Демократия.Ру




Истинный показатель цивилизации - не уровень богатства и образования, не величина городов, не обилие урожая, а облик человека, воспитываемого страной. Ральф Уо́лдо Э́мерсон (1803-1882), американский эссеист, поэт, философ


СОДЕРЖАНИЕ:

» Новости
» Библиотека
Нормативный материал
Публикации ИРИС
Комментарии
Практика
История
Учебные материалы
Зарубежный опыт
Библиография и словари
Архив «Голоса»
Архив новостей
Разное
» Медиа
» X-files
» Хочу все знать
» Проекты
» Горячая линия
» Публикации
» Ссылки
» О нас
» English

ССЫЛКИ:

Рейтинг@Mail.ru

Яндекс цитирования


21.11.2024, четверг. Московское время 12:32


«« Пред. | ОГЛАВЛЕНИЕ | След. »»

Л.Д. Гудков. Особенности модернизации в России и характер русской этнонациональной идентичности

Обычно, когда говорят о модернизации в России, во внимание принимаются лишь самые общие черты и результаты этого процесса: высокие уровни промышленного развития, урбанизации, образования, здравоохранения и относительно рациональное демографическое поведение населения. Но при этом, как правило, за скобками оставляют направляющие этого процесса, его институциональные рамки и мотивационные особенности, принудительно-форсированный, даже репрессивный характер модернизации, обусловленность развития целями тоталитарного режима, задачами его воспроизводства. Крайне редко принимаются во внимание также и социально-культурные обстоятельства, предопределившие крах модернизации первого типа, имевшей место до начата Первой мировой войны, и вызвавшие контр-модернизацию советского типа. Между тем, эти моменты - не факультативные свойства российского или советского процесса, а принципиальные характеристики самого процесса и мотивационных составляющих российско-советской модернизации.

Модернизация в России 1928-1975 гг. (до проявления очевидных признаков стагнации и краха системы) - представляла собой односторонний процесс военно-промышленной модернизации, соответствующий интересам воспроизводства тоталитарного режима. О достижениях технологического и научного развития, образовательной системы можно говорить только применительно к сферам, отвечавшим нуждам ВПК. Социальная же сфера в самом широком смысле, включая и повседневную жизнь, модели человека и его запросов, оставалась в состоянии искусственной бедности, зависимости от патерналистской политики режима.

Неразвитость гражданского общества, систематическое блокирование модернизации на уровне экономической и частной жизни в обществе - это не случайно-историческое последствие российской политической и национальной культуры, а результат последовательной планомерной политики, функционирования специфической системы институтов тоталитарного типа, подавляющих формирование универсальных структур ценностей, мотивации, гратификации достижения, нормативных правил поведения, характерных для сложных и дифференцированных обществ. Планово-распределительная система экономики, базирующаяся на жестком рационировании потребления, хроническом дефиците благ и услуг, неизбежно предполагала иерархический порядок организации общества, закрытый (квазисословный) характер социальной структуры и группообразования, систематическое ограничение социальной вертикальной и горизонтальной мобильности. Длительное существование этого порядка могло быть легитимировано идеологией, при всех своих вариациях опиравшейся на специфический, двойственный комплекс идей и представлений, включавший официальные компоненты «героически-державного» культа (конститутивное значение «врагов» разного рода, внутренних и внешних), а соответственно, - требования готовности к мобилизации, индивидуального «самопожертвования», «аскезы», оправдания бедности, приоритетов социального целого (власти как «общества»), с одной стороны, и неизбежно следующего из этого - неформального опыта частного выживания, кодекса неформальной солидарности (семейной, этнической, локальной, неформально-групповой и т.п.). Закрытость возможностей индивидуального достижения привела к формированию латентных структур негативной идентификации как особого типа механизмов систематического приспособления к требованиям режима (двоемыслия, социального лицемерия, множества компенсаторно-защитных представлений и комплексов). Коллективная идентичность на поздних фазах советского общества и перестройки включала в себя семантические представления, санкционирующие как систематическое снижение запросов (понижающая адаптация), так и защитно-изоляционистские формы редукции напряжений, вызванных разрывом запросов и конфликтом ценностей. Результатом этого стали позднейшие противоречия в системах национальной и этнической, повседневной и государственной идентичности, нерационализируемость норм и правил достижения частных целей, усиливающийся партикуляризм, тормозящий, а часто и блокирующий модернизационные импульсы развития.

Система этнонациональных референций строится на нескольких взаимосвязях: представлениях о патерналистской «власти» как агенте модернизации, соответственно, необходимости ее поддержки и признании ее символов (войны, военной мощи, героического прошлого); солидарности с ней, определяющих горизонтальные отношения «свои-чужие»; и, наконец, защитных по отношению к власти комплексах двоемыслия, символах и нормах неформальной, частной, партикулярной (семейной, локальной, групповой) идентичности.

Систематически воспроизводящаяся двойственность этого рода может компенсироваться только ревитализацией традиционалистских, даже - архаических (или точнее - псевдоархаических) представлений. Отсюда усиление в последние годы национал-популизма в политике, рост неотрадиционализма и ксенофобии, бытовой этнической агрессии, зависти и изоляционизма. Нынешний характер этно-национальной идентичности поэтому может быть квалифицирован как защитно-консервативный.

«« Пред. | ОГЛАВЛЕНИЕ | След. »»




ПУБЛИКАЦИИ ИРИС



© Copyright ИРИС, 1999-2024  Карта сайта