных контактах13.
Таким образом, остатки гражданской культуры и гражданского общества едва живые, взлелеянные в тени тоталитарного государства, прихрамывали на плечах людей, предохранявших мерцавшую свечу свободы от полного затухания. Однако это требовало храбрости и отчаяния. А результаты были очень хрупкие, едва ли достаточные для того, чтобы создать жизнеспособные политические системы, которые противостояли бы жестокой реальности экономической перестройки в постсоциалистическом мире. Требовалось бы гораздо большее.
Кратко перечислю, что преимущественно осталось в наследие: увечие памяти, уничтожение стимулов, недоверие к ближним, цинизм, изнеможение, вспышки чрезмерного национализма, подогреваемого гневом из-за разрушения истинных традиций иностранными элементами, либо изнутри, либо обычно - извне, полуразрушенное состояние и общее экономическое бедствие, короче говоря - психологические и физические невзгоды. При таком положении дел только от наиболее усложненной и исчерпывающей перестройки теоретического знания, которая позволила бы не только объяснить опустошительные действия прошлого, но также показать путь к новому будущему, можно было бы ожидать, по крайней мере, появления проблеска надежды. Этот вид новых знаний может быть описан словами «гражданское образование». Оно должно включать не только принципы демократии, но также обоснования ее необходимости.
Проблемы гражданского образования
Во-первых, само упоминание термина «гражданское образование» люди встречают пожимая плечами: что значит «гражданское», спрашивают они, как это можно применить в реальной жизни. Учителя жалуются на то, что старые учебники не содержат необходимого материала, в то время, как новые учебники еще не издали. «Но как можно обучать без учебников?» -спрашивают они. Знания, содержащиеся в учебнике, являются привычными: дозированные факты и готовые методы. Поваренная книга демократии, которая содержит уже готовые рецепты с предварительно измеренным количеством составных частей, именно от нас учителя, привыкшие десятилетиями к зубрежке без осмысления, стали зависеть, подобно заурядным поварам. Щепотка этого, щепотка того, и чудесно: новый человек готов, все задано, чтобы восстановить homo socialisticus (человека общественного), который, в действительности, никогда не существовал. (Хотя, в действительности, появилась мутация, напоминающая зеркальное отражение марксистского учения: эгоистичный, привыкший выкрикивать лозунги, недоедающий человек, которого приучили не доверять ни кому).
Гражданское образование для нового общества сталкивается с трудноразрешимой проблемой: изменить избирателя таким образом, чтобы он стал смелым, поддерживающим сотрудничество, даже благородным, человеком, который мог бы принимать свои собственные решения, основываясь на своих собственных суждениях, который без боязни мог бы оспорить мнения другого человека, но при этом уважать его, и его мнение, который мог бы изменить свои суждения, если факты оправдают это изменение, и мог бы присоединиться к другим, если общие усилия (общие действия) являются более эффективными, чем деятельность в одиночку. Другими словами, результатом гражданского образования должно быть формирование другого вида человека -человек демократический (homo democraticus) не имеет четкого отпечатка, части его тела и извилины головного мозга не могут быть сконструированы в соответствии с отождествляющими размерностями подобно карте, проектирующей улицы для пешеходов. Он должен создать себя сам.
В конечном счете, смысл эффективной программы гражданского образования - помочь построению гражданского общества. Это означает - создание постоянно обновляющегося полностью активного объединения добровольных организаций, предназначенного для достижения общих целей. Это означает - создание политической культуры, которая была бы ориентирована не на разрушение политической жизни страны, а на успех в сведении правил до минимума, эффективно используя их, и предоставляя наибольшую возможную роль частной инициативе. Гражданам следует начать активную деятельность в своих общинах, участвуя в добровольных группах, а не обращаясь к правительству, что очень часто бывает первым шагом, с запросом о регулировании и централизованном управлении.
Неправительственные организации всех видов, некоторые более формальные, чем другие, некоторые более крупные и некоторые очень маленькие, представляющие объединения одинаково мыслящих индивидуумов, преследующих общие желаемые цели (в то же время уважающие право других делать то же самое) требуют как атмосферы терпимости, так и уважения и юридических установок, которые сделали бы их существование возможным - это было бы очень желаемо. Неправительственные организации могут развиться во внешнюю политическую структуру, которая должна будет удовлетворять определенным стандартам для того, чтобы было возможно ее существование: она должна быть стабильной, отвечающей интересам граждан и, таким образом, доверяемой, ограниченной в размере так, чтобы позволить осуществление индивидуальных прав, она должна быть уважаемой, что, надо сказать, осуществимо через юридический механизм для того, чтобы она стала реальностью.
Следовательно, программа гражданского образования должна быть всеохватывающей, включать и информацию о политической структуре демократической системы - включая теоретические основы этой структуры, прежде всего принципы политической законности и индивидуальные права - и информацию о частном секторе, который формирует гражданское общество и многие его ответвления.
Теоретическое знание особенно необходимо, когда практический опыт либо отсутствует, либо, еще хуже, является неполным и сбивающим с толку. Очень важно, чтобы гражданское образование включало сравнительную информацию о различных системах представительной демократии с ее различными ограничениями и относительными преимуществами14.
Как передаются теоретические знания гражданского образования? Прежде всего через написанные тексты. Однако, все более и более творчески используются средства массовой информации, включая заказные телевизионные программы, выборы моделируются, что успешно использовалось IFES в разных, и как ни странно похожих местах, как например Никарагуа и Россия; производятся обмены и стажировки, чтобы люди сами посмотрели, как выглядит оставшийся цивилизованный мир. Кроме того, введено образование для деловых людей, связанное с гражданской культурой, которое помогает людям понимать реальности экономической жизни, введено обучение менеджеров, которое также относится к обучению лидерству, проводятся симпозиумы по обмену информацией по специальным проблемам развития новых понятий демократического общества.
Поиск инструментов, определенной сущности предмета, инструкторов, которые работали бы лучше всего в любой специфической окружающей обстановке - очень трудная проблема. Она включает поход «попал/не попал», который дополняется твердым желанием найти выход и убеждением, что решение в действительности будет найдено.
Однако здесь невозможно обойтись без посвящения себя стремлению к гражданскому образованию. Наиболее важные качества, которые должен иметь инструктор, это - уважение своей аудитории, понимать ее нужды, способность слушать, терпение и скромность. (Последнее качество наиболее трудно приобрести, поскольку всегда легче увлечься собой в процессе помощи другим, которые являются благодарными и умными. Это требует благородства души.)
Имеются также определенные другие трудные проблемы. Одной из наиболее коварных и непостоянных проблем, которая в некоторой степени застала Запад врасплох - это проблема национализма, которая иногда сливается с некоторым видом нетерпимого религиозного фундаментализма, смешанного с неприязнью к иностранцам.
Однако, перед тем, как начать исследование этих наиболее важных проблем, должен быть задан вопрос: что конкретно называется «гражданским образованием»? Этот термин так часто используется, что вопрос выглядит неуместно, как будто бы образованная публика должна наверняка знать, что он означает. Однако, это едва ли может быть оправдано; поскольку этот термин не только двусмысленный, но также и неясный. Во всех языках двусмысленность не обязательно является нежелательной: она позволяет более широкое применение и сочетает многочисленные контексты. В этом контексте, однако, требуется определенная степень точности.
Я предлагаю определить гражданское образование, как и набор понятии, которые составляют принципы свободного общества и определенные иллюстрации того, как эти принципы действуют в реальности. Для каждой страны в отдельности, гражданское образование должно также включать юридическую и социальную системы гражданского поведения в соответствии с существующей системой. Очевидно, что гражданское образование относится и к политической жизни и к частной области, поскольку они оба необходимы для выживания в жизнеспособном обществе, чьи граждане сами управляют и уважают друг друга. Ввиду того, что гражданское образование является иллюстративным и поучительным, оно является и должно быть свободным от партийной идеологии. Его философский базис основывается просто на потребности информировать граждан о том, что такое демократические системы, а также какие элементы свободного действия возможны внутри существующих рамок своих собственных стран. Философская предпосылка гражданского образования основывается на подразумеваемом праве всех индивидуумов самим управлять, в соответствии с кантовским категориальным императивом, что никто не должен использовать другое человеческое существо для своих собственных нужд.
Мимоходом следует заметить, что одна особая компонента гражданского образования известна как «образование избирателя», что относится к фактам, требующим проинформированности избирателей: например, какими являются партии, принимающие участие в выборах, их различные платформы, а также, что означает понятие «партия» в плюралистической системе. Еще более специфичной является «информация для избирателя», которая относится к конкретным фактам, требующимся для того, чтобы правильно заполнить бюллетень с позиции хорошо проинформированного человека.
Политическая система страны всегда является наиболее важной частью социальной жизни, поскольку это относится к использованию силы при осуществлении либо защиты, либо нарушения прав, в зависимости от системы. Не существует середины. Правительства либо хорошие, либо плохие, в различной степени, но они не могут быть посредственными - такого пункта выбора не существует. Правительство, которое гарантирует личную свободу, улучшит применение гражданами их энергии; правительство, которое истощает их энергию, неизбежно делает так путем порабощения. Уважение политической деятельности невозможно, когда граждане отказываются верить, что политика не делает ничего, кроме как лишает обманным путем их законного права на свободу. Гражданская культура, поэтому, предполагает порядок, при котором уважаются эти права.
Парадоксально, однако, что такого порядка вообще достичь невозможно, если граждане не готовы учредить его и не готовы защищать свои права против насилия со стороны избранных чиновников. Если на свободу не будут предъявляться права, и она не будет защищаться, то она никогда не пустит корни. А если не введена свобода, то невероятно, чтобы появилось экономическое благополучие и абсолютно невероятно, чтобы им воспользовалось абсолютное большинство населения. В результате такой искусственно (политически) созданной экономической неустойчивости, озлобленное население изнемогает и разочаровывается, будучи при этом неспособным работать в полную мощность. Другими словами, гражданское общество не может процветать без политического контекста, который защищал бы и реально поддерживал его существование - что практически означает - политической системы, которая защищала бы индивидуальные права.
В особенности, политическая система, которая допускает индивидуальную инициативу в частной сфере, должна установить сильную охрану частной собственности и уважение верховенства закона. Уважение верховенства закона обязательно. Это требует полного изменения старой системы псевдозаконов, а также - что является намного более трудным, замены, либо переобучения судей, которые не выполняют на практике конституционных постановлений по защите прав. Их следовало бы заменить теми, кто рассматривает это своей первейшей обязанностью.
В равной степени важно объяснить, что слово «собственность» не является синонимом «нечестно полученной прибыли». Настоящая действительность при посткоммунистической эре свидетельствует не в пользу этого аргумента: в большинстве стран люди, получившие непосредственную прибыль от приватизации - это работники бывшей номенклатуры, которые обладали «внутренним» знанием процесса и хорошо защитили себя в финансовом отношении15. Они составляют значительную часть нового класса капиталистов-предпринимателей, тем не менее, поразительно большее число людей, кажется, ощущает важность конкуренции и свободного предпринимательства. Несмотря на последние неудачи, импульс поддержки настоящей приватизации не потерял своей силы. Обычные люди признают, что все только извлекут пользу, если будет больше свободы. В Румынии, например, большинство профсоюзов продолжают давить на правительство, чтобы продолжить децентрализцию и уменьшить контроль над экономикой со стороны правительства.
Однако, силы против этой тенденции также значительны. Философия децентрализации противоречит не только коммунизму, но также таким общинным идеологиям, как национализм с нетерпением к иностранцам и некоторые разновидности религиозного фундаментализма. Все эти отклонения возникли из-за совокупных потребностей людей, что не может быть полностью объяснено тем, что сам коммунизм также является отклонением. Эти идеологии нашли гораздо большее число приверженцев в Центрально-Восточной Европе, чем можно было надеяться. Помимо интеллектуального вакуума, оставленного марксизмом-ленинизмом, они представляют наиболее значительные препятствия созданию истинной гражданской культуры.
Для западных аналитиков было частично сюрпризом появление большого числа приверженцев национализма с нетерпимостью к иностранцам в посткоммунистической Восточной Европе (например, в Румынии) и бывшем Советском Союзе, наиболее драматически в России (что может быть проиллюстрировано успехом Владимира Жириновского, лидера обманчиво названной либерально- демократической партии; подтверждением может также служить «операция в Чечне», начатая в конце 1994 года под руководством президента Бориса Ельцина). Их антилиберальная, антизападная предвзятость представляла запутанное сочетание религиозных и статистических предубеждений, враждебных спонтанно появившемуся плюрализму, который лежит в основе истинного гражданского общества. Таким образом, появившийся национализм представляет неожиданную и достаточно трудную проблему, вдобавок к коммунистической идеологии, за которую должно будет взяться гражданское образование. Этот своеобразный вариант национализма посткоммунистических Восточной Европы и России может быть рассмотрен как особая сторона наследия марксизма-ленинизма16.
Далее приведены два разъясняющих момента. Во-первых, национальные чувства, в основе которых лежит желание быть независимыми в таких странах, как Эстония, Латвия, Литва, Украина и других бывших колониях СССР, не обязательно распространяются дальше, чем желание вернуть политический статус, существовавший до образования Советского Союза, и признание культурной автономии. Эта позиция четко отличается от антидемократического национализма и национализма с неприятием иностранцев. В действительности, недавний опрос IFES показывает, что пятеро из десяти украинцев, среди тех, кто строго поддерживает самоопределение Украины, не одобряют «национализм» (имеется ввиду черезвычайно фанатичный украинский, а не русский национализм). Во-вторых, отчетливо выражены антирусские настроения, которые наблюдаются во всех бывших колониях, очевидно не являются исключительным, либо даже основным выражением национализма, но отражает вполне понятное чуство обиды за многие десятилетия страданий в результате московского тоталитарного марксистско-ленинского империализма.
Очень болезненное и разнообразное наследие марксизма-ленинизма создало множество преград. Для их преодоления необходимо: изменить у людей искаженное видение истории; справиться с чувством задетой гордости и недостатком самоуважения; преодолеть последствия экономичекой травмы; укрепить чувства истинного товарищества; навести порядок с языком, который был предназначен для того, чтобы замаскировать реальность в эвфемистический наряд; справиться с секуляризацией; и наконец, справиться с маневрами выделяющегося ядра номенклатуры, которая не желает оставить свои старые привилегии, и не имеет никакого отношения к демократии.
Исчезновения доверия и сочувствия, либо «чувства товарищества», несомненно является более коварным и существенным препятствием, и бесспорно это будет преодолеть труднее всего. Доверие является не тем, чем-либо, о котором учат в академических учреждениях; оно является результатом жизненного опыта и позиции, взлелеянной нормальным социальным существованием. Коммунизм подорвал эту позицию достаточно парадоксально, а именно выделяя группу превыше всех индивидуумов - при этом, требуя немедленных докладов обо всех случаях нормального поведения, которое могло бы навредить интересам Группы - таким образом подозрение становилось неизбежным. Невозможно правильно оценить истинную природу посткоммунистического общества без понимания этого факта.
Помимо подозрения к своим собственным соотечественникам, существовало также глубокое недоверие к иностранцам, хотя, конечно, различные нации рассматривались по-разному. Западу не доверяли по довольно ясной причине - он не пришел на помощь нациям Центрально-Восточной Европы во время советской оккупации. В течение всего этого времени, различные меры, предпринимаемые коммунистическими правителями для ослабления напряжения, воспринимались людьми плененных наций с недоверием. Вся система окончательно разрушилась под своим собственным весом в 1989 году.
Ненависть легко входила в атмосферу, которая называлась - используя выражение чешского писателя Джозефа Зверина - «в целом идеология ненависти»:
Эта идеология оправдывала все, что требовалось: все было позволено для того, чтобы достигнуть успеха: она поддерживала ненависть и даже требовала ее в некоторых случаях. Не может худшей угрозы человеческой морали и жизни, чем эта идеология. В то время, как мы, к несчастью, искали ненависти в различных видах во всем мире, ненависть здесь имела особенные черты. Воспитание людей с единственной дозволенной идеологией создает намного больше оснований для такой ненависти. Ненависть была как бы «национализирована»17.
Наследие ненависти не может ничего, кроме как самовыражаться в патологических формах взаимодействий между людьми после падения коммунизма.
В равной степени появлению истинной гражданской культуры препятствовал недостаток самоуважения, присущий коммунистической системе. Положение, при котором надо было врать - не только о своем собственном прошлом, но даже о настоящем, о делах, происходящих перед своими собственным глазами из-за боязни секретной полиции, из-за боязни уничтожения и отмщения не только за себя, но также за своих детей и родителей,-создало глубокое чувство неуверенности в себе. Не имеет значения, насколько ясно, что такой страх абсолютно оправдан, чувство, что кто-то должен был пожертвовать всем в интересах инстины, невозможно полностью подавить.
Вацлав Гавел описывает суть этого процесса в своем ныне известном очерке «Власть бессильных», в следующем отрывке:
Каждый в той сфере власти не потому, что они могли реализовать себя, как человеческие существа, но потому, что они могли сдать свою человеческую индивидуальность в пользу индивидуальности системы, то есть потому, что они могли стать агентами общего автоматизма системы и слугами ее самоопределяющих целей, потому, что они могли участвовать при общей ответственности за это, потому что они могли быть втянуты в нее и пойманы в ловушку ею, как Фауст с Мефистофелем18.
Это Фаустово наследие тажело лежит на людях Центрально-Восточной Европы. «Выбор спасения» Гавела подобно «жизни в истине» Александра Солженицина не может помочь тем, кто иногда полностью умышленно, иногда полусознательно, и иногда даже бессознательно, соглашается с «большой ложью» своих коррумпированных марксистских режимов. Они не могут простить себе.
Однако, простить они должны, и себе и другим, если они вынуждены жить и работать вместе, строить новую жизнь для себя и своих детей, и учреждать демократию. В этой трудной задаче, Запад может помочь в некоторой степени; в конечном счете, они должны помочь себе сами.
Это не означает, что следует минимизировать помощь Запада. В то время, как опыт незаменим, люди Центрально-Восточной Европы несут в себе, в своей исторической памяти - знания прошлых времен и, по крайней мере, подсознательно понимаемой демократии, западная политическая теория и опыт, наследие либерализма и консерватизма в рамках демократических традиций являются наилучшим даром, которым мы можем поделиться с нашими менее удачливыми, хотя и необязательно менее опытными восточными братьями.
Что может предложить западный опыт?
Двухсотлетняя конституционная республика Соединенных Штатов является определенно самой древней республикой в истории, имеющей свободное правительство в течение неразрывного периода времени. Однако, необычным является не только срок давности, но и в не меньшей степени - ее размеры и разнообразие населения. Она дает нам некоторое представление будущего постнационалистического государства, вмещающего в себя различные культуры и традиции с терпением и энергией. Но оно не является совершенным, никакая демократическая система не совершенна. Ни одна из форм представительского самоуправления не может быть совершенной, поскольку никто не может говорить за другого, кроме как за себя и, кроме того, представительство требует получения полномочий. Американская система сильно бедствует, имея массу проблем, связанных с махинациями, нечестным ведением юридических процессов в чьих-то интересах, коррупцией, пустыми растратами денег, чрезмерным налогообложением. Но принцип индивидуальных прав и права на частную собственность является большей частью верховным. Какие бы ни были нарушения этого принципа, а их бывает очень много - по крайней мере имеется признание того, что лежит в основе всецело хорошего правительства (которое, надо сказать, ограничено).
Кроме Америки, существует общий опыт западного мира, с различными избирательными системами и разным опытом федеративного устройства. Плюрализм являлся нормой в современный период времени, с парламентскими демократиями, с выраженным превосходством законодательной власти над исполнительной, со смешанными результатами.
Помимо политики, однако, западный опыт в построении гражданского общества представляет особенный интерес. Созвездия неправительственных организаций, колебания частного добровольного сектора, целый спектр ассоциаций и групп, которые удовлетворяют определенные нужды и интересы, представляют картину, на которой представлена игра и работа людей, стремящихся к счастью, которому препятствуют правительственные ограничения. Сам пример такой деятельности подбадривает, объяснение его теоретической основы подчеркивает его универсальную уместность.
Отнюдь не имеется ввиду, что люди из бывшего советского блока либо несведущие в принципах свободного общества, либо не склонны к свободе и, таким образом, требуют интенсивной программы обучения. Едва ли. Жажда свободы явилась главной причиной грандиозного разрушения берлинской стены. Люди, которые познали гнет, знают из личного опыта, что мешает их воображению и энергии создавать процветание для себя и для своих детей. Но знание того, что им следует искать взамен. Таким образом, сочетание неопределенности, страха перед незнакомым и недопонимание того, что возможно в свободном обществе, может привести к колебанию и скептицизму в отношении демократии. Более того, считается, что то, что может работать в одной стране может не работать в другой - и не без причины. Невозможно импортировать светокопии, либо экономические, либо политические, не обращая внимания на содержание. Что нельзя сказать, так это то, что определенные общие принципы не применимы универсально.
Вдобавок к естественной неохоте воспринимать западный опыт, вакуум информации, умышленно созданный в период советской эры, привел к нечетному и иногда искаженному видению истинной природы демократической жизни. Многие люди в бывшем советском блоке видят Запад через очки Голливуда, но гораздо более часто впечатления о западном мире приобретаются из отчетов людей, имеющих к нему очень далекое отношение, при этом степень правдоподобности изменяется в широких пределах.
Однако, вдобавок к информации о западной жизни ясно существует большая потребность в гражданском образовании в бывшем советском блоке, в отношении каждой из систем, в которой возникли новые демократии. Страны Центрально-Восточной Европы все еще стремятся найти наилучший политический путь для себя., Проведенный IFES опрос в Украине, в январе 1995 года, например, выявил, что приблизительно восемьдесят процентов украинцев не знают о своих законных правах в отношении властей и более половины чувствуют, что они не имеют достаточно информации о кандидатах или партиях для того, чтобы сделать хороший выбор в день выборов.
В 1960-х годах одна из наиболее популярных песен провозгласила о начале новой эры. Имя было великолепно, подходящим образом подобрано, трудно поправимое, мотив навязчивый, гармония простая и действующая на подсознание. Имя загадочности, астрологической рациональности, надо сказать, что она не являлась рациональностью вообще, либо, по крайней мере, особый вид, управляемый богами, находится вне нашей досягаемости. К порядку либерального правосудия. Парадоксально, бывший советский блок был готов принять также встречу начала этого, особенного века, века водолея. Они также стали во многих отношениях циничны и неспособны принять, либо, по крайней мере, понять рациональность, которая управляет западными демократическими системами. В отличие от Америки 60-х годов, хрупкие посткоммунистические нации не имеют срочных конституционных рамок и колеблющегося частного сектора, который никогда не позволит такой установки ума, которая привела бы к окончательному отчаянию и хаосу. Бывший Советский Союз к сожалению лежал на самом краю пропасти. Его либеральные рамки шатки. Сильная волна водолея была бы достаточна, чтобы разрушить его, как песчаный замок.
Если «гражданское образование» - название, для которого западное общество может предложить кое-что в виде примера и теоретического знания, то давайте называть его таким образом. Проводя разделения, мы могли бы помочь этим вновь появившимся демократиям увидеть в своем веке водолея - зарю надежды, доверия и энергии. Это было бы не только легче в политических рамках, основанных на благоразумии - направляющем факеле просвещения, который вдохновил рождение Соединенных Штатов - что в действительности могло также случиться, если каждый бы признал его превосходство. Только тогда права будут уважаться, а гражданское общество - процветать.
Это не простой альтруизм; поскольку огромная территория, которая некогда ощущала муки варварского эксперимента, известного как коммунизм, неспособный к установлению демократических процессов - продолжая в то же время нагромождать до небес огромное количество ядерных ракет - никто не может чувствовать себя безопасно. Мы не имеем практически никакого выбора, кроме как поделиться нашим опытом индивидуальной свободы, выборов на основе плюрализма, свободного рынка и бесцензурной печати.
Можно действительно сказать, что на нас лежит ответственность сделать это дело. Не по причинам, что можно иногда слышать - а именно, что мы, жители Запада, в особенности американцы, ответственны за «распродажу» в Ялте, что мы цинично покинули наших братьев, оставив их жить при коммунизме, что мы не спасли их во время «холодной войны», вместо этого ведя разговоры о сближении и компромисс, закрывая глаза на ужасы ГУЛАГа и повседневной тоталитарной жизни. Какой бы ни была истина в отношении этих обвинений - не имеет значения. Ответственность должна быть другого рода: не из-за позора и вины, не из-за необходимости и страха, а из чуства единства, принадлежности всему людскому роду. Однако, поскольку дорогим является каждое особое этническое наследие, то нации, в конечном счете, являются всего лишь вымыслом политического воображения перед Хозяином Водолея. Мы все до единого - в нем, который сделал нас, какими мы есть: с недостатками, прекрасными, глупыми, чудными и равными перед бесконечным небом. Мы заслуживает того, чтобы уважать друг друга как самих себя. И в этом, мы полагаем, есть наше спасение.
Международный Фонд Избирательных Систем (IFES)
1101 15th Street, N.W., Washington, D.C., 20005 USA
тел. (202) 828-8507 факс (202) 452-0804
252024, Киiв, провулок Дзержинського, 4, кв. 5 тел. (044) 293-5042
1 Ассоциация работников избирательных органов стран Центральной я Восточной Европы (АСЕЕЕО), созданная Международным Фондом Избирательных Систем в 1990 году, которая включает членов со всех стран в регионе, сдабривает учреждение таких институтов и содействует диалогу по обмену опытом по проведению выборов, однако еще предстоит сделать очень много в этом направлении.
2 В результате этого опроса обнаружились и другие интересные факты: каждые девять из десяти опрошенных граждан Украины неудовлетворены, либо полностью неудовлетворены ситуацией в государстве; каждые шесть опрошенных из десяти считают, что они имеют мало, либо не имеют никакой информации о реформах по созданию свободного рынка на Украине. Однако, три четверти избрали овну из западных стран в качестве модели для развития Украины. Опрос был основан на обширном интервьюировании 1201 человека.
3 Молдова является одним из наиболее последних и драматических примеров этого. Из-за присутствия русских в Приднестровском регионе, президент Молдовы заявил в феврале 1994 года, что страна серьезно рассмотрит систему федерализма для того, чтобы избежать возможных военных конфликтов. Прошел год. а это все ешс остается под вопросом. Решения на основе федеративных принципов устройства для разных этнических групп могли бы быть также применены в Словакии и Румынии; для того, чтобы покончить с проблемой меньшинств венгерской национальности. В декабре 1994 года Украина решила создать новую конституцию, которая позволила бы применять федеративные принципы устройства дяя разрешения крымского вопроса.
4 «Свободы в мире», годовой обзор политических прав и гражданских свобод, 1992-1993. Р.Брюс МакКоям, координатор выпуска обзора (Дом свободы: Нью-Йорк, 1993. стр.49)
5 Там же, стр-55
6 Под редакцией Владимира Тисманеану «В поисках гражданского общества: Независимые движения за мир в советском блоке (Роутледьж пресс: Нью-Йорк и Лондон, 1990, стр.85)
7 В своем полезном исследования, блестающим эрудицией, «Идея гражданского общества», венгр Адам Б. Селигман пишет, что «в этом современном Возрождении (начиная с 1970 года) идеи гражданского общества, его понятию стал даваться другой смыс новыми людьми» (Иск УоА, Тогопю: «ГЬс Ргес Ргек, а Дптяоп оГ МаспцЦад. 1пс. Мах»с11 МастШап СапаВа, 1992, стр.1). Общая тема, тем не менее, включает «правильный путь самообразования общества, либо в терминах частных лиц, либо поделенной общественной сферы» (стр.2).
8 Цитируется Селигманом, стр.2
9 Там же, стр. 10
10 Там же, стр 5
11 Там же, стр.87
12 Janice Вrown, Conscience and Captivity: Religion in Eastern Europe (Сознание и Пленение: Религия в Восточной Европе) (Washington, DC.: Ethics and Public Policy Center, 1988), стр.15
13 Вraun. ор.сit., стр. 194
14 Например, в статье Аренда Лийфарта «Демократии: Модели мажоритарных правительств и правительств, основанных на консенсусе - в двадцать одной стране» (New Haven: Yale University Press, 1984) применяется такой сравнительный подход. Имеется также много других. Смотрите также обсуждения в статье «Проблемы установления демократических институтов» в Larry Diamond и в статье под редакцией Марка ф-Платтнера «Глобальное возрождение демократии» (Вaltimore: Тhe Johns Hopkins Press, 1993), стр. 95-192
15 В своей новой книге «The Birth of Freedom: Shaping Lives and Societies in the New Eastern Europe» (Рождение свободы: формирование жизни и обществ в новой Восточной Европе) (Simon and Shuster. New York, 1993), Андрей Нагорский обсуждает эту проблему, особенно в главе 4 «К рынку», стр. 145-178
16 Для более полного ознакомления с источниками, смотрите книгу Джулианы Джеран Пилон «Тhe Bloody Flag: Post Communist Nacionalism in Eastern Europe - Spotlight on Romania» (Кровавый флаг: посткоммунистический национализм в Восточной Европе - Освещение ситуации в Румынии) (NewBrunswick and London: Transactions Publishers, 1992), особенно глава 2
17 Джозеф Зверина «On not living in Hatred» in Vaclav Havel, ed., the Power of the Powerless (Власть бессильных) (Armonk, New York: M.E.Sharpe, Inc., 1990) стр.212
18 Там же, стр. 36-37
|