Демократия.Ру




При монархии правосудие исходит от короля. При республике оно должно исходить от народа. Виктор Гюго (1802-1885), французский писатель


СОДЕРЖАНИЕ:

» Новости
» Библиотека
Нормативный материал
Публикации ИРИС
Комментарии
Практика
История
Учебные материалы
Зарубежный опыт
Библиография и словари
Архив «Голоса»
Архив новостей
Разное
» Медиа
» X-files
» Хочу все знать
» Проекты
» Горячая линия
» Публикации
» Ссылки
» О нас
» English

ССЫЛКИ:

Рейтинг@Mail.ru

Яндекс цитирования


19.12.2024, четверг. Московское время 00:54


«« Пред. | ОГЛАВЛЕНИЕ | След. »»

Глава III. Мировой теоретический и практический опыт: какие ветви власти можно выделить?

После рассмотрения функциональной самостоятельности и организационной обособленности избирательных органов следует коснуться вопроса, соответствует ли выделение самостоятельной избирательной ветви власти основным положениям теории разделения власти, а также мировому опыту претворения данной теории в жизнь.

Общепризнанно, что основоположниками теории разделения власти являются Дж. Локк и Ш. Монтескьe. Вместе с тем истоки этой теории находят и в более ранних источниках, в частности в работах Аристотеля, Эпикура, Полибия. Так, в трудах Аристотеля исследователи в качестве предварительных подходов к концепции разделения власти находят весьма высокую оценку системы распределения полномочий между такими органами афинской политии, как экклесия (Народное собрание), булэ (Совет пятисот), гэлиэя (своеобразный судебный орган). Полибий, который, как известно, в своих трудах опирался на ряд выводов Аристотеля (хотя, по мнению некоторых исследователей, с трудами Аристотеля, по всей видимости, Полибий знакомился не непосредственно, а через какие-то популярные руководства33), развивал идеи предпочтительности смешанного правления, т.е. такого, в котором смешиваются элементы чистых форм правления: царской власти, аристократии и демократии34. Среди современных Полибию государств наилучшую организацию в духе смешанного правления он находит в Римской республике, указывая, что уравновешивающие друг друга властные институты, а именно - консулы, Сенат и народ (в лице комиций, т.е. Народного собрания), выражают соответственно царское, аристократическое и демократическое начала. В то же время у древних авторов можно найти лишь фрагментарные замечания и мысли, указывающие на возможность появления указанной теории, однако сама теория не была создана и не было предварительной концептуальной проработки идей, непосредственно приводящих к формулированию положений такой теории.

Несмотря на то, что Дж. Локк рассматривал разделение власти как весьма значимую ценность в сфере политики и полагал, что следует отдавать предпочтение выстраиванию системы государственных органов именно на основе разделения власти (об этом свидетельствует его замечание: «где законодательная и исполнительная власть находятся в различных руках (как это имеет место во всех умеренных монархиях и правильно организованных правительствах)»)35, он вовсе не считал, что при отсутствии реализации разделения власти нормального государства не существует. Таким образом, идея разделения власти изначально рассматривалась в качестве предпочтительной и желательной для внедрения в практику, но не как универсальный принцип построения системы государственных органов. В своих работах Дж. Локк выделял три ветви власти: законодательную, исполнительную (правительственные и судебные полномочия) и федеративную (полномочия в области внешней политики). Тем не менее он подчеркивал, что федеративная и исполнительная власть могут находиться в одних и тех же руках36, тогда как законодательная власть должна быть не только отделена от исполнительной и федеративной, но и олицетворять собой верховную власть в сообществе37.

В свою очередь Ш. Монтескьe более последовательно и четко сформулировал основные положения теории разделения власти, чем его предшественник Дж. Локк. Исследование Ш. Монтескьe «О духе законов» увидело свет на несколько десятков лет позже процитированных выше «Двух трактатов о политике» Дж. Локка. Понятно, что потребовалось время для осмысления выдвинутых Дж. Локком идей. По Ш. Монтескьe, «в каждом государстве есть три рода власти: власть законодательная, власть исполнительная, ведающая вопросами международного права, и власть исполнительная, ведающая вопросами права гражданского»38. Уже здесь можно увидеть генетическое единство концепций Дж. Локка и Ш. Монтескьe. Но далее Ш. Монтескьe поясняет, что третий род власти можно именовать судебной властью. Вообще выделение трех ветвей власти - законодательной, исполнительной и судебной - было признано в теории разделения власти классическим.

Однако позже стали предлагать выделять большее число ветвей власти, в обоснование чего приводились довольно веские аргументы. Например, Б. Констан полагал, что существуют следующие ветви власти: 1) королевская (нейтральная или посредническая) власть; 2) исполнительная власть; 3) постоянная представительная власть (власть наследственной палаты пэров); 4) власть, представляющая общественное мнение (власть выборной нижней палаты); 5) судебная власть, а также особая (уже шестая по счету) ветвь - муниципальная власть.

Данной теорией занимались ученые не только Европы. Видный китайский мыслитель и политический деятель рубежа ХIХ-ХХ вв. Сунь Ятсен предлагал свой вариант деления ветвей власти, а именно: законодательная, исполнительная, судебная, контрольная и экзаменационная власть39. Выделение такой ветви власти, как экзаменационная, в его концепции отражает специфику теории и практики построения государственного аппарата, господствовавших в Китае на протяжении более чем тысячелетия. Ведь назначения на различные должности в государственной службе производились в Китае (как и в некоторых соседних государствах в отдельные исторические периоды) по итогам периодически проводимых специальными государственными комиссиями экзаменов, хотя сама экзаменационная система не раз менялась. Наличие экзаменационной ветви власти представляет особый интерес, так как система органов в рамках данной ветви государственной власти, согласно взглядам Сунь Ятсена, предназначена исключительно для формирования иных органов государства. Безусловно, экзаменационная власть никоим образом не напоминает избирательную власть, но надо не забывать, что сама по себе система экзаменов в Китае использовалась при назначении государственных служащих на различные должности в рамках государственного аппарата, который ныне относится прежде всего к сфере исполнительной власти. Важно, однако, подчеркнуть, что отдельные мыслители предлагают выделить в отдельную ветвь власти государственные органы, выполняющие главным образом функцию формирования иных государственных органов.

Отметим, что такая система разделения власти нашла свое воплощение во Временной Конституции Китайской Республики 1912 г. Правда, вскоре была установлена военная диктатура, во время которой данная Конституция практически утратила свое значение. После ликвидации военной диктатуры в 1925-1927 гг. действие этой Конституции было восстановлено на большей части территории Китая. В соответствии с упомянутой Конституцией, на национальном уровне было образовано пять палат (юань): экзаменационная, юридическая, исполнительная, законодательная и контрольная. Все министерства, за исключением министерства юстиции, находящегося в ведении юридической палаты, подведомственны исполнительной палате. Кроме того, при правительстве отдельно существовал Военный совет. Временная Конституция послужила основой для принятой в 1947 г. Конституции Китая, сохранившей в целом в сфере организации государственных органов идеи Сунь Ятсена. После провозглашения в 1949 г. Китайской Народной Республики (в которой вообще отказались от принципа разделения власти) действие Конституции 1947 г. сохранилось только на Тайване, где она действует вплоть до настоящего времени (с поправками 1990-х гг.). Однако в условиях продолжавшихся в Китае свыше 30 лет гражданских войн, революций, войн с иностранными государствами, военных переворотов принцип разделения власти не мог реально играть существенной роли, у власти же зачастую были милитаристские группировки. На Тайване также после 1949 г. десятилетиями сохранялось периодически продлеваемое военное положение.

Целый ряд рассмотренных выше теоретических положений нашел отражение в источниках права различных стран. К примеру, в ст. 16 французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г. (рассматриваемой в настоящее время как часть действующей Конституции Франции) даже сказано, что «общество, где ... нет разделения властей, не имеет Конституции»40. Однако ни в указанной Декларации, ни в Конституции 1958 г. не перечислено, какие именно ветви власти признаются действующими во Франции и какие органы власти относятся к той или иной ветви (хотя в Преамбуле Декларации и упоминаются законодательная и исполнительная власть, но безотносительно к принципу разделения власти41). Стоит отметить, что в XIX в. на теорию и практику конституционализма во Франции, как и некоторых других государств, оказали определенное влияние идеи Б. Констана о разделении власти. При этом Б. Констан и сам активно пропагандировал их, стремясь внедрить свои взгляды во французское конституционное законодательство. Так, концепция Б. Констана нашла в той или иной мере отражение в Конституционных актах Франции 1814, 1815 и 1830 гг., в Конституции Бразилии 1824 г., в Конституционной хартии Португалии 1826 г.

Концепция Дж. Локка (а именно его идея верховенства законодательной власти и, соответственно, ее носителя - парламента в системе разделения власти) получила распространение и законодательное закрепление в некоторых странах. Хотя заметим, что данная концепция, в особенности в современных условиях, видимо, не всегда заимствуется непосредственно из работ Дж. Локка (не говоря уже о ссылках на него). Тем не менее опосредованным путем, точнее - в результате деятельности политиков и юристов, усвоивших эту концепцию (не обязательно из первоисточника, чаще из книг других авторов) и претворяющих ее в жизнь, эта концепция существует и развивается. Например, ст. 41 Конституции Японии 1947 г. гласит: «Парламент является высшим органом государственной власти и единственным законодательным органом государства»42. Да и в Великобритании - на родине Дж. Локка - правительство, играющее определяющую роль в выработке и проведении внешней и внутренней политики государства, может существовать и выполнять свои функции только при поддержке большинства членов Палаты общин (т.е. парламентского большинства). Роль парламента наиболее явственна, когда правительство вынуждено опираться на нестабильное парламентское большинство (нестабильность может быть, например, вызвана коалиционным характером парламентского большинства), либо в условиях, когда правящая партия имеет относительное большинство в Палате общин или незначительный численный перевес своих членов над представителями других партий в указанной палате парламента.

Помимо вышеперечисленных выделяют иногда и другие ветви власти. Для целей настоящей работы особенно примечательным является тот факт, что в настоящее время в ряде стран специально на конституционном уровне закрепляется избирательная ветвь власти. К примеру, в ст. 129 Конституции Никарагуа 1987 г. указывается разделение на законодательную, исполнительную, судебную и избирательную власти43. Отметим, что Никарагуа - не единственное государство, которое прямо ввело избирательную ветвь власти в систему разделения власти. Избирательная власть, наряду с законодательной, исполнительной и судебной ветвями власти, зафиксирована также в Конституции Колумбии 1991 г.

В некоторых странах законодательство не устанавливает в системе разделения власти избирательной ее ветви. Тем не менее некоторые юристы - как теоретики, так и практики - предлагают считать избирательную власть фактически включенной в систему разделения власти. В частности, Председатель Избирательного суда Уругвая К.А. Уррути полагает, что данный суд, являющийся высшим избирательным органом, представляет самостоятельную ветвь власти, поскольку (хотя Конституция Уругвая упоминает только три ветви власти) закрепляет такой статус этого суда, который вполне позволяет по всем признакам отнести его к отдельной ветви власти. Следовательно, К.А. Уррути хотя и не говорит прямо о подразумеваемом в Конституции существовании именно избирательной ветви власти, высказывается в пользу ее официального оформления, поскольку, по его мнению, ни к какой иной кроме как к избирательной ветви власти нельзя отнести орган, организующий выборы, даже несмотря на то, что этот орган наделен дополнительно судебными полномочиями. Тем более, считает К.А. Уррути, что речь в данном случае идет о том, что указанный орган уже по самому характеру его деятельности не может быть отнесен ни к законодательной, ни к исполнительной, ни к судебной ветвям власти44. Примечательно, что К.А. Уррути не останавливается на рассмотрении вопроса о том, какие ветви власти выделяются Конституцией. Его в первую очередь интересует существо вопроса: обладает ли возглавляемый им орган необходимыми признаками, позволяющими полагать, что данный государственный институт относится к самостоятельной ветви власти. Как видим, вывод К.А. Уррути однозначен. Примерно так же рассуждает и еще один практик - член Национального судебного совета по выборам Перу Р. Вальдивия Кано. Он полагает, что, несмотря на то, что Конституция Перу указывает только три ветви власти - законодательную, исполнительную и судебную, Национальный судебный совет по выборам представляет собой самостоятельную ветвь государственной власти (он говорит о четвертой ветви власти, но никак ее не называет). При этом он отмечает, что указанный Совет «обладает всеми атрибутами, которые конституционная доктрина считает необходимым иметь для обретения качества ветви власти в государстве»45. Неудивительно, что вопрос о принадлежности избирательного органа к той или иной ветви власти привлек внимание именно практиков. Ведь принцип разделения власти является не просто лозунгом. В государстве, которое провозгласило указанный принцип, он представляет собой основу построения всего механизма реализации государственной власти.

Не формальный, а сущностный подход К.А. Уррути и Р. Вальдивии Кано к выделению избирательной ветви власти для настоящего исследования представляет особый интерес также потому, что чаще всего в странах, признающих принцип разделения власти, закрепляется существование трех ее ветвей: законодательной, исполнительной и судебной (ст. 10 Конституции России 1993 г.46, ст. 2 Конституции Бразилии 1988 г.47, ст. 1 Конституции Болгарии 1991 г.48, ст. 2 Конституции Чехии 1992 г.49 и др.)50. Однако и в тех странах, где законодательно закрепляется более трех указанных ветвей власти (а также в концепциях, обосновывающих наличие большего числа ветвей власти), тоже признается существование законодательной, исполнительной и судебной власти (как это было уже показано). Закономерно, что наряду с законодательной, исполнительной и судебной властью в ряде государств выделяют такие ветви власти, как избирательная и контрольная. В современных условиях во многих странах все шире внедряются в практику различные формы прямой демократии. В этой связи очень важно, чтобы такие ее формы, как выборы или референдум, были организованы надлежащим, обеспечивающим свободное и адекватное волеизъявление граждан образом. Для достижения этой цели необходимо, естественно, чтобы выборы и референдумы организовывались специализированными органами, независимыми в административном отношении от других органов государства и подчиняющимися только закону.

Надо отметить, что мнения российских ученых, которые являются одновременно и практиками, в отношении признания возможности выделения самостоятельной избирательной ветви власти разделились. Так, бывший член ЦИК РФ и один из ведущих российских специалистов в области избирательного права Ю.А. Веденеев полагает, что «Конституция Российской Федерации, определяя в качестве структурообразующего принципа организации государственной власти свободные выборы и референдум, а в качестве носителя и единственного источника власти в Российской Федерации народ, по существу ввела в юридический оборот новую для отечественной политико-правовой теории и практики категорию - избирательная власть»51. К этому же выводу он приходит и в другой своей работе52. С ним не соглашается бывший Председатель ЦИК РФ, а также один из крупнейших отечественных специалистов в сфере избирательного права А.В. Иванченко, который считает, что определение комиссии как ветви власти весьма условно, поскольку все ветви власти, равно как и ее источник - народ, четко закреплены Конституцией53, хотя и отмечает, что избирательные комиссии «не относятся ни к одной из трех ветвей власти (законодательной, исполнительной и судебной)»54. По его мнению, более уместно говорить о функции системы избирательных комиссий, которая состоит в оформлении воли народа, придании ей нормативного (обязательного) характера, и «именно эта организующая, а вовсе не властная функция является сущностной прерогативой системы избирательных комиссий»55. Конечно, избирательные комиссии создаются и действуют в целях обеспечения волеизъявления народа в ходе выборов и референдума, однако для достижения поставленных перед ними целей они используют и властные полномочия. Ведь действия избирательных комиссий (регистрация кандидатов и списков кандидатов, отмена регистрации кандидатов и списков кандидатов, нормативные документы и др.) носят обязывающий характер, т.е. в случае неподчинения могут быть применены меры принудительного характера. Естественно, избирательные комиссии действуют в соответствии с законом, но все государственные органы, относящиеся к любой ветви власти (в том числе и к законодательной), действуют в соответствии с законом. Еще один известный специалист в области избирательного права, много работающий для теоретического осмысления его проблем и для практического развития избирательного законодательства, В.И. Лысенко пишет: «Наполнение новым содержанием понятия «власть народа» в Конституции и провозглашение, что высшим непосредственным выражением его власти являются референдум и свободные выборы, позволяют на этой основе дополнить российскую конституционную теорию и практику разделения государственной власти на три ее составные части подведением под нее новой основы - учредительно-представительной по своей природе власти народа, которая реализуется в избирательном процессе посредством организации и проведения референдума и выборов»56. В.И. Лысенко не говорит прямо об избирательной ветви власти. Но он делает вывод о возможности выделения еще одной ветви государственной власти наряду с тремя традиционно признаваемыми (законодательной, исполнительной, судебной) и указывает, какова, по его мнению, природа этой ветви власти.

Что касается контрольной власти (в отличие от избирательной власти), то специальному ее выделению в качестве самостоятельной ветви власти мешает такое обстоятельство, что практически все государственные органы обладают теми или иными контрольными полномочиями. Ведь власть осуществляется в том числе и посредством контроля, и органы государства в рамках каждой ветви власти реализуют определенные контрольные или надзорные полномочия. Кроме того, разделение власти нацелено на обеспечение демократии, и органы государственной власти каждой из ее ветвей должны иметь контрольные и надзорные полномочия в отношении органов государственной власти других ветвей. Посредством механизмов взаимного контроля и надзора осуществляются упомянутые выше взаимозависимость ветвей власти, функционирование системы сдержек и противовесов, т.е. взаимодействие государственных органов, обеспечивающих единство власти.

Тем не менее в государствах все же существуют органы, главной функцией которых выступает контроль или надзор в какой-либо сфере, другие же функции либо непосредственно вытекают из контрольных и надзорных полномочий, либо связаны с ними. Такие органы появились еще в древности. Например, в Спарте избирались пять эфоров (интересно, что с греческого языка «эфоры» переводится как «наблюдатели»), главной задачей которых изначально был надзор за деятельностью царей, в связи с чем они были наделены также некоторыми судебными и административными полномочиями. В Древнем Риме избирались плебейские трибуны главным образом для надзора за соблюдением прав плебеев и т.д. Должностные лица с контрольными полномочиями назначались в разных государствах и в средние века, и позже. В России Петр I, к примеру, с целью усиления государственного контроля в начале XVIII в. учредил для осуществления тайного надзора фискальную службу (хотя эта служба себя не оправдала ввиду многочисленных злоупотреблений и была упразднена), а в 1722 г. - прокуратуру для явного надзора. Специальное внимание организации государственного контроля уделялось на протяжении многих столетий в Китае. Неудивительно поэтому, что именно Сунь Ятсен предложил выделить контрольную ветвь государственной власти. Однако взгляды, признающие самостоятельность контрольной ветви власти, распространены не только на Дальнем Востоке. Например, в ходе разработки и принятия Конституции Никарагуа в 1986 г. был выдвинут альтернативный проект конституции, в котором говорилось о контрольной власти наряду с законодательной, исполнительной и избирательной. К сожалению, в отечественной литературе недостаточное внимание уделяется контрольным органам. В определенной мере этот пробел восполнен работами видного отечественного правоведа В.Е. Чиркина57, хотя в упомянутой в сноске книге, на мой взгляд, еще не вполне четко проведена грань между органами, специализирующимися на осуществлении контрольных или надзорных полномочий, и органами, для которых контроль является лишь одной из функций, появившихся в связи с выполнением ими иных функций, для реализации которых в первую очередь и создавались указанные органы (к примеру, для судов общей юрисдикции в США или Японии конституционный контроль не является основной функцией, для исполнения которой они создавались, а возложен на них в связи с определенным истолкованием существа судебных полномочий).

Немаловажным представляется и то обстоятельство, что организационная обособленность систем органов контроля или надзора либо функциональная самостоятельность контрольных полномочий были закреплены в конституциях и тех стран, в которых не признавался принцип разделения власти. Так, Конституция СССР 1977 г. содержала положения о формировании и деятельности органов прокуратуры, на которые возлагался высший надзор за точным и единообразным исполнением законов органами государственного управления, должностными лицами, общественными организациями и гражданами (глава 21 - ст.ст. 164-168), а также об образовании Верховным Советом СССР Комитета народного контроля СССР, возглавлявшего систему органов народного контроля (ст. 126)58. Закон СССР 1979 г. «О народном контроле в СССР» подтвердил единство системы органов народного контроля, уточнив его полномочия59. Согласно этому Закону, все комитеты народного контроля формировались советами соответствующего уровня и были им подотчетны, а низовые органы народного контроля - группы на предприятиях, в колхозах, учреждениях и организациях и посты в подразделениях предприятий, колхозов, учреждений и организаций - избирались на собраниях трудовых коллективов или конференциях их представителей и отчитывались перед ними. Иначе говоря, по Конституции СССР 1977 г. и принятому в ее развитие законодательству и прокуратура, и органы народного контроля представляли собой самостоятельные системы государственных органов, каждая из которых осуществляла надзор либо контроль в определенной законом сфере.

В полемику с В.Е. Чиркиным вступает М.С. Шалумов и отмечает, что «само по себе существование в системе разделения властей самостоятельной ветви - контрольной ... весьма спорно»60. В то же время «исследование места и роли прокуратуры в современном российском государстве, основанном на принципе разделения власти на законодательную, исполнительную и судебную, - пишет М.С. Шалумов, - дает возможность утверждать, что прокуратура не входит в структуру ни одной из ветвей власти, но является важнейшим и неотъемлемым элементом системы «сдержек и противовесов», которая позволяет обеспечивать не только правильное разделение полномочий между различными ветвями власти, но и их согласованное функционирование»61. Вполне верно указывая, что прокуратура не входит ни в одну из трех перечисленных ветвей власти, автор, тем не менее, как будто не замечает, что следующим шагом в логической цепочке рассуждений является признание вхождения прокуратуры в некую четвертую ветвь государственной власти. Ведь государственная власть в каждой стране едина, и деление на ветви власти осуществляется в соответствии со спецификой полномочий государственных органов, причем именно соответствующие полномочия и обеспечивают систему «сдержек и противовесов» (опять же между ветвями власти). Государственная власть в любой стране осуществляется государственными органами, образующими систему. Если в государстве признается разделение власти, то внутри системы государственных органов и происходит разделение власти. Все ветви власти в совокупности составляют единую систему реализации власти государственными органами. Находиться же вообще вне ветвей власти (конечно, если принцип разделения власти как таковой признается) и одновременно входить в систему государственных органов невозможно. М.С. Шалумов совершенно справедливо обращает внимание на то, что «для прокуратуры надзор за исполнением законов - главная, основная функция, из существа которой вытекают все ее другие, дополнительные функции», а для целого ряда органов, входящих в структуру исполнительной власти, «контроль ..., как правило, - не единственная и не основная функция»62. Однако, как представляется, основанием для выделения контрольной ветви власти как раз и служит тот факт, что существуют организационно самостоятельные государственные органы, которые занимаются в основном (или почти исключительно) проверкой, изучением состояния дел, расследованием. Собственно, организационная самостоятельность и функциональная обособленность государственных органов, составляющих единую систему (причем и один орган может рассматриваться как система), представляют собой институциональную основу для выделения той или иной ветви власти. Эти же условия необходимо принимать во внимание при определении возможности (или невозможности) говорить о существовании самостоятельной избирательной ветви власти.

Возвращаясь к практическому осуществлению концепции разделения власти, отметим, что в Конституции Алжира 1976 г. (действовала до 1989 г.) раздел II «Об организации власти» содержал главу 5 «О контрольной функции»63 наряду с главами о политической, исполнительной, законодательной, судебной и учредительной функциях. Правда, в упомянутой главе не выделяется какая-либо обособленная система органов контроля, а регулируется осуществление контрольных полномочий разными государственными органами, в том числе и такими, для которых контрольная функция - лишь одна из нескольких (например, Национальным народным собранием). Это еще раз подтверждает верность сказанного выше о том, что контрольная функция присуща, как правило, всем органам государственной власти, хотя формы и методы осуществления контрольной функции обычно у разных органов различны, что связано со спецификой каждого из органов. Все это, как уже отмечалось, порождает трудности для вычленения самостоятельной контрольной ветви власти.

В связи с вышеизложенным стоит особо подчеркнуть, что функциональное распределение полномочий между органами государства отнюдь не тождественно реализации принципа разделения власти. Функциональное распределение полномочий между органами, т.е. своего рода разделение труда в сфере государственного управления, существует практически в любом государстве (в том числе в тех государствах, которые не закрепляют принципа разделения власти) и служит основой для разделения власти. Однако сводить разделение власти к функциональному распределению полномочий между органами государства было бы неверно. В наиболее последовательном выражении идея разделения власти приводит к выводу о том, что между ветвями власти распределяются суверенные правомочия государства, что в свою очередь означает, что каждая из ветвей власти в определенной мере суверенна сама по себе, поскольку является носителем части суверенитета государства. Следовательно, можно прийти к выводу, что государственный суверенитет оказывается расчлененным, а единство государственной власти, основанное на суверенитете, исчезает. Конечно, такой вывод является поверхностным, основанным не на глубоком исследовании сущности суверенитета и существа разделения власти, а на беглом ознакомлении с разделением власти на уровне лозунгов и кратких к ним пояснений. Однако в результате подходов, появляющихся на основе подобных выводов, к организации государственной власти в стране может сложиться конфликтная ситуация.

Например, в России в 1992-1993 гг. после провозглашения принципа разделения власти и включения соответствующих положений в Конституцию 1978 г. (ст. 3)64 одним из наиболее острых политико-институциональных конфликтов оказалось противостояние Президента и Верховного Совета (вместе со Съездом народных депутатов), переросшее в вооруженное столкновение и расстрел здания российского парламента с находящейся в нем частью депутатов и сотрудников аппарата. Естественно, я далек от мысли считать, что главной причиной указанного президентско-парламентского конфликта стало неправильное понимание и абсолютизация принципа разделения власти. Истинные причины намного глубже и носят комплексный характер, и их рассмотрение не входит в цели настоящей работы. В то же время внешне данный конфликт развивался в виде противоборства Президента и парламента. Неудивительно, что именно так он был представлен в средствах массовой информации. В духе такого же поверхностного понимания были составлены вопросы, вынесенные на референдум: 1) Доверяете ли Вы Президенту Российской Федерации? 2) Одобряете ли Вы социальную политику, осуществляемую Президентом Российской Федерации с 1992 года? 3) Считаете ли Вы необходимым проведение досрочных выборов Президента Российской Федерации? 4) Считаете ли Вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов Российской Федерации? Именно как противостояние Президента и парламента воспринимало этот конфликт большинство российских граждан; многие люди задавали друг другу вопрос: ты за Президента или за Верховный Совет? Так и хотелось задать встречный вопрос: а кто за суды? Почему-то почти никто не обратил внимания на абсурдность такой постановки вопроса вообще, а голос тех, кто говорил об абсурдности, услышан не был. А ведь разделение власти предполагает, что власть остается единой, даже будучи распределенной между различными органами государства, причем как раз в силу того, что одна ветвь власти не может подменить другую, данный принцип является одной из гарантий демократии, одним из препятствий монополизации власти узкой группой людей. Получается, что условием существования каждой из ветвей власти является нормальное функционирование всякой другой ветви власти, так как в случае ликвидации одной из ветвей власти весь государственный механизм придет в расстройство, поскольку функции ликвидированной ветви власти никто не будет исполнять. Если образно представить государственный механизм, то государство, признающее разделение власти, но ликвидировавшее одну из ветвей власти, было бы подобно автомобилю, у которого все исправно работает, но нет тормозов, или все действует, но сняты колеса, или все функционирует, но отсутствует трансмиссия и т.д. Отсюда и вытекает, как полагают сторонники принципа разделения власти, заинтересованность лиц, действующих в составе органов, относящихся к какой-либо одной в определенной мере самостоятельной ветви власти, в сохранении всех ветвей власти, даже когда они чувствуют неудобство оттого, что не совсем так, как они хотели бы, поступают люди, работающие в составе органов, относящихся к любой другой ветви власти. Конечно, в данном случае речь идет о людях, предпочитающих жить в правовом и демократическом государстве, а не о тех, кто хотел бы совершить переворот и, узурпировав власть, сосредоточить ее во всей полноте в руках одного диктатора или узкой группы олигархов.

Умозаключения, в результате которых признание самостоятельности ветвей власти приводит к абсолютизации их суверенности и противопоставлению одних ветвей власти другим, вызвали уже в XVIII в. довольно резкую критику Ж.-Ж. Руссо, который писал: «Наши политики, не будучи в состоянии разделить суверенитет в принципе его, разделяют суверенитет в его проявлениях. Они разделяют его на силу и на волю, на власть законодательную и на власть исполнительную; на право облагать налогами, отправлять правосудие, вести войну; на управление внутренними делами и на полномочия вести внешние сношения; они то смешивают все эти части, то отделяют их друг от друга; они делают из суверена какое-то фантастическое существо, сложенное из частей, взятых из разных мест. Это похоже на то, как если бы составили человека из разных тел, из которых у одного были бы только глаза, у другого - руки, у третьего - ноги и ничего более. Говорят, японские фокусники на глазах у зрителей рассекают на части ребенка, затем бросают в воздух один за другим все его члены - и ребенок падает на землю вновь живой и целый. Таковы, приблизительно, приемы и наших политиков: расчленив Общественный организм с помощью достойного ярмарки фокуса, они затем, не знаю уж как, вновь собирают его из кусков»65. Собственно, невозможность сохранения государства при расчленении суверенитета и привела к неизбежной потребности дополнить принцип разделения власти при его внедрении системой сдержек и противовесов, взаимозависимостью ветвей власти, гармоническим их сочетанием и т.д., о чем подробнее речь пойдет ниже.

Уже к концу XIX в. никто из реалистичных политиков не выступал за неукоснительное, доведенное до логического конца проведение в жизнь принципа разделения власти в чистом виде. Так, Л. Дюги писал в свое время: «Мы говорим: национальная воля может быть представлена многими органами. Гораздо лучше даже, чтобы она была представлена многими органами, а не одним, так как эти органы взаимно будут ограничивать и уравновешивать друг друга. Но если и существуют многие органы представительства, суверенитет не может быть разделен на многие элементы, и нельзя под именем власти наделять каждый из этих органов частичным элементом суверенитета, остающегося, несмотря на это деление, единым и неделимым. ... Когда есть несколько органов представительства, они неизбежно сотрудничают во всякой общей деятельности государства; но их способ участия естественно разнится; это является нормой для конституции всякой страны, и то, что называют неточно разделением властей, на самом деле есть разность в сотрудничестве различных органов в общей деятельности государства»66.

Следует заметить, что и Дж. Локк не был сторонником жесткого отграничения одной ветви власти от другой, допускал смешение властей в деятельности одного органа, признавал верховенство законодательной власти, о чем уже говорилось выше. «Два трактата о правлении» Дж. Локка были направлены против монократизма абсолютной монархии. Он выступал за полицентризм принятия властных решений на демократических началах, за приоритет при осуществлении власти выборного коллегиального представительного органа. Свои трактаты Дж. Локк писал в полемике с Р. Филмером, отстаивавшим идеалы абсолютной монархии67 (точнее, со сторонниками взглядов Р. Филмера, поскольку к моменту написания Дж. Локком указанных трактатов сам Р. Филмер уже ушел из жизни).

Впрочем, и Ш. Монтескьe являлся сторонником прежде всего рассредоточения власти и выступал в первую очередь против концентрации ее в одних руках. «Если власть законодательная и исполнительная будут соединены в одном лице или учреждении, то свободы не будет, так как можно опасаться, что этот монарх или сенат станет создавать тиранические законы для того, чтобы так же тиранически их применять»68. Затем Ш. Монтескьe продолжает ту же тему: «Не будет свободы..., если судебная власть не отделена от власти законодательной и исполнительной. Если она соединена с законодательной властью, то жизнь и свобода граждан окажутся во власти произвола, ибо судья будет законодателем. Если судебная власть соединена с исполнительной, то судья получает возможность стать угнетателем»69. Но Ш. Монтескьe настаивает также на согласованности и взаимодействии ветвей власти.

К заключению о том, что главной ценностью принципа разделения власти является поддержание и укрепление демократии благодаря его реализации, пришел в своем фундаментальном труде английский исследователь М. Вайл, проанализировавший разнообразные теоретические подходы к принципу разделения власти70. Надо отдать должное принципу разделения власти, но все же представляется преувеличением заявление известного российского конституционалиста Л.М. Энтина по поводу того, что «совершенно очевидно и подтверждено всем мировым опытом, что построение и функционирование демократического механизма власти без применения принципа разделения властей невозможны»71 (хотя автор и оговаривается: «принцип разделения властей не есть некая панацея или волшебная палочка, спасающая от всех бед»72). К моменту, когда Дж. Локк впервые вынес на суд публики концепцию разделения власти, демократия имела более чем двухтысячелетнюю историю, и, следовательно, многие основные принципы организации государственной власти в условиях демократии применялись на практике и были выработаны намного раньше, чем был разработан принцип разделения власти.

Не стоит забывать и то, что далеко не все современные демократические государства являются приверженцами принципа разделения власти. Например, в Швеции на официальном уровне принцип разделения власти не провозглашался. Современный крупнейший отечественный специалист по конституционному праву скандинавских государств М.А. Могунова указывает, что «возможна и такая разновидность парламентского режима, при котором в качестве единственного источника государственной власти выступает парламент»73. При этом М.А. Могунова ссылается на Швецию после 1974 г., отмечая, что в этой стране «официально главой исполнительной власти признается правительство, подчиненное и подконтрольное Риксдагу (парламенту)»74. Вряд ли кто скажет, что в Швеции при всем при том нет демократии.

Точно так же Британия являет нам пример демократии, несмотря на то, что с большой натяжкой можно говорить о последовательном проведении в жизнь принципа разделения власти в современной Великобритании, хотя опыт именно этой страны вдохновлял Дж. Локка в ХVII в. и Ш. Монтескьe в ХVIII в. Действительно, законодательствует королева (король) в парламенте, исполнительную власть осуществляет королева (король) в Тайном совете, правосудие отправляется от имени королевы (короля), т.е. все три ветви власти объединяются в лице монарха. На этот довод иногда возражают, что монарх не играет реальной роли ни в законотворчестве, ни в управлении государством, ни в отправлении правосудия и что существование монарха - скорее дань британским традициям. Даже и в этих условиях (хотя в определенных обстоятельствах монарх играет не только декоративную роль) нельзя не признать того факта, что все же номинально разделение власти в Великобритании не проведено до конца. Все это позволило еще в XIX в. видному британскому ученому В. Бэйджхоту прийти к выводу, что английская конституционная система основана не на разделении властей, а на их слиянии75. Правда, с таким выводом согласны далеко не все. В частности, уже упоминавшийся М. Вайл считает, что разделение властей и разграничение функций составляют самую суть британской системы правления76. Однако он полагает, что для более адекватного понимания этой системы необходимо рассматривать не только формально-юридические отношения между государственными органами, но и включить в сферу изучения также партии и группы давления, а кроме того, обратить внимание на функционирование политических институтов.

А теперь рассмотрим реальную британскую практику. Палата лордов является одновременно и палатой парламента, и высшей апелляционной судебной инстанцией, а лорд-канцлер - одновременно и членом правительства, и председателем Палаты лордов, и главой судебной системы Англии и Уэльса. Примеры осуществления одним и тем же британским государственным органом функций, относимых по классическому варианту теории разделения власти к ведению различных ветвей власти, и совмещения одним лицом разных должностей можно было бы продолжить. Кроме того, правительство Великобритании, являясь самостоятельным органом государства, непосредственно зависит от парламентского большинства, т.е. от партии или коалиции, располагающей большинством депутатских мандатов в Палате общин. Другими словами, партия, получившая в результате выборов большинство мест в нижней палате парламента, проводит в жизнь свою программу, используя и правительство, и парламент в зависимости от характера задач, которые необходимо решить. Было бы странно, если бы в парламенте правящая партия реализовала одну программу, а в правительстве - другую. Противоречия и разногласия, возникающие в правящей партии, разрешаются через использование внутрипартийных механизмов, либо происходит раскол партии. При наличии у правящей партии стабильного и весомого большинства в Палате общин зависимость правительства от нижней палаты парламента не исчезает. Ведь за этой палатой сохраняется право поддержать или не поддержать программу Правительства, проголосовать за вотум доверия правительству или отклонить его, министры все равно назначаются из числа членов Палаты общин, а депутаты имеют право подавать запросы, на которые представители правительства обязаны давать ответ, и т.п. Но такая зависимость становится менее заметной вследствие согласованных действий правительства и парламентского большинства. Необходимо помнить также, что традиционной для Великобритании является доктрина «верховенства парламента», хотя в настоящее время она подвергается модификациям, а в противовес ей выдвигаются концепции сильной исполнительной власти77.

В Конституции Финляндии 1999 г. §3 называется «Парламентаризм и разграничение государственных функций»78. Таким образом, хотя в самом указанном параграфе говорится, какие органы осуществляют законодательную власть, какие - исполнительную, какие - судебную, по-видимому, речь в Конституции идет не о разделении власти, а о функциональном распределении полномочий между различными органами, что, как уже говорилось, имеется в любом государстве, но не идентично разделению власти. В то же время современная Финляндия, как известно, - демократическое государство. Итак, демократический политический режим далеко не всегда напрямую связан с последовательным проведением в жизнь принципа разделения власти. В то же время следует иметь в виду, что и в период действия предыдущей Конституции Финляндии (состоящей из некоторых актов) финские государствоведы отмечали влияние взглядов Ш. Мотескьe на формирование системы государственных органов, причем в качестве такого влияния часто указывали, главным образом, на принципы сотрудничества и взаимного контроля органов власти79.

Вместе с тем провозглашение принципа разделения власти в конституции и даже следование этому принципу не дает полной гарантии демократичности политического режима. Так, в ст. 6 Конституции Бразилии 1967 г., принятой с целью институционализации авторитарного политического режима, установленного в результате военного переворота 1964 г., говорилось: «Ветвями власти Союза, независимыми и гармоничными, являются законодательная, исполнительная и судебная власть»80. Однако признание в теории и практике бразильского конституционализма принципа разделения властей отнюдь не препятствовало существованию в Бразилии во второй половине 60-х годов и в 70-х годах весьма жесткого авторитарного политического режима (представители некоторых оппозиционных сил называли его даже фашистским81). Либерализация политического режима в Бразилии началась в 1979 г., а демократизация - в 1985 г. При этом в указанных процессах либерализации и демократизации роль принципа разделения властей вовсе не была значительной. В ходе либерализации и демократизации принцип разделения власти как таковой не обсуждается, а позже при разработке и принятии новой Конституции Бразилии в 1985-1988 гг. дебатировалось не введение принципа разделения властей, а трактовка данного принципа и обеспечение баланса ветвей власти.

Интересную проблему поднял в одной из своих работ известный белорусский юрист, Председатель Конституционного суда Республики Беларусь Г.А. Василевич. Он поставил вопрос о соотношении актов государственных органов, относящихся к различным ветвям власти, в условиях реализации принципа разделения власти и действия системы сдержек и противовесов82. Данная проблема выходит за рамки предмета настоящего исследования, поэтому подробное ее рассмотрение не является задачей этой работы. Вместе с тем вопросы нормотворчества и соотношения актов, изданных государственными органами, принадлежащими к различным ветвям власти, касаются избирательных органов, поскольку последние принимают обязательные для исполнения акты.

Как уже отмечалось выше, без постоянного взаимодействия система государственных органов не сможет функционировать как единое целое, как система. Поэтому принцип разделения власти на практике и в теории дополняют другими принципами. При этом если принцип разделения власти признается в настоящее время не всеми государствами, то обеспечением единства действий всех государственных органов озабочены во всех странах. К примеру, нет непосредственного указания на принцип разделения власти в Конституции Австрии, а между тем ст. 22 Конституции гласит: «Все органы Федерации, земель и общин в рамках установленной для всех законом сферы компетенции обязаны оказывать друг другу помощь»83.

Потребность в постоянном взаимодействии различных государственных органов с необходимостью влечет за собой невозможность доведения до конца реализации принципа разделения власти. Ведь полное отделение друг от друга отдельных ветвей государственной власти приведет к тому, что, оказавшись в изоляции, они будут работать вхолостую, хотя, возможно, и исправно. Впрочем, как уже отмечалось выше, и основоположники концепции разделения власти Дж. Локк и Ш. Монтескьe вовсе не выступали за полное отделение органов государственной власти друг от друга и не абсолютизировали самостоятельность органов. С проблемой обеспечения единства системы государственных органов в условиях реализации принципа разделения власти столкнулись уже в XVIII в. (хотя теоретически проблема была поставлена ранее), когда впервые попытались претворить в жизнь принцип разделения власти при разработке проекта Конституции США84. Не случайно принцип разделения власти в теории и практике конституционализма США был дополнен принципом системы сдержек и противовесов (по-английски - checks and balances). Заслуга разработки принципа сдержек и противовесов в теории и внедрения его на практике принадлежит Дж. Мэдисону85. Он полагал, что как раз благодаря определенному смешению функций, осуществляемых государственными органами, относящимися к разным ветвям власти, удается добиться совместной реализации власти и обеспечить подлинное разделение власти без нарушения нормального функционирования системы правления86. Он считал отнюдь не случайным то, что Ш. Монтескьe построил свою теорию разделения власти именно на примере Англии, где смешение функционирования органов власти чуть не более характерная черта, чем их разделение87. Именно благодаря системе сдержек и противовесов между органами, представляющими различные ветви государственной власти, оказались перекинуты мостки: органы получили возможность взаимодействовать между собой, а вся система государственных органов - функционировать, поскольку государственная власть в границах одной страны едина (двоевластие, которое встречается в отдельные периоды истории той или иной страны, не может существовать в течение долгого времени и является тем самым исключением, которое подтверждает правило).

Необходимость обеспечения взаимодействия различных органов государственной власти привела к дополнению принципа разделения власти неким другим принципом, который может быть сформулирован по-разному в разных странах, но подразумевает примерно одно и то же, что и нашло соответствующее отражение в конституционном и текущем законодательстве большинства стран, в которых принцип разделения власти положен в основу построения системы государственных органов. Например, во французском законодательстве и юридической доктрине говорится о разделении и сотрудничестве ветвей власти, в Конституции Португалии 1976 г. (ч. 1 ст. 111) - о принципе разделения и взаимозависимости ветвей власти88, в Конституции Казахстана 1995 г. (ч. 4 ст. 3) - о единстве государственной власти, осуществляемой в соответствии с принципом ее разделения на законодательную, исполнительную и судебную ветви и на основе взаимодействия их между собой с использованием системы сдержек и противовесов89 и т.д. В п. IV ст. 7 Конституции Азербайджана 1995 г. сказано, что «в соответствии с положениями настоящей Конституции законодательная, исполнительная и судебная власти взаимодействуют и независимы в рамках своих полномочий»90. Как видим, Основной Закон Азербайджана на первое место ставит взаимодействие ветвей власти, а лишь после этого говорит об их независимости. Ст. 7 Конституции Албании 1998 г. устанавливает, что «система управления Республикой базируется на разделении и балансе законодательной, исполнительной и судебной властей»91. В Конституции Беларуси 1996 г. (ст. 6) говорится: «Государственная власть в Республике Беларусь осуществляется на основе разделения ее на законодательную, исполнительную и судебную. Государственные органы в пределах своих полномочий самостоятельны: они взаимодействуют между собой, сдерживают и уравновешивают друг друга»92. Согласно п. 1 ст. 10 Конституции Польши 1997 г., «устройство Республики Польша основывается на разделении и равновесии законодательной власти, исполнительной власти и судебной власти»93. Обратим внимание на то обстоятельство, что большинство республик, входивших ранее в Советский Союз, и стран Восточной Европы разрабатывали свои конституции в 90-е гг. XX в., беря за основу идеи и принципы, сформировавшиеся в государствах западной демократии. Примечательно, что многие из западных конституций (начиная с Конституции США) вообще не упоминают принцип разделения власти, даже когда он считается одним из основополагающих принципов. В большинстве же конституций восточноевропейских государств и республик, входивших ранее в СССР, принцип разделения власти закреплен, но в ряде из них, как мы уже видели, он дополнен указанием на взаимодействие ветвей власти, их баланс и т.п.

По словам известного российского юриста Н.М. Коркунова94, разрабатывавшего на рубеже XIX и XX вв. проблемы разделения власти, нет ни одного государства, где бы законодательство, исполнение и суд были строго обособлены друг от друга, а задачу разделения власти он видел во взаимном сдерживании ее ветвей95 с тем, чтобы «надлежащим распределением функций властвования» обеспечить свободу96. Другой российский юрист рубежа XIX-XX вв., Ф. Кокошкин разрабатывал концепцию равновесия ветвей власти. Он, в частности, писал: «Если неверно устаревшее представление о министерстве как о послушном орудии парламента, то еще более ошибочно и противоположное мнение, низводящее палату на степень учреждения, пассивно регистрирующего решения правительства»97. Концепция равновесия ветвей власти получила свое дальнейшее развитие в течение XX в. Так, среди ее сторонников находятся, к примеру, во Франции М. Дюверже98, в ФРГ Т. Маунц99. Примечательно, что бразильский политолог П. Салветти Нетто, так же как и М. Вайл, рассматривает разделение власти в контексте взаимодействия различных государственных органов в ходе их функционирования и в связи с деятельностью политических партий и групп давления100. Что касается избирательных органов, то белорусский исследователь С.А. Альфер справедливо замечает, что «в реальной жизни независимость комиссий не только не исключает, но и предполагает их взаимодействие с органами государственной власти и их должностными лицами»101.

Итак, мировой опыт (как теоретические построения, так и действующее законодательство) показывает, что совсем не обязательно при реализации принципа разделения власти ограничиваться только наиболее распространенным выделением трех ветвей власти. Возможно существование и других ветвей власти, в том числе и избирательной власти.


33 Источниковедение Древней Греции (эпоха эллинизма). М., 1982. С. 73.

34 См.: Полибий. Всеобщая история в сорока книгах. Т. I-III. М., 1890-1899. Свои теоретические взгляды на проблему политической организации общества Полибий высказывает в нескольких местах, но наиболее подробно он излагает свою концепцию в VI книге.

35 Локк Дж. Соч. Т. 3. М., 1988. С. 356.

36 Там же. С. 348-349.

37 Там же. С. 349.

38 Монтескьe Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 289.

39 Сунь Ятсен. Программа строительства страны//Избранные произведения. М., 1964. С. 435.

40 Французская республика. Конституция и законодательные акты. М., 1989. С. 29.

41 Французская республика. Конституция и законодательные акты. М., 1989. С. 26.

42 Конституция буржуазных государств. М., 1982. С. 254.

43 La Gaceta-Diario Oficial. 1987. 9 de Enero. №5. P. 51.

44 Urruty C.A. The Electoral Court and Direct Democracy//Elections Today. 1997. Winter. Vol. 6. №4. P. 31.

45 Valdivia Cano R. Manual de derecho electoral. Lima, 1998. P. 31.

46 Конституция Российской Федерации. М., 1995. С. 6-7.

47 Constituicao da Repidlica Federativa do Brasil. Rio de Janeiro, 1992. P. 2. Конституцию Бразилии на русском языке см.: Конституция Федеративной Республики Бразилия//Право и жизнь. №16. 1998. С. 72-241.

48 Конституция Республики Болгария//Новые конституции стран Восточной Европы и Азии. М., 1996. С. 33. М., 1996. С. 33.

49 Конституция Чешской Республики//Там же. С. 217.

50 О некоторых особенностях закрепления и применения принципа разделения власти в странах Восточной Европы см.: Ковачев Д.А. Принцип разделения власти в конституциях государств Восточной Европы//Конституционные реформы в государствах Содружества. СПб., 1993.

51 Веденеев Ю.А. Политическая реформа и избирательный процесс в России//Реформа избирательной системы в Италии и России: опыт и перспективы. М., 1995. С. 82.

52 Веденеев Ю.А. Избирательная власть: исторический контекст, политико-правовая сущность и механизм осуществления//Бюллетень Центральной избирательной комиссии Российской Федерации. 1995. №2(28). С. 43.

53 Иванченко А.В. Избирательные комиссии в Российской Федерации: история, теория, практика. М., 1996. С. 52.

54 Там же. С. 53.

55 Там же. С. 52.

56 Лысенко В.И. Развитие демократической основы российского избирательного права//Бюллетень Центральной избирательной комиссии Российской Федерации. 1995. №5(31). С. 53-54.

57 См., например: Чиркин В.Е. Элементы сравнительного государствоведения. М., 1994. Глава VII «Органы контрольной власти». С. 124-136.

58 Конституция Союза Советских Социалистических Республик//Сборник нормативных актов по советскому государственному праву. М., 1984. С. 126-127, 120.

59 Ведомости Верховного Совета СССР. 1979. №49. Ст. 840.

60 Шалумов М.С. Прокурорский надзор и государственный контроль за исполнением законов: разграничение компетенции и ответственности//Государство и право. 1999. №1. С. 85.

61 Шалумов М.С. Прокурорский надзор и государственный контроль за исполнением законов: разграничение компетенции и ответственности//Государство и право. 1999. №1. С. 82.

62 Там же.

63 Алжирская Народная Демократическая Республика. Конституция и законодательные акты. М., 1983. С. 57-58.

64 См.: Конституция (Основной Закон) Российской Федерации (России). М., 1993. С. 4.

65 Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М., 1969. С. 169.

66 Дюги Л. Конституционное право. Общая теория государства. М., 1908. С. 456-457.

67 См., например: Filmer R. The Necessity of the Absolute Power of all Kings. L., 1648; Filmer R. Observations upon Arictotle's Polituques Touching Forms of Government. L., 1652.

68 Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 290.

69 Там же.

70 См.: Vile M.J.C. Constitutionalism and Separation of Powers. Oxford, 1967.

71 Энтин Л.М. Разделение властей: опыт современных государств. М., 1995. С. 5.

72 Там же.

73 Моргунова М.А. Скандинавский парламентаризм. Теория и практика. М., 2001. С. 54.

74 Там же.

75 См.: Bagehot W. The English Constitution. L., 1976.

76 Vile M.J.C. Op. cit. P. 7-10.

77 См. подробнее: Современное буржуазное государственное право. Т. 1. Буржуазная наука государственного права. М., 1987. С. 77. Автор раздела - Н.С. Крылова.

78 Конституции государств Европы. Т. 3. М., 2001. С. 371.

79 См.: Jansson J. Politiikan teoria. Helsinki, 1976. S. 165-167; Blom R. Perustuslaki ja kapitalismin kehitys. Tutkijaliiton julkaisusarja 6. Helsinki, 1978. S. 53-55.

80 Constituicao da Repudlica Federativa do Brasil. Rio de Janeiro, 1979. P. 26.

81 См., в частности: Престес Л.К. Бразилия: подъем борьбы масс и изоляции диктатуры//Проблемы мира и социализма. 1978. №3. С. 65.

82 См.: Васiлевiч Р.А. Канстытуцыя, закон, указ...//Народная газета. 1994, 15-17 кастрычнiка.

83 Конституции государств Европы. Т. 1. М., 2001. С. 42.

84 В ходе нидерландской и английской революций в XVI и XVII вв. принцип разделения власти четко и последовательно не отстаивался и не проводился, в то время как с самого начала разработки проекта Конституции США этот принцип был поставлен во главу угла в области государственного строительства, что нашло отражение и в структуре Конституции.

85 См. подробнее: Каленский В.Г. Мэдисон. М., 1981. С. 65-100.

86 См.: Federalist. N48. P.308.

87 См.: Federalist. N47. P.302.

88 Конституция государств Европы. Т. 2. М., 2001. С. 781.

89 Конституция Республики Казахстан//Вестник Межпарламентской Ассамблеи. 1996. N1. С. 198.

90 Конституция государств Европы. Т. 1. М., 2001. С. 132.

91 Там же. С. 182.

92 Там же. С. 299.

93 Там же. Т. 2. С. 687.

94 См. об этом подробнее: Экимов А.И. Коркунов. М., 1983. С. 71-73.

95 Коркунов Н.М. Указ и закон. СПб., 1894. С. 223.

96 Там же. С. 210.

97 Кокошкин Ф. Предисловие//Лоуэлль А.Л. Государственный строй Англии. М., 1915. С. Х.

98 См.: Duverger M. Institutions politiques et droit constitutionnel. P., 1970.

99 См.: Маунц Т. Государственное право Германии (ФРГ и ГДР). М., 1959.

100 Salvetti Netto P. Curso de ciencia politica. Vol. 1. Sao Paulo, 1975. P. 165-179.

101 Альфер С.А. Избирательные комиссии: система, правовой статус, порядок формирования. Минск, 2001. С. 9.

«« Пред. | ОГЛАВЛЕНИЕ | След. »»




ПУБЛИКАЦИИ ИРИС



© Copyright ИРИС, 1999-2024  Карта сайта