Библиотека > Публикации ИРИС > Для избирателей > Избиратели со специальными потребностями

«« Пред. | ОГЛАВЛЕНИЕ | След. »»

Избирательное законодательство, принятое в связи с созывом комиссии для сочинения проекта нового уложения (1766 г.): Взгляды исследователей

П. Кудряшов. Отношение населения к выборам в екатерининскую комиссию

Выборы в Екатерининскую комиссию «О сочинении проекта нового Уложения», как первые в истории новой России - России петербургского периода - широко поставленные общеимперские депутатские выборы, несомненно представляют большой историко-культурный интерес, особенно если взглянуть на них со стороны отношения к ним населения: то было первое серьезное массовое выступление русских людей новой формации в роли общественных деятелей. Наряду с материалом для сравнительной характеристики «граждан» различных частей тогдашней России, эти выборы богаты данными для параллелей с нашим временем.

К сожалению, выборы в Екатерининскую комиссию в их целом отразились в нашей исторической литературе далеко не равномерно, далеко не с одинаковой определенностью и полнотой. Наиболее посчастливилось обеим столицам, центральной области (нынешней Московской губернии с прилегающими к ней частями соседних) и двум окраинам - южной и западной. Для восточных и северо-восточных частей империи мы имеем пока всего лишь кое-какие обрывки, намеки. Много, быть может, очень важных по интересующему нас вопросу документов обречено до поры до времени на архивный покой.

Этот недостаток сведений, их скудость, отрывочность и случайный характер заставляют исследователя быть крайне осмотрительным и не торопиться с обобщениями. Но если в настоящее время в этой области и невозможны еще точные выводы, то о настроении общественной среды, о том, как отнеслось население к выборам, в какой форме проявился интерес, сочувствие избирателей к своей задаче - об этом уже и теперь можно составить довольно верное и отчетливое представление.

С намечаемой точки зрения весь материал о выборах удобно распределить на две части. С одной стороны, попытаемся сгруппировать все то, что свидетельствует об отношении вполне определенном, живом, сознательном - словом, отношении активном. Население или сочувствует выборам, или относится к ним враждебно; во всяком случае, оно заинтересовано в их исходе. Комиссии придается такое или иное, но, безусловно, большое значение.

С другой стороны, можно выделить те факты, которые обнаруживают безразличное, безучастное, пассивное отношение избирателей. Тут уже о заинтересованности не может быть и речи. В глаза кидается индифферентизм. Настроение вялое, бесцветное, или, лучше сказать - настроения никакого.

Рамки, которые мы себе ставим, принуждают отбросить совершенно, или же коснуться лишь мимоходом тех, подчас очень любопытных, данных о выборах 1767-го года, которые не стоят в прямой связи с нашей темой. Так, например, вопрос о том, насколько умело и удачно справлялось население с избранием депутатов и с составлением депутатских наказов, или вопрос об образе действий администрации во время выборов, - не займут особого места в настоящем исследовании. Оно посвящено выяснению не дееспособности, а дееготовности российских граждан шестидесятых годов ХVIII-го века в таком крупном общественном деле, как выборы в законодательную комиссию.

I. Обстоятельства, обусловливавшие отношение населения к выборам

Екатерининская комиссия как учреждение представительное, с законодательными функциями не являлась новостью для русских людей XVIII-го века. При Петре, с 1700-го года, открывается эпоха бесконечных комиссий, с помощью которых правительство надеялось упорядочить - порой даже переработать заново, по иноземным образцам -законодательный материал, накопившийся со времени Уложения Алексея Михайловича.

Сначала дело велось исключительно приказными средствами; но скоро, еще при самом Петре и, далее, при его преемнице, правящие сферы, обескураженные неудачами, начинают выказывать стремление к содействию общества. В следующие царствования это стремление опереться на заглохшие традиции XVI-XVII столетий получает реальную силу: мы видим несколько попыток освежить состав комиссий и оживить их работу выборными «добрыми и знающими людьми», первоначально только от «шляхетства» (при Петре II¹⁹⁷, в 1728 и 1729 гг.), а потом и от купечества и духовенства (при Анне¹⁹⁸, в 1730 г., и Елизавете, в 1761 г.).

Однако, эксперименты эти - робкие, половинчатые, неискусные - ни к чему не привели. Незрелая и косная масса, почти успевшая уже отвыкнуть от земских соборов, склонна была смотреть на необычное правительственное требование как на новую тягостную повинность, правительство же не сумело, а может быть, и не всегда достаточно сильно хотело (например, при Анне) заинтересовать население и использовать общественные силы. Если и удавалось собрать часть сословных представителей - и то обыкновенно лишь с превеликим трудом, понуканиями, угрозами, иногда даже принудительными мерами - то как будто для того только, чтобы... приучить всех к недолговечности и превратностям депутатской миссии. В Москве (потом в Петербурге) присланных населением «добрых и знающих людей» или сразу, буквально с первого взгляда, забраковывали, как совершенно непригодных к делу, по возрасту ли, по разнообразным немощам, малоопытности, либо другим недостаткам, или же, чуть продержав их при комиссии, уже находили более целесообразным распустить по домам. Комиссии, впрочем, и без депутатов - и до, и после них - не переставали трудиться над новым сводом законов: из года в год кое-как, вяло тянулась их работа, продуктивность и доброкачественность каковой далеко не гармонировали с ее продолжительностью... Еще, значит, слишком сильно в тогдашней политике интересы династические и исключительно государственные (дипломатические, военные, финансовые и т.п.) преобладали над нуждами «земли», населения.

А между тем, условия жизни, развивавшейся усиленным темпом, и осложнявшиеся потребности населения и государства все настойчивее выдвигали вопрос о кодификации. Тяжелое, запутанное наследство, доставшееся Екатерине, надо было во что бы то ни стало ликвидировать, хотя бы в интересах самих правительственных органов. И вот в результате 14-го декабря 1766 года издан был новый - по счету пятый - манифест о созыве депутатов «изо всех уездов и городов империи», «не только для того, чтобы от них выслушать нужды и недостатки каждого места, но и допущены они быть имеют в Комиссию, которой дадим Наказ для заготовления проекта нового Уложения».

Прежние бесплодные попытки сильно дискредитировали в глазах общества самую мысль о представительстве населения в правительственных комиссиях. Даже лучшим, более сознательным элементам естественно было усвоить взгляд на это мероприятие как на несерьезную, пустую затею, усвоить, затем, и привычку относиться к выборам небрежно, формально, если только не с полнейшей уклончивостью¹⁹⁹.

К счастью для новой комиссии, правительство постаралось обставить дело так, чтобы она выгодно отличалась от своих предшественниц. Принципы, которые положены были в основу законодательной программы, были далеко уже не те, что прежде, а поэтому и организация комиссии намечается шире, смелее, обдуманнее. Центр тяжести заметно перемещается с бюрократических сил в среду общественных представителей, избранных на этот раз не только от дворянства и купечества, но и от других частей населения: разночинцев²⁰⁰, крестьян, казачьих войск, инородцев.

Сверх того, званию депутата догадались сообщить должную «привлекательность»: народным представителям заблаговременно высочайше пожалованы были неслыханные дотоле в России привилегии - неприкосновенность личности и имущества с освобождением от телесного наказания, пыток и смертной казни. Депутатское звание должно было получить притягательную силу и благодаря довольно значительному для того времени жалованью, совмещавшемуся с следовавшим депутату содержанием по государственной службе (чего не было раньше, при Елизавете). Жалованье депутата не ложилось теперь прямым бременем на население, т.е. на самих избирателей. Наконец, приманкой служила почетная золотая медаль, которую депутату дворянину разрешалось поместить в герб, на память и назидание потомкам.

Конечно, горький шестидесятилетний опыт чему-нибудь научил заправил комиссии. Но, думается нам, во всех этих новшествах и переменах к лучшему более сказались дух времени и личность новой государыни.

Тогдашняя западноевропейская политическая мысль, передовые взгляды Монтескье²⁰¹, Беккарии²⁰² и других властителей дум русской императрицы сыграли здесь видную роль. Энергичная, широкообразованная, прогрессивно настроенная мечтательница на троне была в то же время и славолюбивой, предусмотрительной женщиной, искусно руководившейся заботами не об одном только общенародном благе, но и о своем собственном величии, о своей популярности как дома, так и за границей. Усвоив некоторые тенденции просвещенного абсолютизма, Екатерина старалась укоренить убеждение, что в ее глазах, не по примеру прежних правителей, потребности общества и даже отдельных лиц - «блаженство каждого и всех» (надпись на депутатской медали) - имеют столько же, если не больше, права на внимание, как и чисто государственные нужды. «Великая и премудрая мать отечества» умела показать попечение свое о государстве и народе со стороны наиболее выгодной прежде всего для нее самой, умела из либеральных начинаний извлечь пользу опять-таки прежде всего для себя. Недаром такой тонкий наблюдатель, как английский дипломат Ширлей, сообщает в одной из своих депеш (от 24-го августа 1767 г.): «благодаря этим мерам (т.е. созыву депутатов) и еще некоторым другим, достаточно эффектным, чтобы ослепить русских, власть императрицы растет с каждым днем». Симпатии населения к императрице и, отчасти, к ее сотрудникам росли и крепли. Путешествие в Азию, т.е. в восточные, приволжские губернии, почти совпавшее с избирательной кампанией, ясно засвидетельствовало, в какой степени к началу выборов заботы преемницы Петра III²⁰³ о популярности вообще и о доверии к ее правительственной деятельности - в частности, увенчались успехом, по крайней мере, в той среде, к которой обращен был манифест о депутатах.

Прежние выборы кончались плачевно не только потому, что правительство было нерасположено или неспособно заняться ими как следует; не только потому, что комиссии либо сами по себе, либо из-за недостаточно популярных носителей власти не в состоянии были внушить особого доверия. Многое зависело и от неподготовленности, непривычки к общественному делу и от косности тех классов, которые призваны были через своих представителей к сотрудничеству с правительством.

К 1767-му году обывательская неподвижность и беспомощность, конечно, не исчезли: слишком туго и поверхностно прививалось тогда у нас образование, в частности - юридическое, даже в дворянском сословии, несмотря на меры в этом направлении, особенно при Петре и Елизавете. Теоретическими знаниями, более или менее широким общим развитием, начитанностью могли похвалиться лишь немногие. Интеллигентные кружки, появлявшиеся в этот период, были малочисленны и едва ли были в силах играть хоть какую-нибудь руководящую роль. Да и принадлежали они столько же к правительственным и придворным кругам, сколько и к обществу. Общественное мнение, даже в верхних слоях, не могло быстро развиться вширь. Первые слабые ростки, какие успели дать политические идеалы и общественность на почве российской - прибавим, для точности, дворянской - действительности XVIII-го века (еще на рубеже 20-х и 30-х годов), - эти ростки надолго были смяты наступившей реакцией - бироновщиной²⁰⁴. И все-таки в рассматриваемое время имелись налицо данные, способствовавшие культурно- социальному возбуждению, а значит, и вниманию к новой комиссии. Если остается спорным политический рост населения за тридцатилетий период представительства его в комиссиях, то уже, во всяком случае, нельзя отрицать, что к моменту обнародования екатерининского манифеста сложились условия, обещавшие этот рост, и сложились именно в те пять лет, которые протекли со времени последних - елизаветинских - выборов.

В первой половине шестидесятых годов общественная жизнь, особенно в провинции (которой - и это надо подчеркнуть - предстояло выставить почти весь контингент депутатов), получила сильный толчок, точнее говоря - целых два. Немало русских людей, военных и невоенных, дворян и недворян (преимущественно из торгово-промышленного мира), перебывало за границей во время Семилетней войны²⁰⁵ и здесь кое к чему попригляделось, кое над чем попризадумалось. Петровский акт 1762 г. о вольности дворянской²⁰⁶ добрую долю этих вольных и невольных туристов (опять же не одних дворян-помещиков, но, можно думать, и торговых и промышленных людей, ибо увеличившийся спрос необходимо должен был, даже при тогдашнем хозяйстве, усилить хоть несколько и предложение) развеял по захудалым нашим весям и городишкам, внося таким образом оживление - и качественное, и количественное - в провинциальное безлюдье. Можно было поэтому ожидать, что новый манифест о выборах застанет некоторое движение в двух, по меньшей мере, общественных слоях: в дворянстве и в купечестве, встретит с их стороны более сознательное отношение к местным «нуждам и чувствительным недостаткам». Если уже и прежде сильно тяготились неудовлетворительным состоянием законов, их неполнотой, неопределенностью, неустойчивостью, сбивчивостью, несогласованностью, переходившею зачастую в безвыходную противоречивость, их несоответствием с требованиями жизни; если и прежде чувствовалась острая потребность в новом, более полном, более совершенном Уложении, - то теперь, когда население впитало в себя свежие элементы, и когда жизненный уклад значительно изменился, в провинции должны были желать улучшений еще больше прежнего. Едва ли другое какое желание государыни ближе подходило к заветнейшим чаяниям всех без различия классов вдоволь натерпевшегося, но безмерно терпеливого народа, как это, выраженное в конце манифеста: «наше же утешение и облегчение великого бремени управления государственного будет то, чтобы видеть нам законы в своей силе и почтении, а правосудие в действии».

О чувствах и стремлениях в этом духе красноречиво свидетельствуют, между прочим, как наказы избирателей депутатам, так и депутатские мнения и предложения в комиссии. Императрица имела полное основание писать потом в своих записках: «В первые три года царствования моего усматривала я из прошений, мне подаваемых, из Сенатских и разных коллегий дел, из Сенаторских рассуждений и прочих многих людей разговоров... что законы... многим казались противоречащими и что все требовали и желали, дабы законодательство было приведено в лучший порядок».

Отмеченные нами факты и явления касаются, собственно говоря, коренных русских областей. К окраинам - Малороссии²⁰⁷, остзейским губерниям²⁰⁸, особенно к первой, - если и можно приложить сказанное, то лишь с известными оговорками.

Здесь исторический фон, на котором предстояло развернуться панораме выборов, является более пестрым и, пожалуй, более ярким. Необходимость пересмотра и приведения в порядок узаконений сознавалась и на окраинах, как это явствует хотя бы, например, из поданного еще в 1728 г. лифляндским²⁰⁹ дворянством прошения об учреждении особой остзейской кодификационной комиссии. Однако в новоприсоединенных провинциях на пожелания такого рода сильное, подчас парализующее влияние должны были оказать опасения за неприкосновенность местных прав и привилегий, опасения, как бы законодательная комиссия не вычеркнула из обихода их «вольностей». И эти опасения могли подействовать тем более, что у окраинного населения не было оснований относиться к роли комиссий с таким скептицизмом, какой стал довольно обычным среди избирателей центральных губерний. Не будучи до 1761-го года привлекаемы к участию в деятельности общерусских комиссий, окраины не имели достаточно случаев поближе узнать на деле их полное внутреннее и внешнее бессилие²¹⁰.

В Малороссии в эпоху созыва комиссии как раз зрело недовольство и происходило глухое брожение сепаратистического характера. Наконец, необходимо упомянуть о более высокой степени культурности и политического сознания окраинного населения, о более развитой общественной жизни его.

II. Общий взгляд на настроение избирателей. Отношение их к организации выборов

Ввиду всего изложенного понятно, что к выборам, в общем, население отнеслось серьезно, благожелательно и довольно сознательно. Оно живо откликнулось на манифест, придавая ему, по-видимому, огромную важность. Во многих уголках избирательное движение выпукло отразило жизнь, быт, общественные нравы, с их темными и светлыми сторонами. Это движение причиняло властям немало тревог и затруднений и задавало хлопотливую работу всяким канцеляриям. Были, конечно, и случаи индифферентизма, уклонения от выборов, халатного отношения к делу; но подобные факты, по-видимому, составляли исключение.

Дворянство проявляло не только сочувствие выборам, но даже восторженность. Об этом говорят нам наказы, большая часть которых пестреет горячими изъявлениями чувства признательности императрице за ее мудрое предприятие. Об этом говорят также известные нам проекты ознаменования великого события сооружениями и подношениями, празднества и т.п.

В Петербурге, например, на одном из избирательных собраний, выборщики (в подавляющем большинстве - дворяне) ходатайствовали перед городским головой о разрешении соорудить от города, «в знак всеподданнейшей их благодарности императрице за ея материнския попечения, приличный священной ея особе памятник». Немедленно была открыта добровольная подписка, собравшая тут же порядочную сумму, но не получившая, однако, соответствующего применения по воле самой Екатерины. Новгородские представители первого сословия задумали воздвигнуть в честь Ее величества триумфальную арку. Волоколамское дворянство отпраздновало свой избирательный съезд чуть не ежедневными торжественными обедами и ужинами, с пушечной пальбой и фейерверками, причем один из фейерверочных номеров представлял сиявшее огнями имя государыни, в ореоле инициалов: Б. М. И. П. Б. О., что должно было означать: «благоволение монаршее, исполнение подданных, благополучие общества». Радостное настроение мешало иногда серьезной работе. В атмосфере ликований наказ Волоколамского уезда приобрел чересчур радужный оттенок: на первом плане красуется постановление «принести всеподданнейшую просьбу о высочайшем дозволении в столичном городе сделать Е[е] и[мператорскому] в[еличеству] статую», а о главном, о местных нуждах, говорится лишь вскользь.

Среди торгово-промышленного сословия и других элементов городского населения преобладало более трезвое, чисто-деловое настроение; но по всему видно, что здесь комиссией дорожили не меньше, если не больше дворян. О том, какие чувства волновали крестьянских, инородческих и казачьих избирателей, дошло до нас слишком мало подробностей, чтобы могло составиться определенное впечатление.

Постараемся наметить тот критерий, которым было бы всего удобнее руководствоваться при определении заинтересованности разных общественных слоев и отношения их к выборам. Наиболее точное понятие об этом, по нашему мнению, могут дать, во-первых, стремления, усилия и попытки населения так или иначе на практике либо обойти, переделать, либо совсем устранить то, что в избирательной системе для него стеснительно, невыгодно, словом - противоречит его интересам; во-вторых, стремления, попытки и усилия провести своего кандидата (в частности - себя) или отстоять, при случае, своего ставленника - стремления настолько сильные, что ведут к столкновениям, к борьбе - не партий, конечно, ибо их тогда еще не могло быть, а групп избирателей. Сюда же можно присоединить как показатель интереса к комиссии, а следовательно и к выборам, отношение избирателей к предстоящей деятельности их представителя. Заслуживают внимания, в-третьих, стремления влиять на содержание и направление депутатского наказа. К анализу выборов с этих трех точек зрения мы теперь и приступим.

Екатерининская избирательная система, несмотря на ее либеральный характер, страдала очень крупными и серьезными упущениями и несовершенствами. К выборам «допускались» следующие элементы общества: дворянство, городские жители, некоторые разряды свободных и полусвободных земледельцев, казачество и инородческие племена²¹¹. Дворянству поручалось выслать по одному депутату от уезда или равнозначащего ему полка - в Малороссии - и округа (крейса) - в Остзейском крае, при наличности в нем не менее пятнадцати дворян-помещиков. По одному выборному должны были послать и города, имевшие не менее пятидесяти домов. Однодворцы, пахотные солдаты, часть государственных крестьян, оседлые инородцы - все эти разряды сельского населения получали право избрать по одному представителю от провинции (инородцы, кроме того, от каждого племени особо). Число казачьих депутатов заранее определено не было, а предоставлялось на усмотрите казачьего начальства.

Активное избирательное право дано было на уездных дворянских выборах всем местным помещикам и помещицам, фактически владевшим своими имениями; в городских - горожанам-домовладельцам (»всякому хозяину, дом, или дом и торг, или дом и ремесло, или дом и промысел в том городе имеющему»); на провинциальных выборах - сельским жителям, свободно владеющим в данном районе домом и землею.

Пассивное избирательное право имели лица тех же категорий. Дворянскими депутатами могли быть избиратели всякого чина и звания, даже не служащие, но обязательно «честного и незазорного поведения и не бывшие ни в каких штрафах, подозрениях и явных, пороках»; городскими депутатами - «не банкрутные» и тоже не бывшие в штрафах, подозрениях и явных пороках. Крестьянский представитель должен был, помимо имущественного ценза, удовлетворять подобному же требованию: «не быть в наказаниях, подозрениях, ябедах и явных пороках, но доброго и незазорного поведения». По возрасту депутаты первых двух разрядов не могли быть моложе двадцати пяти лет, провинциальные же - не моложе тридцати; этим последним предъявлялось еще одно условие: быть женатым и иметь детей.

Выборами дворянскими руководил избираемый предварительно, под наблюдением губернатора или его заместителя, предводитель дворянства; городскими выборами - также выбиравшийся предварительно, под контролем администрации, городской голова. Выборами депутата от земледельческого населения местные власти распоряжались всецело. Сначала производились самые выборы, потом следовало составление наказа, поручавшееся особой комиссии, обыкновенно - из пяти избирателей.

Прямые выборы разрешались только дворянству и отчасти городам, а именно мелким: в крупных же городах введены были выборы двухстепенные. Для сельского населения выборы проектированы были исключительно трехстепенные.

Целое сословие - духовенство - осталось без представительства, если не признавать таковым возможность на деле (да и то не везде) принять участие во всесословных городских выборах (конечно, лишь городским духовным лицам), и если не считать представителем сословия правительственного депутата от Синода. Большая часть (около 77%) другого, еще более значительного слоя населения - крестьянства - совсем не получила избирательных прав, в том числе не только бесправные частновладельческие крестьяне, составлявшие 53% общего числа, но и многие разряды полусвободных и даже свободных земледельцев: приписные к заводам и фабрикам, экономические, половники, дворцовые, посессионные и др. (всего 24%). Быть может, здесь повлияли, с одной стороны, заимствованный от «вольнодумствовавшего» Запада пренебрежительный взгляд на духовенство, с другой - унаследованное от Московской Руси понятие, по которому известная часть населения обязана была считать полномочным своим ходатаем и печальником представителя ведавшего ею учреждения, даже в том случае, когда это учреждение сосредоточивалось в лице помещика-»барина».

Перейдем к вопросу, как же реагировали на указ о выборах обойденные им социальные группы?

С точностью неизвестно, домогалось ли устраненное от выборов крестьянство разрешения участвовать в них. Кое-где - например, на севере, в Архангельской провинции - вместе с черносошными и ясачными крестьянами избирателями были и половники, экономические и приписные, даже дворцовые крестьяне; но мы не знаем, явилось ли их участие плодом их ходатайства, или же оно было предоставлено им администрацией без всяких с их стороны усилий.

Духовенство далеко не удовольствовалось тем, что в комиссии дано было место члену Синода. Пользуясь неясностью так называемого «Обряда выборов», духовные лица в городах проникали в число избирателей как в центральных областях (подписями духовенства, между прочим, закреплена одна пятая часть городских наказов Московской губернии), так и в Малороссии: старосанжаровский наказ, например, насчитывает восемь иерейских подписей. Это выступление приходского духовенства заслуживает тем большего внимания, что местная администрация часто проявляла тенденцию истолковать недомолвку избирательного закона не в благоприятном для духовных смысле и своею властью не допускала их к выборам (например, в Московской губернии). Особенно замечательны выборы в г. Угличе. Целый отдел углицкого наказа посвящен нуждам духовного сословия. Первыми подписались священники, дьяконы, дьячки. Духовенству удалось даже провести в депутаты своего человека - канцеляриста духовного правления.

У профессора Латкина²¹² мы находим указания и на случаи скрытого влияния духовенства (городского) на составление наказа там, где почему-либо ему нельзя было прямо и явно участвовать в избрании депутата и в выработке депутатской инструкции. Однако примеры, приведенные г. Латкиным, вызывают недоумение, так как упоминаемые им, в подтверждение его мнения, наказы крапивенский и верейский подписаны и духовными лицами: значит, они не были лишены возможности участвовать в выборах. Вопрос о косвенном воздействии духовенства на избирателей остается, таким образом, открытым²¹³. Между тем, было бы очень интересно выяснить степень активности и настойчивости духовенства не только городского, но и сельского, роль которого во время выборов среди крестьянской массы покуда не поддается никакому учету.

В Малороссии часть духовенства - как черного, так и белого - воспользовалась запросом Синода к малороссийским архиереям при составлении синодского наказа, и представило в качестве приложения к последнему несколько своих очень обстоятельных наказов (в особенности, от Киевской епархии).

Дворянское сословие, менее чем какое-либо другое, имело повод желать поправок к избирательному закону. В одном случае все же дала себя знать неточность, недоговоренность «Обряда выборов». Лифляндское дворянство поняло этот «Обряд» в том смысле, что в избрании депутатов могут участвовать лишь члены местного риттершафта. Между тем, в Остзейском крае было тогда немало помещиков и дворянского, и недворянского происхождения, не входивших в состав немецкого риттершафта. Это - члены так называемого земства. «Земцы» толковали «Обряд» иначе и пожелали принять участие в выборах. Гордые бароны оставили их, по донесению генерал-губернатора Броуна²¹⁴, «без всяких голосов, упорствовали и явились непреклонными» даже после генерал-губернаторских увещаний. Члены земства продолжали настаивать на своем праве. Пришлось обратиться к компетенции Сената, который и решил дело в пользу земцев, дозволив им даже избрать своего особого депутата.

Более критически отнеслось к правилам о выборах городское население и, прежде всего, торгово-промышленная часть его, как наиболее заинтересованная. И были у горожан поводы для недовольства. Между большими и малыми городами не делалось никакого различия. Подобно какому-нибудь захолустному городишке, вроде Нерехты²¹⁵ или Пусторжева²¹⁶, который со всеми своими домишками вполне привольно уместился бы в любой из порядочных столичных улиц, - такие крупные центры, как Москва и Петербург, должны были довольствоваться одним единственным представителем от целого города. Далее, «Обряд выборов» совершенно игнорировал глубокое различие интересов и стремлений разнообразных и разноплеменных слоев городского общества. Допуская в городах всесословные выборы, притом одного лишь депутата от всех групп населения, правительство не принимало в рассчет того, что в малорусских городах и в более значительных великорусских классовые, сословные или национальные интересы могли быть прямо-таки непримиримы. Некоторые города с разноплеменным составом, чтоб выйти из затруднительного положения, выбрали, вопреки правилам, по нескольку депутатов (например Астрахань - 5, Казань - 2, Кизляр²¹⁷ - 2). Нежин²¹⁸ и Стародуб²¹⁹ разрешили вопрос более остроумно: депутатов, как полагалось, выбрали по одному, но зато снабдили их несколькими наказами: стародубского - двумя (от шляхетства и от мещанства), а нежинского даже четырьмя (от мещан, шляхетства, купечества великорусского и греческого). Таким образом, представители этих городов получили невозможное поручение отстаивать в комиссии противоречивые ходатайства своих доверителей. В Туле оружейники легальным путем осуществили отступление от избирательного закона: они настояли на том, чтобы им позволено было, сверх городского депутата, послать в комиссию своего выборного.

Этих, так сказать, коррективов к избирательной системе, вызванных местными условиями, конечно не было бы, если бы жители названных городов мало интересовались выборами в законодательную комиссию. Что коррективы добывались с весьма большим трудом, об этом можно догадываться по имеющимся у нас сведениям о стародубских выборах, а еще лучше - по известным нам избирательным инцидентам в других малорусских городах, между которыми Нежин и Стародуб являются счастливыми исключениями. Обычно городские выборы в Малороссии превращались в арену недоразумений, разногласий, препирательств, раздоров, бурных столкновений и даже насилий, тяжело отражавшихся на результате выборов. Эта особенность малороссийских городов объясняется, с одной стороны, социальным положением и нравами казацкой старшины и чиновников, т.е. шляхетства²²⁰, с другой - специфически враждебными отношениями между «лутчшими господами» и простыми гражданами - мещанами, «мужиками».

Казацкое шляхетство, из-за преобладания, не только вступало в ожесточенную борьбу с «мужиками»-избирателями, как это было в Стародубе, но и шло на действия более энергичные. Лубенские выборы особенно любопытны в этом отношении. Они показывают, что высокородные паны не задумывались перед тем, чтобы мещан, намеревавшихся внести в депутатский наказ неприятные для чиновников и казаков статьи, просто-напросто отстранять от его составления.

В иных случаях шляхетство, чтобы предупредить торжество «подлого народа» на выборах, демонстративно блистало своим отсутствием, не желая, по словам генерал-губернатора, «и слышать, чтоб сидеть с мещанами, считая сие быть предосудительным чести своей, именуючи всегда граждан мужиками». В Полтаве руководивший выборами генеральный обозный²²¹ Кочубей «с великим трудом едва мог склонить чиновничество к заседанию с градскими жителями», а в Прилуках более упорная часть «лутчих господ» добилась-таки своего: выборы были кассированы.

Прилуцкие мещане не остались равнодушны к судьбе своих выборов. Они подали прошение об их утверждении, мотивируя свое ходатайство следующим образом: «Мы сумневаемся, что наших нужд... в Комиссии представить будет уже некому».

Относительно Великороссии мы знаем всего два случая, когда резко обнаружился глубокий разлад среди избирателей. В Зарайске²²² купцы и мещане устранили от выборов разночинцев (приказных, отставных солдат и т.п.), так что администрации пришлось назначить новые выборы. В Ярославле при избрании выборщиков купцы второй и третьей гильдий «с великой неучтивостью и азартом» долго отказывались иметь дело с «поверенными» или выборщиками и от первостатейного купечества. Эти и тому подобные осложнения хотя и не находятся в столь же тесной связи с недостатками организации, как приведенные выше, но также говорят об интересе населения к комиссии.

Мелкие территориальные единицы, от сел, так сказать, отставшие, а к городам еще не приставшие - разные слободы, пригороды, посады, пристани - права представительства не получили. Им предоставлялось лишь примкнуть при выборах к соответствующему уездному городу. Местечки эти, населенные преимущественно торговым и промышленным людом, усиленно хлопотали об уравнении их в избирательных правах с городами. Жители Скопина²²³, например, заявляли в своем челобитье, что в лишении их возможности иметь своего депутата «познавают они великую тщету себе». Правительство отчасти вняло таким мольбам.

Приведем из практики городских выборов еще один случай, дающий понятие о тех способах, какими купечество старалось усилить представительство своих интересов на выборах. В Дмитрове купцы-избиратели провели к урнам тех из своих товарищей, которые, имея самостоятельный торг, не владели домом в городе, т.е. не имели полного ценза.

Избирательные права сельского населения были урезаны и стеснены еще более, чем права городов. Крестьяне и инородцы могли послать депутата лишь от провинции²²⁴, т.е. территориального округа, в несколько раз превосходившего по размерам уезд, сделанный избирательной единицей для дворянства. Точно так же и рядовое казачество поставлено было в худшие условия, чем казацкая знать и вообще шляхетство: депутат от казаков представлял значительно больший круг населения, чем шляхетский депутат. А между тем сельская масса несомненно более дворян нуждалась в чисто местном представительстве. Другим неудобством являлась многостепенность выборов, ослаблявшая связь между населением и его представителем. Здесь в той или иной форме должен был сказаться справедливый протест против ограничений, если только необычное для этой среды правительственное поручение завоюет симпатии избирателей. К сожалению, данных о крестьянских и казачьих выборах слишком мало. Этим объясняется, что всего лишь два факта можно было бы подвести под рассматриваемую сейчас рубрику, да и то оба относятся к выборам казачьим.

Один из относящихся сюда фактов - в том виде, как он описан в статье г. Липинского²²⁵ - настолько ярок и рельефен, что невольно вызывает сомнение, не было ли тут других каких-либо побуждений. По рапорту начальника кременчугской сотни (Новороссийской губернии), жители местечек Кременчуга и Власовки - пикинерные казаки с посполитными, т.е. крестьянами - задумали выбрать не поверенных от «погостов», как это надлежало для избрания уездных выборщиков, а непосредственно своего депутата (с соблюдением, впрочем, всех формальностей). Так они и сделали, «с несогласием и шумством держа свое мнение и собравшись все вместе в степи». Пока власти пытались дознать, что за «неведомо какое согласие чинили казаки в степи», сверхштатный депутат, значковый товарищ Денисов, успел прибыть в Москву, был принят в комиссии, заседал в ней и, как видно из протоколов заседаний, не оставался там безучастным зрителем. В одном из писем на родину Денисов сообщает о себе, что «в особливой монаршей милости состоит, и хотя некоторые враги и старались, дабы его не допускать в депутатах быть, только рукою Божиею то зломыслие их отвращено, а действуется порядочно». Комиссией он остался доволен и просит обстоятельно писать ему в Москву о местных «великих домгливостях и нуждах». Однако ж не долго суждено было Денисову стоять на страже интересов своих односельчан: губернатор потребовал возвращения его «под караулом», как «инкогнито», без ведома начальства избранного и к тому же производящего своими письмами «смуту и возмущение в народе»²²⁶. «Самозванный депутат» по решению Сената был исключен из списков и отправлен по этапу на родину. Во время пути он бежал, и дальнейшая его судьба неизвестна.

Основываясь на официальном докладе, г. Липинский видит в кременчугских выборах выразительную иллюстрацию того, как сильно стремился сельский люд к более мелкому представительству. Несколько иное освещение получает таинственный инцидент, если вслушаться в жалобу кременчугских и власовских казаков генерал-губернатору на своего командира. Как видно из этой жалобы, бдительным начальством были приняты меры, чтобы население Кременчуга и Власовки с выборами запоздало и не могло вовремя составить для своего поверенного наказ, неугодный командиру. Устраненные кременчужцы и власовцы несколько раз просили о дозволении им или приложить к депутатскому наказу свою челобитную, или же выбрать, сверх избранного уже от «полка», особого депутата. Очевидно, им было и в том, и в другом отказано; вот тогда-то обозленные казаки и устроили, должно быть, в степи свое «неведомо какое согласие». Во всяком случае, это «согласие» бесспорно доказывает горячий интерес казачества к комиссии.

Другой факт касается выборов в Запорожье. Сечь выхлопотала себе право отрядить двух представителей вместо одного на том основании, что в Малороссии «мало не со всякого полку по депутату выбрать велено», тогда как она, Запорожская Сечь, «своим жительством и счислением войска напротив одного, двоих и троих полков, но весьма свыше имеет обширность».

Так и просится сюда в параллель постановление губернского съезда лифляндского дворянства - из четырех, избранных по числу крейсов (не считая о. Эзеля) депутатов, отправить в комиссию лишь двух. Мотивировка этого оригинального решения в донесении генерал-губернатора изложена так: «Ибо сие положение служить может ко избежанию излишних их расходов, а толь паче и с казенной стороны всемилостивейше определяемое на них жалование остаться может в казне». Остальных депутатов рыцарство обрекло на пассивную роль кандидатов, и, таким образом, добровольно, по собственному почину, ослабило представительство своих интересов в законодательной комиссии.

III. Отношение к первой стадии выборов

Болотов²²⁷ пишет в своих мемуарах: «Выборы начались производимы быть везде по пристрастиям; выбирали и назначали к тому не тех, которых бы выбрать к тому надлежало и которые к тому были способны и других достойнее, а тех, которым самим определиться в сие место хотелось, несмотря ни мало, способны ли они к тому были или неспособны».

Избирателями Одоевского уезда подана была жалоба на своего предводителя. Они жалуются, что он «при баллотировке примечен был ими в переворачивании ящика с левой на правую сторону, который держан был сержантом под плащом, а не на столе, желая чтобы через то депутатом выбран был отец его».

Зарайский предводитель дворянства Кондырев довольно бесцеремонно и не безуспешно набирал голоса в свою пользу среди беднейших землевладельцев. Несмотря на протест группы избирателей, не одобрявшей этой кандидатуры, несмотря на скандал, разыгравшийся на выборах, Кондырев добился своего.

Эстляндский²²⁸ предводитель дворянства, гауптман фон-Ульрих, действовал еще более беззастенчиво. Уже должности предводителя фон-Ульрих достиг несколько странно, без какого бы то ни было голосования, а в депутаты прошел совершенно незаконными путями. Он распорядился так, что для выборов съехались лишь назначенные по его настоянию и, конечно, угодные ему кандидаты, по четыре от каждого из четырех крейсов. Только они и подлежали избранию. Таким образом, прямые выборы предводитель, злоупотребляя своим положением, превратил в двухстепенные²²⁹. Мало того: эти двухстепенные выборы обратились в фикцию. От активного участия в баллотировке выборщики-кандидаты оказались устраненными, ибо по приказанию изобретательного предводителя шары депутату клались не ими, а... предводительским секретарем! Разумеется, надо было бы удивляться, если бы после всех этих подготовительных мер сам предводитель в депутатах не оказался. Фон-Ульриху и этой подтасовки было недостаточно: он позаботился еще о том, чтобы на время его деятельности в комиссии должность предводителя досталась его брату, ландрату фон-Ульриху. Вынудить согласие на это лиц, бывших при выборах, не составляло, по всей вероятности, большого труда. Дорогу в комиссию эстляндский предводитель дворянства себе проложил, но выборы эти столь вопиюще противоречили установленным правилам, что Сенат принужден был признать их недействительными.

Болотов сообщает, что «многие ужасно добивались места депутата, ласкаясь отчасти определенным жалованьем, а отчасти другими выгодами». Вышеупомянутый предводитель дворянства Кондырев откровенно объяснял вербуемым им сторонникам свое желание выступить в комиссию от уезда тем, «что как он суще помещик небогатый и без жалования прожить не может».

Гораздо интереснее для нас те случаи, когда более или менее энергично, дружно и широко выдвигалась чья-либо кандидатура. Так, например, в Зарайском уезде, где за себя агитировал Кондырев, часть избирателей довольно упорно, хотя и безуспешно, в противовес предводителю проводила в депутаты своего излюбленного человека. В Летском дистрикте²³⁰ (Лифляндской губернии) дворянское избирательное собрание раскололось на два лагеря; каждый из них имел своего ставленника, и целых восемь дней понадобилось для того, чтобы придти к соглашению и остановиться на общем представителе.

Еще большего внимания заслуживают случаи отстаиванья своего избранника перед администрацией, даже перед Сенатом. В Одоевском уезде выборы были опротестованы предводителем (проводившим в депутаты, как мы видели, своего отца) на том основании, что депутат, отставной поручик Ботвиньев, по нравственным качествам не соответствовал требованиям «Обряда». А не соответствовал-де, во-первых, потому, что в 1753 г. - значит, за четырнадцать лет перед тем - матерью Ботвиньева подана была в юстиц-коллегию²³¹ челобитная «в непочтении к ней сына, в разграблении ея пожитков и в бою»; во-вторых, за некоторые «наглые поступки» он, Ботвиньев, все еще находился под следствием. Однако избиратели с доводами предводителя считаться не пожелали, тем более, что Ботвиньева давно уже все простила сыну. От вторичных выборов они отказались наотрез. Вмешательство Сената, решившего спорный вопрос не в пользу депутата и объявившего упрямцам строгий выговор, не смутило одоевских дворян. Приверженцы депутата не только продолжали упорствовать на своем, но даже обратились в Сенат с прошением сместить предводителя за неправильные действия при выборах. Предводительский престиж в конце концов все-таки восторжествовал, и Ботвиньев вынужден был передать полномочия другому лицу.

Горой умели стоять за своего представителя не одни дворяне. Сорочинские казаки «с превеликим и необычным шумом» выступили на защиту устраняемого выборщика. Руководителей протеста сажали «под караул»; единомышленники силой отбивали вожаков своих и продолжали по-прежнему стоять на своем, но, несмотря на все усилия, ничего не добились. Подобная участь грозила и депутату от г. Гороховца²³². Правоспособность его долгое время была у администрации под большим сомнением благодаря проискам части купечества; однако другой части гороховецких избирателей при поддержке головы удалось отстоять своего выборного.

Роль депутата население могло понимать различным образом; различным же образом могло оно интересоваться и его будущим выступлением в комиссии. Там, где вопрос о комиссии и выборах мало занимал обывателей или где последние оказывались не в состоянии как должно осмыслить этот вопрос, там, естественно, и не задумывались над значением депутатской миссии, а попросту следовали примеру беспечальных, всем довольных муромских дворян, которые, по избрании депутата, преспокойно почили на лаврах: положились во всем дальнейшем на своего представителя, предоставляя ему полнейшую свободу действий в комиссии.

Иным было отношение к депутату тех избирателей, для которых выборы являлись далеко не безразличным актом. И можно быть уверенным, что там, где избиратели, расходясь после выборов, не только не разрывали связи с депутатом, а наоборот, - устанавливали деятельные сношения с ним и озабоченно готовились следить за каждым его шагом, - там население приступало к выборам с живейшим интересом и действительно сочувствовало делу, признавая всю его важность. В силу этих соображений наказ шуйского дворянства - подчиняющий депутата постоянному контролю избирателей и обязывающий его давать систематические, обстоятельные отчеты о своей деятельности - приобретают в наших глазах, как и все подобные наказы, особенную цену.

По свойственной человеку склонности к мечтам и надеждам, население - в особенности темный деревенский люд - часто преувеличивает силу и значение таких полномочных лиц, как депутаты, и очень уж щедро расточает им доверие. Этого рода явлениями мы не должны пренебрегать: местность, где на общественного представителя способны взирать с излишним оптимизмом, не может быть богата такими избирателями, которые больше похожи на безучастных, бесстрастных манекенов. Отсюда возможность угадать, отчасти, общий характер настроения, господствовавшего на крестьянских выборах в Харьковской провинции, по следующему факту, разыгравшемуся уже после избрания депутата.

В названной провинции выборы совпали с генеральным межеваньем земель. Не выяснено, самому ли депутату принадлежит идея, или его кто-либо надоумил: во всяком случае он вскоре после выборов стал объявлять поверенным, заведовавшим межеваньем, чтобы они до возвращения его из комиссии развода не делали. При этом депутат, как обнаружило дознание, требовал пособия на поездку в Москву, пуская в ход - по показаниям плативших - даже угрозы. В короткий срок депутат успел собрать с двадцати двух сел и местечек 67 руб. 20 коп., т.е., по настоящей стоимости денег, около 270 руб. Очевидно, в народной массе держалось убеждение, что депутат все может устроить: недаром же его требуют в столицу, к самой государыне. Очень может быть, что и сам депутат, Прокоп Гук, уверен был в депутатском всемогуществе. На следствии он и не думал запираться в получении, по его толкованию, «добровольных приношеней»; он только настаивал на том, что их отнюдь не вымогал, а лишь заявлял: ежели кто даст, мол, ему, в том нужды нет. Относительно данных им при том обещаний он отозвался запамятованием. Обвиненный в том, что производил смуту, препятствуя полюбовному размежеванию между казенными обывателями (как назывались местные крестьяне) и землевладельцами²³³, Прокоп Гук был лишен депутатства и наказан плетьми; деньги были, конечно, у него отобраны - и по Харьковской провинции объявлены были новые выборы.

IV. Отношение населения ко второй стадии выборов

Характеристика активного отношения общественных групп ко второй стадии выборов, т.е. к составлению наказов, не займет много места, поскольку дело идет о Великороссии и остзейских губерниях; слишком мало сохранилось данных по этому предмету. Трудно судить, с каким вниманием, насколько горячо обсуждалось тут или там содержание наказов; часто ли возникали споры и в каких размерах, до какой степени они разгорались; какое значение нужно приписывать авторитету отдельных лиц (например, князя М. М. Щербатова²³⁴ в Ярославском уезде, А. И. Бибикова²³⁵ - в Костромском) или групп. Только о Малороссии мы знаем кое-что; знаем, что в этом крае - главным образом на городских и шляхетских выборах - наказы слагались совсем не в спокойной обстановке. Здесь кипели страсти, обнаруживались своекорыстные поползновения, резко выступал партийный дух, оспаривалось преобладание. Объясняется это тем, что здесь все бродило, формировалось заново.

На городских выборах действовал преимущественно социальный (точнее -- социально-экономический) антагонизм. К Стародубу, Лубнам, Полтаве, Нежину, о которых шла речь выше, весьма близко подходит Харьков. В этом городе тон давало не шляхетство, а мещанство. Уже после того, как харьковский наказ был написан и подписан, несколько граждан из привилегированного казачества подали губернатору жалобу, утверждая, что наказ они подписали под давлением большинства «подлых и безрассудных людей» и просили наказ возвратить для исправления. Губернатор приказал городскому голове исключить некоторые статьи, «неприличные и вредные для губернии».

На шляхетских избирательных собраниях столкновения из-за наказа носили другую окраску. Здесь чаще всего волновала политика; друг против друга стояли два лагеря - умеренные элементы, державшие сторону правительства, и оппозиция, мечтавшая об «умоначертаниях прежних времен», об исключительном господстве шляхетского сословия, какое было до Богдана Хмельницкого²³⁶.

«Благонамеренное» течение восторжествовало, например, в черниговском наказе благодаря дипломатичности предводителя Безбородка²³⁷. Стародубский наказ явился результатом упорной борьбы и обоюдных затем компромиссов. Прилуцкий наказ некоторыми «пунктами», по убеждению иных избирателей, настолько расходился «с великими и беспримерными трудами и попечением Е[е] и[мператорского] в[еличества] о учинении верноподданных своих прямо счастливыми», что повлек за собой подачу нескольких особых мнений-протестов. В Нежине блестящую, хотя и кратковременную, победу одержали крайние.

В Нежинском «полку» при предварительном обсуждении проекта депутатской инструкции общее мнение было таково, чтобы непременно просить в наказе о восстановлении гетманства и шляхетских вольностей (сохранение которых неоднократно подтверждено было высочайшими указами). Избранный сначала в предводители, потом в депутаты, земский судья Селецкий, вероятно, разделял образ мыслей своих товарищей. Справив выборы, нежинское шляхетство, прежде чем приступить к окончательной разработке наказа, разрешило себе маленькие каникулы: оправдываясь тем, что они в Нежине «прожились», а многим-де, кроме того, пришло время говеть, избиратели разъехались на месяц по домам. Генерал-губернатор, известный впоследствии граф Румянцев²³⁸, не протестовал против такого своеволия и даже рад был, кажется, неожиданной отсрочке: будучи крайне недоволен замыслами нежинцев, он постарался во время «каникул» принять свои меры к пресечению зла. Какими путями удалось ему воздействовать на Селецкого - неизвестно; но когда собравшиеся вновь избиратели взялись за составление наказа, депутат поразил всех своим полным несочувствием взглядам, положенным в его основу. Селецкий ни за что не соглашался ехать с такой инструкцией в комиссию и предлагал собранию заменить ее другою, им самим заблаговременно написанною. Странное поведение Селецкого возбудило против него и негодование, и подозрения. Он стал отказываться от депутатства; большинство поспешило воспользоваться этим, равно как и «простотой» своего предводителя, и избрало нового депутата, Долинского, по аттестации Румянцева - «нерассудных их просьб и желаний первого между ними виновника». Приказ генерал-губернатора восстановить полномочия Селецкого остался неисполненным. Задетый за живое, Румянцев послал в Петербург донесения, действие которых не замедлило сказаться. Сенат постановил: первому выбору остаться в силе и «похвалить притом его, Селецкого, и согласных с ним владельцев (всего человек 6-7, не более) за усердие»; предводителя Тарнавиота отставить от должности, «а зачинщиков прописанного непорядка, кои побудили приступить к другому, противозаконному, выбору, и тех, кто с ними были в согласии, отослать воинских - на военный, а гражданских и не служащих на гражданский суд». Суду преданы были 54 человека: военному - 36, гражданскому - 18. Судебный приговор явился, в сущности, лишь неуклюжей формой для прикрытия грубого административного произвола. Подсудимые были признаны виновными в том, что отважились нарушить доверенность депутату Селецкому, «со дня его выбора единственно уже под Е[е] и[мператорского] в[еличества] протекциею состоящему», и потом не исполнили приказания генерал-губернатора о восстановлении полномочий ими же избранного депутата. Глуховский военный суд приговорил: 33 обвиняемых заковать в железо и «лишить живота», остальных же трех лишить чинов и подвергнуть аресту. По гражданскому суду все 18 обвиняемых были приговорены к «вечной ссылке». Сенат заменил ссылку шестинедельным тюремным заключением, с отнятием всех чинов; что же касается приговора военного суда, из дел не видно, чем было заменено «лишение живота». Известно только, что осужденных восемь месяцев продержали в тюрьме, и тщетно взывали они к помилованию. Лишь в начале 1770 г. на прошения заключенных последовала высочайшая резолюция: «Бог простит», а затем было приказано «во всем их в прежнее состояние восстановить».

В г. Погаре (как и Нежинский полк, в нынешней Черниговской губернии) произошло нечто вроде бойкота. Некоторые члены погарского привилегированного общества, с магистратским войтом Панасом во главе, убеждали «новины не слушать и к оной не склоняться и не смотреть ни на какие посторонние страхи; новине перед стариною во многом стыдно и показаться, новина того, что в старину сделано, не точию поправить, но и сдержать не может». Городской голова пригласил жителей собраться для избрания депутата. Однако «из воинского звания, - читаем в его рапорте от 7-го июня, - и многие разночинцы в означенное место и в церковь к молебствию и присяге о выборе депутата и выбирать того тогда не пошли и полномочия не подписали и... сделались во всем противны». Когда голова стал вести дело с одними мещанами и явился с пятью выборными для составления наказа в магистрат, то «войте погарский с шляхетством, держа едино согласие между собою... выслали меня с магистрата, не дая мне по должности моей в магистрате ни малейшего производства повесть». Когда избирателей созвали для выслушания выработанного уже наказа, Панас попробовал сорвать и это собрание, просто-напросто заперев магистрат, «не точию сам не хотя слушать наказу, но чтоб и все мещане поразошлись». Голова в конце концов все-таки настоял на исполнении Сенатского указа, и ему удалось без особых помех устроить два собрания. На третьем бойкотисты шумно вмешались в обсуждение депутатской инструкции. Панас «по звиклости своей (т.е. по навыку) во многих указных делах делал свои толки», возражал на наказ и вообще, должно быть, проводил свои взгляды, с ругательствами нападая сам и натравляя других на злосчастного городского голову. Видя, что почва, несмотря ни на какие ухищрения, ускользает все же у него из-под ног, Панас с единомышленниками старался посредством переизбрания составителей наказа захватить все нити в свои руки и дать делу иной оборот. Но и эта попытка не имела успеха. Тогда противники выборов отправили куда следует прошение о том, чтоб отставить «недостаточного и беспорядочного» городского голову. Сенат назначил судебное расследование по делу погарских выборов, результаты которого, сколько известно, до сих пор не опубликованы.

Некоторые исследователи, касаясь этого факта, не придают ему особенного значения. Авсеенко, а за ним и Латкин полагают, что люди, подобные войту Панасу, «осуждали меру императрицы не во имя каких-либо практических или политических соображений, а во имя отцовской старины»²⁰⁹. Может быть, действительно войт Панас со своими сторонниками принадлежал к категории самых обыкновенных крепколобых поборников старины, застоя; но вероятнее, что мы имеем здесь дело с более сложным и серьезным явлением. Ведь город Погар был в той самой Малой России, о которой в 1764-м году Екатерина в секретной инструкции генерал-прокурору писала, между прочим, следующее: «Малую Россию, Лифляндию и Финляндию надлежит легчайшими способами привести к тому, чтобы они обрусели, и перестали бы глядеть, как волки в лесу».

Привилегированная часть малорусского общества таила в себе семена оппозиции и даже не прочь была на выборах совать палки в колеса. «Как скоро доходило до выбора депутата и сочинения особливо наказа, - докладывает генерал-губернатор Малороссии, -тут открывалось повсюду прямое и им свойственное везде искание и желание: везде согласно закричали... чтобы права, вольности и обыкновения им утверждены были, поборы бы все оставлены, войска (русские) выведены, шляхетство от взятия пошлины уволено... и чтобы настоять и неотступно просить гетмана²³⁹ по прежнему... Часть же людей таких, кои слепо сим невежам следуют, не мала... Примечено и то здесь стало, что многие ободрили себя прямо, как можно держаться старины. Одни города и простой народ признают публично милосердое Е[е] и[мператорского] в[еличества] чрез введенные некоторые от меня порядки за полезные для них, но тут же жалуются, что самые их начальники, кольми паче больше расплодившееся здесь шляхетство в том всеми силами препятствует... Многие большие (т.е. шляхетство, казацкая старшина, чиновники) истинно вошли во вкус своевольства до того, что им всякий закон и указ государский кажется быть нарушением их прав и вольностей, отзывы же у всех одни: зачем бы нам там (в комиссии) и быть?.. Наши законы весьма хороши, а буде депутатам быть уже надобно, только разве б искать прав и привилегий подтверждения». Такой образ мыслей логически ведет к образу действий погарских бойкотистов.

Приблизительно в это же время в Малороссии появился «Разговор Малороссии с Великороссией», очень определенно отражающий политическое самосознание малорусского общества, руководителем которого была шляхта. «Во всем, исключая пространства, мы с тобой равны», - говорится здесь. «Малороссия поддалась не Великороссии, как обществу, а лишь государю, как общему повелителю одной и другой страны». Это самосознание, хотя бы и смутно и в связи с другими побуждениями, могло повлиять на действия как нежинского шляхетства, так и погарских и других «лутчих господ».

В этом же духе, по-видимому, объяснял себе поведение погарского войта и Румянцев, отозвавшийся о его деятельности как о «велеречии и мнимом патриотическом усердии». Есть основание думать, что в Петербурге еще до выборов ожидали от малороссов демонстраций вроде погарской. В руководстве для составителей плана выборов императрица пишет: «Малороссии, Лифляндии, Эстляндии и Финляндии остается на волю прислать депутатов. А не пришлют, останутся на том основании, как ныне, пока не будут бить челом об уравнении». Отчасти на погарское шляхетство могло влиять и знакомое нам по другим малороссийским городам высокомерное нежелание «сидеть с мужиками».

По мнению Дитятина, враждебно отнеслись к призыву императрицы и остзейцы, которые решительно не хотели подчиняться «Обряду» о выборах депутатов, видя в нем, подобно малороссийской шляхте, нарушение их стародавних привилегий. Некоторые остзейские города прямо отказывались от посылки в комиссию депутата, ссылаясь на свою якобы экономическую несостоятельность. Действительно, из рапорта лифляндского генерал-губернатора Броуна видно, что города Дерпт²⁴⁰, Пернов²⁴¹, Венден²⁴² и др. сначала заявили было, будто «им в иных местах за малоимением мещан и за бедностью, а в прочих, за неимением к тому способных людей, как в предводители, так и в депутаты выбрать некого, и для того свое полномочие и голос препоручают выбранному от ригского мещанства депутату». Позднее некоторые из этих городов изменили свое решение и все-таки справили выборы. Факт, значит, налицо, но объяснение, данное ему Дитятиным, ничем не подкреплено. Не доказано и мнение Дитятина о нежелании остзейцев подчиняться избирательному «Обряду».

Дело, аналогичное нежинскому «бунту», возгорелось из-за наказа и на другом конце Малороссии, в Харьковской губернии, на этот раз - в крестьянской среде. Харьковские так называемые войсковые обыватели до 1763 г. несли вольную казацкую службу (это - бывшие слободские казаки), пользовались полным самоуправлением и не обременены были никакими податями и сборами. Затем строй их претерпел крутую перемену: их свели на положение обыкновенных податных поселян, обложив даже грудных младенцев подушным окладом и заменив казаков регулярными гусарскими полками. Естественно было ожидать, что манифест о комиссии разбередит свежую рану, вызовет толки, надежды. Ведь манифест приглашал население откровенно изложить в наказах свои нужды, неурядицы.

В слободе Межирич «поверенного» избрали без всяких проволочек; затем собрались писать выборщику полномочие и заявление о местных общественных «чувствительных недостатках». Почти все присутствующие (а набралось около 400 избирателей) сошлись на пожелании, чтобы возвращены были прежние порядки, и прежде всего - отменен ненавистный оклад. Насколько возбуждено было собрание, можно угадать по восклицанию одного из межирицких жителей, Гринченка: «Кто сей новый оклад положил, тот чтобы пропал на веки!» Руководивший выборами комиссар счел нужным сход распустить, Гринченка арестовать и донести о случившемся правящему должность воеводы. Началось дело «о возмущении обывателей слободы Межирич при выборе депутата». Губернатор Щербинин отдал приказ объяснить межиричанам всю безрассудность и бесплодность их ходатайства, а вместе с тем взять «под караул» 15 поименованных в рапорте избирателей, Гринченка же заковать в кандалы и тщательно допросить всех, в особенности Гринченка, по чьему наущению они «дозволили себе противодействие (!) властям». Воевода с воинской командой немедленно двинулся на усмирение «мятежников». На пути он получил извещение от комиссара, что около 30-ти человек местных жителей явилось в комиссарское правление и с криками требовало освобождения Гринченка. Узнав об этом, воевода подкрепил свой карательный отряд. Следствие производилось сперва на месте, а потом в сумской провинциальной канцелярии. Сбивчивые показания слобожан бросали сильную тень на самого комиссара: и у воеводы, и в канцелярии составилось мнение, что он-то, комиссар, и натолкнул избирателей на неумеренные требования, советом просить об освобождении детей до семилетнего возраста от подушного оклада. Главный обвиняемый, Гринченко, показал, что приписываемые ему слова вырвались у него спьяна и никто его не наущал, а говорил он по простоте своей, озлобившись, что на него при раскладке положили податей гораздо больше, чем следовало бы по его имуществу; притом слова его относились к раскладчикам, а не к кому-нибудь другому. Приходившие требовать освобождения Гринченка объяснили, что они приходили просить о том, и когда им было отказано, мирно разошлись по домам. И все-таки сумская провинциальная канцелярия нашла почему-то нужным предъявить всем 23-м подсудимым обвинение по 1-ой и 18-ой статьям Соборного уложения (»умысел на государево здоровье, скоп и заговор на государя») и мнением положила: ввиду простоты обвиняемых и того обстоятельства, что «возмущение» их дальнейших вредных действий не имело, ограничиться наказанием их плетьми в присутствии всех жителей Межирича, а комиссару Селеховскому, уже отстраненному от должности, учинить еще «репримант» в канцелярии. Когда приговор представлен был в губернскую канцелярию, она нашла, что несомненные улики имеются лишь против двух - Гринченка и Вечерка, и потому решила: зачесть обоим им в наказание время пребывания под стражей, Гринченка наказать плетьми, Вечерка высечь батожьем, а Селеховского вовсе не подвергать каре и возвратить ему прежнюю должность комиссара.

Интересно было бы знать, какое представление о созываемой в далекой Москве комиссии составилось - после столь сурового урока за чересчур живое, по мнению начальства, отношение к выборам - у обывателей слободы Межирич, а также у нежинской шляхты...

V. Вынужденное или кажущееся пассивное отношение к выборам

Всем приведенным до сих пор фактам присуща одна особенность: население несомненно проявляло интерес к выборам. Теперь нам предстоит обозреть те случаи, где на первый план выступает косность, абсентеизм населения или, точнее, его представителей на выборах. Такие случаи составляют исключение. В 1767 г. встречается очень мало похожего на стремление избирателей отбояриться как-нибудь от навязанной им правительством обузы. Не было, как прежде, необходимости отправлять депутата или избирателя под караулом к месту назначения, или арестовать избирательских и депутатских жен, или грозить конфискацией имущества, чтобы побудить к исполнению гражданского долга. Даже и те, сравнительно редкие темные пятна, которые находятся в поле нашего зрения, далеко не все бросают тень на население. Во-первых, причины неучастия в выборах или чересчур формального и холодного к ним отношения частенько надо искать не столько в чувствах, привычках, образе мыслей данных общественных слоев, сколько в несовершенствах «Обряда» и вообще постановки дела, или же в усердии не по разуму местного начальства. Во-вторых, иные подробности выборов, при первом взгляде свидетельствующие о малосознательности или инертности избирателей, приобретают совершенно другой, гораздо более благоприятный для них смысл, если проанализировать их тщательнее.

Немало наберется уездов и городов, не приславших депутатов. Возникает вопрос: в какой мере причастна тут воля их жителей, получивших избирательные права? О некоторых из этих районов мы знаем наверное, что выбирать там было некому и некого на безлюдье. Так, например, Петербургский, Великоустюгский и Кунгурский уезды были слишком для того бедны избирателями: дворянского землевладения здесь почти не существовало²⁴³. С другой стороны, жители, например, Клина, Ефремова, Ливен, Кологрива²⁴⁴ не только, быть может, не прочь были иметь своего депутата, но даже в состоянии оказывались - и с количественной, и с качественной стороны - осуществить это желание; но, на их несчастье, среди них не нашлось купечества - и они были лишены представительства. Так распорядилась с выборами администрация в г. Клине, и именно по этой причине.

Документы отмечают поразительно малолюдные избирательные собрания в целом ряде уездов, хорошо, по-видимому, обеспеченных составом избирателей, - собрания, малолюдные иногда до того, что выборы так и не могли состояться. В Каширском уезде из 711 избирателей присутствовало на выборах всего-навсего 38; из остальных только 323 человек прислали вместо себя доверенности - так называемые отзывы на согласие с результатами предстоящей баллотировки. В Московском уезде съехалась лишь пятая часть числившихся там землевладельцев-избирателей (163 из 818). В Переяславль-Рязанском на 132 человек, явившихся на выборы, пришлось 325 «отзывов» от отсутствовавших. Пусторжевский уезд, с его 104 помещиками, имевшими право голоса, не выслал на выборы даже третьей доли их (32), а из числа прибывших только 16 досидело до конца и закрепило наказ своими подписями. Дмитровский наказ, насчитывающий около 300 землевладельцев в уезде, подписан лишь 13-ю избирателями. В Серпуховском уезде избирательный съезд представлен был... в одном лице. Разумеется, даже с «отзывами» от сорока шести неприехавших, этот единственный выборщик не в состоянии был наладить как выборы, так и выработку депутатской инструкции. Звенигородский уезд перещеголял даже Серпуховский: здесь из 80-ти избирателей никто не тронулся с места. В Мосальском уезде условия для выборов складывались как будто более благополучно: при 34-х «отзывах» в наличности оказалось 5 человек - следовательно, получалась возможность и депутата избрать, и наказ ему сочинить. Однако на первых же порах встретилась серьезная помеха: предварительно надо было выбрать предводителя дворянства, и обязательно из числа присутствовавших, а между тем трое из этих пяти кандидатов не имели возрастного ценза (полных 30 лет), четвертый не подходил по неграмотности, о пятом же в официальном рапорте просто сказано, что «оной должности исправить не может». Оставалось одно: назначить новый срок для выборов; но во второй раз прибыло только трое. Тогда губернатор объявил по уезду, что если господа дворяне и к третьему сроку не соберутся, то, значит, не хотят участвовать в выборах. Мосальское дворянство так-таки и не обзавелось депутатом.

Выборы в Малороссии, по причинам нам несколько уже знакомым, получили особенный отпечаток. Пример города Погара показывает, как в иных случаях можно понимать нежелание малороссийских избирателей быть на выборах. В Прилуках привилегированные горожане упорно отказывались содействовать, по выражению генерал-губернатора, «общенародному добру» и объясняли потом свое отсутствие кто болезнью, кто поездкой на ярмарку, кто богомольем или поминовением сына и так далее, в том же духе. Эти случаи заставляют нас не спешить с заключением об индифферентизме известной части населения Украины.

Выборы в коренной России не знали резких осложнений; поэтому и проще, доступнее их изнанка, легче разобраться в побуждениях избирателей. Не одни только беззаботные муромские дворяне и дмитровские граждане, должно быть, предпочитали действовать по девизу: «моя хата с краю»²⁴⁵.

Но вот что надо принять во внимание: время выборов пало на месяцы февраль, март, апрель, т.е. на конец зимы и начало весны - значит, пришлось как раз в полное бездорожье, в самую распутицу. Это обстоятельство при разработке «Обряда» было совсем упущено из виду. Другим тормозом должно было служить то, что к началу выборов большая часть дворян не успела еще разделаться с государственной службой и осесть по своим поместьям. Вот какие любопытные статистические данные имеются на этот счет для тогдашней Московской губернии:

	Число владельцев	Проживало в уезде	Присутствовало на выборах	Прислало «отзывы»
Гороховецкий уезд	63	7	6	4
Волоколамский уезд	60	15	6	10
Звенигородский уезд	80	2	-	51

Ясно, что, например, в Звенигородском уезде было решительно все равно - собираться ли или не собираться избирателям, так как фактически ими без затруднений могли быть только два человека; а потому нечего удивляться, что оба избирателя сочли за лучшее сказаться больными и совсем не ехать на выборы.

Назначение выборов раннею весной в стране с значительно преобладающим не городским населением и с плохими дорогами является одним из тех фактов, которые наглядно показывают, как сильно могут повлиять в отрицательном смысле недосмотры в организации дела. В абсентеизме прилукских обывателей нетрудно усмотреть действие другого дефекта в организации выборов: игнорирование обособленности и розни сословных групп в городах с разношерстным составом жителей. Этому же самому промаху, допущенному в «Обряде», вместе с злополучным уравнением в правах разнокалибернейших городов, обязаны и обе столицы ничтожными результатами своих выборов.

В самом деле, попробуем вообразить себя на месте их избирателей. Предлагается на решение чрезвычайно хитроумная задача: сойтись на одном единственном депутате, единственном представителе такого центра, как Петербург или, что еще удивительнее, как тогдашняя Москва с ее двумястами тысяч обывателей - и выработать ему наказ, который согласовал бы стремления всех этих разнородных, подчас враждебных друг другу слоев населения, их непримиримые во многих отношениях интересы. Избирателям, думается нам, остается в столь нелегком положении одно из двух: либо последовать примеру экспансивных, прямодушных, энергичных граждан малорусских городов, а также некоторых великорусских (Тула, Зарайск, Ярославль, Астрахань), либо, если общественная жизнь и самодеятельность развиты слишком слабо и комиссии придается меньше значения - отнестись к выборам кое-как, формально, не дорожа ими, а потому и не останавливаясь даже перед актом самоустранения. И Петербург, и Москва справляли свои выборы, скорее, именно в этом последнем духе; но та замаскированная уклончивость, которая красною нитью выделяется в действиях некоторых столичных избирателей, вызвана была более побуждениями внешними, чем внутренними.

Избирательные дни в столицах представляют особый интерес потому, что первое впечатление, получаемое здесь, не выгодно для героев этих дней. Говорить что-нибудь о прямом, явном уклонении петербуржцев и москвичей от возложенной на них обязанности мы не будем. Нам известно документально, сколько человек лично перебывало на выборах: в Петербурге - не более 500, в Москве - 878; но у нас нет точных сведений о численном составе избирателей. Браться за выяснение этого числа по известному для того времени, да и то лишь приблизительно, количеству домов²⁴⁶ Петербурга (2 000 - 2 500) и Москвы (10 000 - 12 000 дворов) довольно рискованно.

В скрытой форме пассивное отношение к делу выказалось более определенно при избрании выборщиков. Как в Петербурге, так и в Москве по первой баллотировке в поверенные, т.е. выборщики, прошли исключительно представители родовой и чиновной аристократии (в Москве в числе 14 выборщиков одних князей оказалось 6). Даже генерал-полициймейстер Чичерин²⁴⁷, руководивший выборами в обеих столицах, счел нужным предложить избирателям на будущее время «совет не в указ» - не полезнее ли было бы избирать поверенных «из всякого звания жителей, способных и знающих городские нужды».

«Совет не в указ» начальника возымел свое действие: состав выборщиков стал пестрее, хотя и в слабой лишь степени. В Москве, в этом крупном торгово-промышленном центре, коренному населению в конце концов досталось из 102 голосов не больше 40-42, а в Петербурге и того менее (около 32%). Неудивительно, затем, что в городские головы и в депутаты прошли в обоих городах лица того круга, члены которого, по откровенному признанию самого генерал-полициймейстера, «большею частью обязаны делами и притом по причине частых отлучек не имеют столько способов знать все городские нужды». А именно: по Петербургу обер-комендант генерал-майор Зиновьев²⁴⁸ (голова) и граф Орлов²⁴⁹ (депутаты); по Москве - генерал-прокурор кн. Вяземский²⁵⁰ и кн. Голицын²⁵¹.

Несомненно, - замечает по этому поводу профессор Дитятин, - «что городским населением руководили какие-либо совсем особые соображения, заставлявшие отказываться от высокой чести депутатства, которое, быть может, являлось лишь новою повинностью, притом очень и очень сложною, настолько новою и хитрою, что за отправление ее почти страшно взяться; а люди «знатного происхождения» и «сановники» с делом более знакомые - им и книги в руки»²⁵². С этим мнением едва ли можно согласиться. Ход выборов мог быть обусловлен таким случайным подбором избирателей по отдельным районам, что представители средних и низших слоев, хотя бы при самом пылком и добросовестном рвении, бессильны были одержать победу. Подобную возможность допустить мы обязаны; но даже если и действительно избиратели эти сами отошли в тень, на второй план, уступая позиции «людям знатного происхождения» и «сановникам», то еще большой вопрос - скромно ли, добровольно ли, как полагает названный ученый. Возможно и то, что избиратели из торгово-промышленной среды просто махнули рукой на выборы и предоставили знати и чиновным лицам вершить все, разочаровавшись в комиссии, вследствие не совсем удачной постановки выборов. Только с этой последней точки зрения и можно как следует понять странный заключительный акт петербургских выборов. Большинство сочинителей наказа - трое из пяти - составилось из купцов, причем двое избраны были единогласно, следовательно, пользовались всеобщим авторитетом и почетной известностью. Словом, подбор составителей депутатской инструкции был, по-видимому, удачен: изложение городских «чувствительных недостатков» попало в руки истинных представителей города. Можно было, значит, надеяться, что, потеряв на депутате, население выгадает на дельно составленном наказе. А между тем петербургский наказ вышел поразительно бесцветным по содержанию и оказался проводником стремлений и ходатайств, прямо противоположных интересам основных городских элементов. Разработкой наказа распорядились, очевидно, бывшие в меньшинстве лица, чуждые массе населения столицы. Купцы и мещане уклонились от подписания наказа, не выражавшего их взглядов. Под наказом Петербурга гораздо меньше подписей, чем под наказами иных провинциальных городов, далеко, притом, не перворазрядных (например, Углича).

Судьба московского наказа очень напоминает участь петербургского. Те же бессодержательность и несоответствие действительным нуждам и пожеланиям коренных жителей; та же скудость подписей. Это и понятно: автором московского наказа считается полковник Волков.

Есть еще ряд однородных фактов, дурно рекомендующих, с первого взгляда, местное общество. Немало городских наказов Московской губернии обнаруживает более или менее близкое взаимное сходство - и не только по содержанию, но также по форме. «Приходится убедиться, - заключает отсюда В. А. Мякотин, - что в основе их всех лежит весьма небольшое число редакций, лишь очень немного видоизменявшихся в каждом отдельном случае»²⁵³. Таких несамостоятельно сложившихся депутатских инструкций насчитывают до 17-ти (из 40), причем даже указывают точное число наказов, послуживших, будто бы, оригиналами: девять (из них в особенности костромской).

Обстоятельство это, само собою разумеется, не может не наводить на мысль, что города, чтобы не особенно утруждать себя, не ломать голов, списывали друг у друга наказы. Если бы такая мысль имела реальное основание, то, конечно, оставалось бы только констатировать малосознательность и косность избирателей всех этих городов, их легкомысленное и халатное отношение к столь важному вопросу, как местное представительство, как вопрос о целесообразной деятельности депутата в интересах населения, его пославшего. Однако в данном случае - и вообще, поскольку дело идет о городах, - этот вывод был бы несправедлив, по крайней мере, сильно преувеличен. Изыскания А. А. Кизеветтера доказывают совершенно иное происхождение заподозреваемых наказов. Вот что говорит московский профессор: «При составлении наказов городским обществам просто не было надобности прибегать к механическому заимствованию иногородних текстов. Текстуальное сходство многих городских наказов 1767 г. объясняется в значительной мере текстуальным сходством их источника - мирских посадских челобитий, которое в свою очередь образовалось не на почве плагиата, а на почве совместной разработки насущных вопросов посадской жизни представителями различных посадских общин»²⁵⁴. Так как при Екатерине большая часть городских нужд все еще оставалась неудовлетворенной, а копии с челобитий аккуратно сохранялись в архивах, то для упрощения и облегчения работы избиратели, естественно, могли воспользоваться прежде сделанным в аналогичных случаях - а это прежде сделанное было обыкновенно общим трудом нескольких городов или посадов.

Кроме наказов городских, сходством, и внутренним и внешним, отличаются также очень многие инструкции депутатам и от уездов, например, в той же Московской губернии. Было бы любопытно выяснить не только распространенность этого родства, но и его характер, его степень, проследить самое зарождение таких дворянских наказов, определить, наконец, сущность и роль тех «редакций», какие могли и здесь лежать в основе сходных наказов. Тогда бы лучше раскрылось перед нами отношение населения к последней стадии выборов, а значит, и к выборам вообще. Покуда, однако, с имеющимся налицо материалом нечего и браться за подобную задачу.

VI. Действительно пассивное отношение к выборам

Нам осталось взглянуть на избирателей, действительно равнодушных к своему делу, - избирателей, чья пассивность, безучастность до того прозрачны и недвусмысленны, что им вряд ли можно было бы рассчитывать на оправдание.

Из прибывших на харьковский шляхетский съезд трое очень скоро исчезли. Одного, подпрапорного Черняка, удалось разыскать, но он оказался невменяемым, и его, после учиненного им шума, поспешили удалить из собрания. Должно быть, сомнению не подлежала безнадежность и остальных дезертиров, ибо их также вычеркнули из избирательного списка. В Тверском уезде некий помещик отказался участвовать в выборах, мотивируя свой отказ тем, что дворянское сословие указом Петра III освобождено от какой бы то ни было обязательной службы. По донесению губернатора Сиверса²⁵⁵, это «благородное или, лучше сказать, неблагородное животное» (eiNedles oder vielmehr unedles Thier) заставило многих посмеяться. Это единичные случаи, но имеются и более важные данные того же характера: примеры массового стремления обывателей как-нибудь лишь отделаться от возложенных на них обязанностей.

В Енисейске⁰ следующим образом избрали выразителя местных потребностей и интересов. Получив приказ выслать в Москву депутата, всполошившиеся енисейские граждане почему-то вообразили, что и депутату, и всем, кто подпишет депутатский наказ, обязательно грозит немилость. И вот, представителем своим Енисейск выставил дворянина (по другой, официальной, версии - купца) Самойлова, которого в городе терпеть не могли. Самойлову, вероятно, нетрудно было разгадать пружины, его так неожиданно выдвинувшие. Он заявил открыто, что ему навязывают бремя «единственно по злобе на него». Но коварные сограждане были неумолимы, и депутат должен был покориться. Кое-как, по настоянию его, изготовили ему инструкцию, однако никто не решался утвердить ее своею подписью; явиться же в комиссию с неподписанным наказом депутат не смел. Горько жалуется Самойлов на то, что жители - главным образом члены магистрата - поступают нечестно, желая погубить его одного, а самим остаться в стороне. После долгих пререканий наказ был в конце концов подписан, но тут подневольного депутата ждало новое затруднение: магистрат выдал ему на дорогу в оба конца и на прожитие в Москве всего 100 руб. и наотрез отказался увеличить эту сумму¹.

Борисоглебская слобода Московской (ныне Ярославской) губернии избрала своим депутатом купца Еболдина, давно уже переселившегося в Выборг. Еболдин, узнав о постигшей его участи, стал просить слободу об освобождении его от обязанностей борисоглебского представителя. Однако ратуша требовала, чтобы Еболдин, согласно избранию, отправлялся в Москву защищать (против воли!) интересы борисоглебского купечества. Остается предположить, что никто из бывших налицо местных избирателей не желал попасть в депутаты, и все предпочли свалить этот, с их точки зрения, тяжелый крест на человека отсутствующего, а потому безответного. Нужды нет, что этот отсутствующий почти порвал связи с прежним местожительством и, следовательно, едва ли мог явиться усердным представителем-ходатаем борисоглебского населения.

Воздержание от участия в выборах практиковалось иногда и людьми мыслящими, сознательно и вполне обдуманно. «Весною сего (1767) года, - читаем мы у Болотова, - находился я в великом опасении о себе, чтобы не выбран я был в депутаты в комиссию для сочинения проекта нового Уложения... Опасался я, чтоб каширским гг. дворянам не вздумалось в депутаты выбрать меня, как способнейшего к тому и могущего лучше всех других исправить сию должность. Место сие было хотя сопряженное с честью и такое, в которое многие ужасно добивались, ласкаясь отчасти определенным жалованьем, а отчасти другими выгодами. Но мне как-то не хотелось войтить в сие дело. Я власно как предвидел, что из всего сего великого предприятия ничего не выйдет, что грома наделается много, людей оторвется от домов множество, денег на содержание их истратится бездна, вранья, крика и вздора будет много, а дела из всего того не выйдет никакого и все кончится ничем; а потому и не хотелось мне для сего расстаться с милою своею и столь для меня блаженною деревенскою жизнью... Умышленно на съезд не поехал, а отозвался письменно, что мне приехать было не можно». История прежних комиссий, в частности судьба бывших дотоле выборов, давала наблюдательному и вдумчивому человеку обильный материал для скептических размышлений.

Мы постарались извлечь все, хоть сколько-нибудь яркое и выпуклое из груды материалов, относящихся к выборам в Екатерининскую комиссию. Общее впечатление наше таково, что те из избирателей, которые остались глухи к манифесту о выборах, или же из-под палки, спустя рукава выполняли требуемое, теряются в массе, отнесшейся к воле императрицы с должным вниманием.

Без опасения погрешить против истины, можно утверждать, что екатерининское общество, призванное к участию в выборах, оказалось, за малыми исключениями, достойным доверия, положенного в основу этого призыва. Население сделало почти все, от него зависевшее; неудачи и ошибки комиссии - неудачи, роковым образом тяготевшие в продолжение всего ХVIII-го столетия над делом кодификации - на совести избирателей не лежат.

Кудряшов П. Отношение населения к выборам в Екатерининскую комиссию// Вестник Европы. 1909. Кн. 11. С. 99-120; Кн. 12. С. 531-548.

197 Петр II - (1715-1730) - император с 1727 г. (прим. сост.).

198 Анна Иоанновна - (1693-1740) - императрица с 1730 г. (прим. сост.).

199 Этому, между прочим, способствовали, по справедливому замечанию В. Якушкина (Государственная власть и проекты государственных реформ в России. СПб., 1906. С. 33), неопределенность прав и зависимая роль депутатов, а также произвол, с каким правительство относилось к выборам, например, при Петре II, бесцеремонно отправляя назад избранных депутатов и предоставляя губернаторам бесконтрольно распоряжаться вторичными выборами. Добавим от себя, что давление местных властей, их произвольные действия, вроде тех злоупотреблений, какие дозволяли себе при Елизавете некоторые магистраты, также не могли не отбивать охоту участвовать в выборах.

200 Разночинцы - «люди разного чина и звания», в конце XVIII-XIX вв. межсословная, юридически не оформленная категория населения - выходцы из разных сословий (духовенства, купечества, мещанства, чиновничества) (прим. сост.).

201 Монтескье Шарль Луи - (1689-1755) - французский политик, писатель, социолог и историк (прим. сост.).

202 Беккариа Чезаре - (1738-1794) - итальянский просветитель, юрист (прим. сост.).

203 Петр III Федорович - (1728-1762) - император с 1761 г. (прим. сост.).

204 Бироновщина - период при Анне Иоанновне (1730-1740 гг.), когда неограниченным влиянием пользовался фаворит императрицы Эрнст Иоганн Бирон (1690-1772). Политика Бирона привела к засилью иностранцев, разграблению богатств страны, жестокому преследованию недовольных (прим. сост.).

205 Семилетняя война - 1756-1763 - велась между Австрией, Францией, Россией, Испанией, Саксонией, Швецией, с одной стороны, и Пруссией, Великобританией и Португалией - с другой (прим. сост.).

206 Манифест о вольности дворянства (»Манифест о даровании свободы и вольности российскому дворянству») - закон, расширявший права и вольности российского дворянства. Издан 18 февраля 1762 г. (прим. сост.).

207 Малороссия - с середины XVII в. название Левобережной Украины в официальных документах Русского государства. В общеупотребительном выражении - Украина (прим. сост.).

208 Остзейские губернии - Прибалтийские губернии (прим. сост.).

209 Лифляндия - в XVII - начале XX вв. официальное название Северной Латвии и Южной Эстонии (прим. сост.).

210 Остзейский край и Малороссия с 1728 г. имели свои местные кодификационные комиссии, но о их бессилии если и приходится говорить, то не столько о внутреннем, сколько о внешнем - о разных «независящих обстоятельствах».

211 О представительстве высших центральных присутственных мест мы здесь говорить не будем, так как это выходит за пределы нашей задачи.

212 Латкин В. Н. Законодательные комиссии в России в XVIII ст. Т. I. СПб., 1887. С. 192.

213 О таком воздействии упоминает и проф. Сергеевич, но как-то мимоходом, очень глухо.

214 Броун Георг (Юрий Юрьевич) - (1698-1792) - генерал-аншеф, на русской службе с 1730 г. На пост губернатора Риги назначен Петром III. Оставался в этой должности до своей смерти (прим. сост.).

215 Нерехта - город в Костромской области на реке Костроме. Известен с XIII в. (прим. сост.).

216 Ржева Пустая - город, упоминается в XIII в, до 1536 г. центр Ржевской земли (прим. сост.).

217 Кизляр - город в Дагестане в дельте реки Терек (прим. сост.).

218 Нежин - город на реке Осетр. Ныне в Черниговской области Украины (прим. сост.).

219 Стародуб - город на юго-западе России (ныне в Брянской области). Известен с 1096 г. (прим. сост.).

220 Характерно, что и шляхетские выборы по «полкам», если верить официальным рапортам, много страдали от вздорных перебранок, часто личного свойства, и тому подобных эксцессов.

221 Генеральный обозный - командующий артиллерией (прим. сост.).

222 Зарайск - город в Рязанском крае на реке Осетр (прим. сост.).

223 Скопин - город в Рязанском крае (прим. сост.).

224 Тогдашняя губерния делилась на провинции, а провинция - на уезды.

225 Липинский М. А. Новые данные для истории Екатерининской комиссии о сочинении проекта нового Уложения// Журнал министерства народного просвещения. 1887. Июнь. С. 268-269.

226 Письма эти найдены были при обыске на хуторе Денисова, в печи, между золою, и приложены к донесению в виде вещественного доказательства...

227 Болотов Андрей Тимофеевич - (1738-1833) - писатель и естествоиспытатель, один из основоположников отечественной агрономической науки (прим. сост.).

228 Эстляндия - историческое название Северной Эстонии. С 1719 г. - Ревельская, в 1783-1917 гг. Эстляндская губерния России (прим. сост.).

229 Нарушение «Обряда» предводитель со своими сторонниками оправдывал тем, что в Ревеле будто бы не отыскали такого просторного дома, в котором бы эстляндское дворянство могло поместиться для выборов. Сенат ответил на это объяснение упреком: «В Петербурге и Москве из первейших чинов люди, у кого такие выборы назначены ни были, за честь себе почитали оказывать усердие, отдавал на такое время свои дома».

230 Дистрикт - низшая административно-территориальная единица России в 1710-1775 гг. (прим. сост.).

231 Юстиц-Коллегия - центральный орган управления ведомством юстиции (1717-1786 гг.) (прим. сост.).

232 Гороховец - город во Владимирском крае на реке Клязьме. Известен с 1239 г. (прим. сост.).

233 Один из них, сотник Ковалевский, поднявший это дело, в жалобе своей высказал желание, чтобы Гук отстранен был от должности, ибо он, «как мужик угрюмый и продерзкий, может и в комиссии изблевать какого-либо мужицкого яду».

234 Щербатов Михаил Михайлович - (1733-1790) - князь, историк, государственный деятель. С 1778 г. президент Камер-Коллегии (прим. сост.).

235 Бибиков Александр Ильич - (1729-1774) - государственный деятель, военачальник (генерал-аншеф). Председатель (маршал) Уложенной комиссии 1767 г. (прим. сост.).

236 Хмельницкий Богдан (Зиновий) Михайлович - (около 1595-1657) - государственный и военный деятель, гетман Украины (прим. сост.).

237 «Безбородка и сына его - сообщает государыне генерал-губернатор - за этот наказ возненавидели и в бытность первого в Глухове явно его презирали и нарекали быть недоброжелателями отчизны, а депутат Скоропадский - при всех науках и в чужих краях обращениях оставшийся казаком - ему при первом свидании объявил, что он его наказ ему же и сдаст в Москве, он де для него так темен, что его едва и разуметь можно».

238 Авсеенко. Малороссийское шляхетство в 1767 г. (»Киевлянин», 1864 г., N36). Латкин В. Н. Указ. соч. С. 222.

239 Гетман - На Украине в XVI - первой половины XVII вв. глава реестровых казаков. С 1648 г. правитель Украины и командир казацкого войска. С 1708 г. назначался царским правительством. Упразднены в 1764 г. (прим. сост.).

240 Дерпт - в 1224-1893 гг. официальное название г. Тарту (Эстония). Известен с 1030 г. (прим. сост.).

241 Пернов - Пярну, город в Эстонии (прим. сост.).

242 Венден - город в Эстонии (прим. сост.).

243 Производство выборов было признано необязательным для тех уездов и городов, которые насчитывали, первые - менее 15-ти дворян-помещиков, вторые - менее 50-ти домовладельцев.

244 Кологрив - город в Костромском крае (прим. сост.).

245 «Мы, будучи в собрании, по довольном общем нашем рассуждении всего муромского дворянства, никаких отягощений и нужд не признаваем». Это мы читаем в муромском наказе, дмитровский же городской наказ заявляет следующее: «Градские жители... избранным в силу объявленного обряда для сочинения предписанному депутату наказа пяти человекам... никаких к сочинению прошений о желаемом поправлении не приносили, а объявили, что они по обстоятельству здешнего города никаких общих нужд не имеют представить».

246 Напомним, что избирателями в городах могли быть только домовладельцы.

247 Чичерин Николай Иванович - (умер в 1782 г.) - сенатор, генерал-аншеф, Петербургский генерал-полицеймейстер (прим. сост.).

248 Зиновьев Николай Иванович - (1706-1773) - сенатор, генерал-полициймейстер Санкт-Петербурга (прим. сост.).

249 Орлов Федор Григорьевич - (1741-1796) - граф, обер-прокурор Сената (прим. сост.).

250 Вяземский Александр Алексеевич - (1727-1793) - действительный тайный советник, генерал-прокурор Сената (1764-1789 гг.)

251 Голицын Александр Михайлович - (1718-1783) - князь, военачальник (фельдмаршал с1769 г.) (прим. сост.).

252 Дитятин И. И. Статьи по истории русского права. СПб., 1895. С. 341-342.

253 Мякотин В. А. Из истории русского общества. С. 106-107.

254 Казеветтер А. А. Статья опубликована в журнале Русское богатство. 1898. Ноябрь.

255 Сиверс Сергей Федорович - (1731-1808) - граф, адмирал, дипломат (прим. сост.).

0 Енисейск - город на реке Енисей, в Красноярском крае. Основан в 1618 г. До 1676 г. - Енисейский острог. Центр русской колонизации Восточной Сибири (прим. сост.).

1 Шашков. Опыты законодательных собраний в России// Дело. 1870. Май. С. 7-8.

«« Пред. | ОГЛАВЛЕНИЕ | След. »»