«« Пред. | ОГЛАВЛЕНИЕ | След. »»
Часть третья. Вызовы грядущей эпохи
Российские геополитические доктрины
Геополитические потери России
Вызов военный
Вызов либерально-демократический
Для того, чтобы правильно сформулировать «русский ответ» на основные геополитические вызовы грядущей эпохи, в первую очередь необходимо рассмотреть, как эволюционировали российские геополитические доктрины в прошлом. Наша бурная история не раз ставила перед российским государством трудные, порой казалось - неразрешимые задачи. И тем не менее на протяжении веков Русь мужала и крепла, восходя «из силы в силу», несмотря на все препятствия, войны и социальные потрясения. Сегодня катастрофическое ухудшение геополитического положения страны настоятельно требует, чтобы этот драгоценный опыт был востребован современными политиками и внимательно изучен.
Российские геополитические доктрины
Процесс превращения России в могущественную державу нельзя понять без анализа ее геополитических доктрин, т.е. тех базовых понятий и представлений, которыми руководствовалась русская политическая элита в определении главных, стратегических направлений внешней и внутренней политики государства. Геополитическая доктрина, зачастую не имея статуса официально принятого документа, на уровне религиозных или идеологических постулатов существовала всегда.
Конечно, все можно попытаться объяснить рядом случайных факторов: расстановкой политических сил на международной арене и внутри страны, симпатиями и антипатиями конкретных деятелей, принимавших решения, наконец - импульсивными порывами руководителей государства. Однако, рассматривая эпоху в целом, сравнивая основные направления территориальной экспансии государства на протяжении веков, нельзя не заметить наличия устойчивых приоритетов, которые уже невозможно объяснить причудливой игрой случая.
При этом геополитические доктрины несводимы к доктринам идеологическим или военным, хотя и тесно с [c. 117] ними связаны. Идеологические доктрины служат, как правило, лишь «гуманитарным обеспечением» коренных геополитических интересов государства. Военные же доктрины правильнее было бы рассматривать как один из способов реализации геополитических воззрений в ту или иную эпоху. [c. 118]
Последний Рим
Первой геополитической доктриной единого и централизованного русского государства стала политическая трактовка религиозной теории инока Филофея «Москва - Третий Рим».
Монах Псковского Елеазарова монастыря Филофей53 в своих посланиях к великим князьям Василию III, Ивану IV и дьяку Михаилу Мунехину сформулировал идею о высшем предназначении России как последней хранительницы и защитницы вечных, надмирных истин. В одном из посланий он писал: «Теперь все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, и это - российское царство: ибо два Рима пали в ересях, а третий стоит, а четвертому не бывать»54.
Появление этой доктрины далеко не случайно пришлось на начало XVI столетия. В 1453 году под натиском турок-османов пала столица Византийской империи, центр вселенского православия, город Константинополь - второй Рим, наследник славы и мощи великой Римской Империи. Одновременно произошло стремительное возвышение Москвы и объединение русских земель в единое государство. Это удивительное совпадение двух противоположных процессов требовало объяснения.
Идея Москвы как Третьего Рима такое объяснение давала. Два Рима, являвшиеся хранителями истинной веры [c. 118] и держателями мирового порядка, пали «в ересях», т.е. утратив свою духовную основу. Теперь центр мирового христианства перемещается в Москву, русский народ и русская держава становятся законными наследниками одновременно имперской римской государственности и духовных святынь вселенского православия. Отныне и до последних времен они призваны Богом хранить это грандиозное наследие в чистоте и непорочности. Так можно вкратце сформулировать основные положения теории Филофея.
К XVII веку, ко времени царствования Алексея Михайловича религиозно-историософская концепция «Москва - третий Рим» окончательно приобрела собственное политическое звучание и превратилась в официальную геополитическую доктрину Кремля. Русское государство стало рассматриваться его руководителями не только как хранитель «древнего благочестия», но и как законный покровитель и защитник всех православных христиан. Именно такое самовоззрение русского общества позволило Москве осуществить важнейший исторический прорыв - воссоединить Украину с остальными русскими землями.
С практической точки зрения это решение было очень сложным: Россия еще не окрепла после Смутного времени. В этих условиях вступать в конфликт с сильной тогда Польшей, учитывая сохранявшиеся польские претензии на русский престол, было весьма рискованно. Неслучайно для принятия решения по вопросу о воссоединении был даже созван специальный Земский Собор.
Если бы политическое руководство страны, решая эту проблему, руководствовалась только интересами сиюминутной безопасности государства, то объединения с Украиной могло и не произойти. Однако на соборе победу [c. 119] одержало представление о России как защитнице православия во всем мире. Не зря самым решительным сторонником вмешательства России в ход антипольского восстания на Украине был как раз глава Русской Православной Церкви патриарх Никон.
Следы влияния геополитической доктрины «третьего Рима» можно увидеть и в проведении тем же патриархом Никоном церковной реформы «по древнему греческому (т.е. византийскому - Г.3.) образцу», выдававшей стремление максимально унифицировать институт, являющийся духовной основой государства.
Стоит добавить, что геополитическая доктрина «Москвы - третьего Рима» была распространена не только среди русской знати. Такого воззрения на промыслительное предназначение России придерживались и духовные лидеры других православных народов. С этой точки зрения весьма знаменательным событием, например, представляется передача Вселенским патриархом Афанасием III Пателарием царю Алексею Михайловичу иконы Божией Матери «Знамение». То был не просто подарок. Перенесение этого образа в Москву символизировало передачу державной преемственности от Византии к России, подчеркивало глобальное значение Москвы как защитницы мирового православия.
Славянская империя?
В ХVIII-ХIХ веках на смену религиозно-мистической геополитической доктрине пришел ее светский, имперский вариант.
Но наследие прежней концепции еще долго продолжало проявляться в различных внешнеполитических актах верховной российской власти. Так, Петр I при поднесении ему Сенатом и Синодом титула Императора Всероссийского, [c. 120] наименования Великого и Отца Отечества - по случаю заключения Ништадтского мира со Швецией в 1721 году - продемонстрировал ясное понимание преемственности России по отношению к Византии, сказав: «Надлежит Бога всею крепостию благодарить; однако ж, надеясь на мир, не надлежит ослабевать в воинском деле, дабы с нами не так сталось, как с Монархиею Греческою»55.
И это далеко не единственный факт такого рода. С формально-юридической точки зрения, например, на территории Российской Империи до самого конца действовали все указы византийских императоров, не отмененные ими самими или Вселенскими Соборами. Известен также так называемый «греческий проект» Екатерины Великой, который предполагал раздел Османской империи Россией, Австро-Венгрией и Венецией, создание Греческой империи с центром в Константинополе и внуком русской императрицы Константином во главе.
И все же начиная с первой половины XIX века внешняя политика России все явственнее определялась типично имперскими принципами: легитимизмом и консерватизмом. Конкуренцию имперской геополитической доктрине во второй половине XIX века стала оказывать панславистская доктрина. Эти две концепции и довлели над умами русской политической элиты вплоть до революции 1917 года, радикально изменившей течение отечественной геополитической мысли.
Классиком русской имперской идеи можно назвать влиятельного в правительственных кругах публициста М.Н. Каткова - многолетнего редактора «Московских ведомостей». Имперскую геополитическую доктрину наиболее полно изложил один из последователей Каткова - В.А. Грингмут. Он утверждал, что Россия «должна стать великим самодовлеющим государством, не нуждающимся [c. 121] ни в нравственной, ни в материальной поддержке со стороны каких бы то ни было иноземных держав, но могущим, наоборот, оказать им, при случае, подобную поддержку. Тогда она будет в качестве верховного, могущественного судьи в буквальном смысле «диктовать мир вселенной»... Власть будет покоиться в руках России, прочно и несокрушимо утвердившейся в обеих половинах своей империи и претворившей их в одно великое, не европейское и не азиатское, а православное, самодержавное, русское целое с богатою, своеобразною и разнообразною культурой»56. В русле такой геополитической доктрины Россия и укрепляла свои юго-восточные и восточные рубежи.
Проповедь славянофилов тоже не пропала втуне. Поначалу идеи И.В. Киреевского, А.С. Хомякова и К.С. Аксакова воспринимались обществом как экзотика. Их политическая программа была весьма утопичной и потому неприемлемой для политиков. Довольно скоро, впрочем, ученики и последователи ранних славянофилов устранили этот недостаток, модифицировав славянофильство в панславистскую доктрину, которая постепенно приобрела большое влияние в среде тогдашнего российского правящего класса.
«Символ веры» панславизма систематично и последовательно изложил в объемном сочинении «Россия и Европа» Н.Я. Данилевский. Задачей России провозглашалось освобождение братских славянских народов из-под чуждой власти Турции и Австро-Венгрии и создание Всеславянского Союза с центром в Константинополе и во главе с Россией.
Весьма распространенной панславистская доктрина стала в 60-е-70-е гг. Пик ее популярности пришелся на годы русско-турецкой войны, которая по сути и стала войной [c. 122] за освобождение южных славян от турецкого владычества. Война вызвала необычайный подъем симпатий к «братушкам-славянам» в русском обществе.
Однако приход к власти в Болгарии и Греции антирусских сил, повлекший за собой усиление на Балканах геополитических противников России, отрезвил многих русских политиков. Император Александр III выразил это разочарование поведением славянских стран, обязанных своей независимостью России, но предавших ее, своей знаменитой фразой, превратившейся в афоризм: «Отныне у России есть только два надежных союзника. Это ее армия и ее флот».
Следует сказать, что имперская и панславистская геополитические доктрины не только отражали умонастроения различных частей русской политической элиты, их представления о месте и роли России в мировом балансе сил, но и выражали два необходимых элемента оптимальной модели русской геополитики.
В имперской концепции главный акцент делался на необходимости построения самодостаточного государства. Чтобы быть сильной и могущественной, утверждали авторы концепции, Россия должна стать самодостаточной, иметь возможность отвечать на все исторические вызовы, не нуждаясь при том ни в чьей помощи. В этой идее государственной автаркии как важнейшего принципа державного строительства, безусловно, была своя правда. Причем, не умозрительная правда кабинетных теоретиков, но правда народного опыта, выстраданная всей русской историей, которая свидетельствует, что нередко Россия оставалась один на один против полчищ «двунадесяти языков», объединявшихся, чтобы покончить с нею.
В панславистской модели основной акцент делался на необходимости объединения вокруг России [c. 123] цивилизационно близких стран и народов для успешного противостояния враждебным центрам силы. Пользуясь современной геополитической терминологией, можно сказать, что панслависты предлагали создать православно-славянское Большое пространство. Данилевский писал: «Не надо себя обманывать. Враждебность Европы слишком очевидна: она лежит не в случайных комбинациях европейской политики, не в честолюбии того или другого государственного мужа, а в самых основных ее интересах»57.
Именно поэтому с точки зрения панславизма залогом устойчивости, условием политического равновесия в мире может быть только русско-славянский политический союз. В этой идее тоже была своя правда, не менее имперской укорененная в нашей истории.
К началу XX столетия главная задача русской политической мысли и государственного аппарата Российской империи состояла в том, чтобы объединить эти две геополитические доктрины. Однако такой синтез был осуществлен лишь в советское время...
Впрочем, чувствуя необходимость поиска новых геополитических подходов, Петербург в конце XIX века постарался осуществить стратегический поворот к Востоку. Понимая, что контроль над пространством, особенно для континентальной державы, зависит прежде всего от уровня развития средств коммуникации, русское правительство начало грандиозное строительство Транссибирской железнодорожной магистрали. Были предприняты меры по активной колонизации редко заселенных регионов Сибири и Дальнего Востока. Весьма символично и то, что император Александр III в 1890 году отправил наследника престола, будущего императора Николая II, в традиционное ознакомительное путешествие именно на Восток. [c. 124]
Однако этой своеобразной «евразийской» геополитической доктрине не суждено было стать доминирующей в сознании русского общества. Наиболее влиятельная его часть была по-прежнему ориентирована на Запад, воспитана на европейских ценностях, мечтала о европеизации России. «Обезьянничанье Европы», по злой, но меткой характеристике славянофилов, было болезнью не только либеральной интеллигенции, но и значительной части высшей бюрократии. Поэтому в принципе верный геополитический поворот к Востоку выродился в проведение европейской политики на Востоке. Так, например, Россия попыталась, подобно другим европейским странам принять участие в разделе Китая. Последствия подобных просчетов не заставили себя долго ждать. Проведение верной политики негодными средствами закончилось катастрофой русско-японской войны. Поворот к Востоку как новый курс русской геополитики не состоялся. [c. 125]
Красная стратегия
В первые годы советской власти в среде партийных и государственных руководителей распространилась троцкистская геополитическая доктрина, основанная на авантюристической теории «перманентной революции». Собственно говоря, даже называть троцкистские идеи геополитической доктриной можно с большой натяжкой. Россия рассматривалась как «куча хвороста для разжигания мирового пожара», а о ее долговременных интересах не могло быть и речи.
Только следуя такой антигосударственной концепции, можно было хлопать дверью в Бресте на тяжелых переговорах и бросать эффектное: «Ни мира, ни войны». Только презирая Россию, можно было произвольно проводить границы, ибо с точки зрения задач «перманентной [c. 125] революции» проблема границ не имела значения. Короче говоря, троцкистская доктрина исключала понятие ответственности за судьбу «этой страны», т.к. революцию можно было организовать в любом государстве*.
Впрочем, жизнь все же брала свое. По мере преодоления воинствующего мировоззрения радикал-революционеров менялось и геополитическое сознание советской элиты. Теория «перманентной революции» сменилась теорией «построения социализма в одной отдельно взятой стране». Так постепенно сформировалась геополитическая доктрина, которую правомерно назвать сталинской.
Известно, что Советская Россия после революционного урагана и трагедии братоубийственной гражданской войны оказалась в очень сложном геополитическом положении. С одной стороны, молодой стране в наследство от царской России досталось немало проблем. Укрепление границ, развитие сети внутренних коммуникаций, становление военной и промышленной инфраструктуры окраин - вот задачи, которые было необходимо решить для обеспечения целостности и надежной безопасности государства. При этом и без того тяжелое положение усугублялось катастрофическими последствиями первой мировой войны и интервенции.
С другой стороны, страна оказалась в гораздо более уязвимом, чем до революции, положении с точки зрения внешних угроз. Был потерян выход к Балтике, часть российских земель оказалась аннексирована Польшей и Румынией, а западноевропейские державы проявляли к государству рабочих и крестьян откровенную враждебность. [c. 126]
Однако критическая ситуация в который раз пробудила к жизни лучшие творческие способности нашего народа. Новая геополитическая доктрина Советской России сумела сформулировать (а государственный аппарат Москвы - практически обеспечить) адекватный и быстрый ответ Кремля на возросшие угрозы и риски. Сталинская модель российской геополитики в ее полном развитии к середине XX века явилась долгожданным синтезом двух традиционных русских геополитических концепций: имперской - с ее идеей государственной самодостаточности и панславистской - с ее идеей славянского Большого пространства.
Так, скажем, политика форсированной индустриализации была призвана не просто обеспечить подъем экономики, но создать именно самодостаточную, независимую от внешней конъюнктуры хозяйственную систему страны. Иными словами, индустриализация решала главную геополитическую задачу. И Великая Отечественная война показала, что это был единственно правильный путь.
В ходе индустриализации было положено начало решению еще одной стержневой геополитической задачи, о значении которой писал еще в 1915 году В.П. Семенов-Тян-Шанский. Ахиллесовой пятой континентальной геополитической системы России является растянутость территории и ее деление на развитый центр и отсталую периферию. Реальный путь устранения этого недостатка Тян-Шанский видел в создании сети опорных культурно-экономических баз58. Индустриализация как раз и была подчинена логике решения этой геополитической проблемы.
Итак, сегодня можно уверенно утверждать, что создание самодостаточного типа хозяйства и установление прочного контроля над собственным внутренним [c. 127] пространством явились двумя важнейшими основами сталинской геополитической модели.
О том, что это была осознанная политика советского руководства, можно судить хотя бы по содержанию знаменитого тоста Сталина, произнесенного им 7 ноября 1937 года в узком кругу близких соратников за праздничным столом в доме у Ворошилова. Судя по дневниковой записи Георгия Димитрова, присутствовавшего на этой неформальной встрече, Сталин сказал, что русские цари «сделали одно хорошее дело: сколотили огромное государство до Камчатки. Мы получили в наследство это государство, сплотили и укрепили это государство, как единое, неделимое целое не в интересах помещиков и капиталистов, а в пользу трудящихся, всех великих народов, составляющих это государство. Мы объединили это государство таким образом, что каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалистического государства, не только нанесла бы ущерб последнему, но и не смогла бы существовать самостоятельно и неизбежно попала бы в чужую кабалу»59.
Третий постулат сталинской геополитической доктрины в полной мере выявился несколько позже - в ходе разработки Ялтинско-Потсдамской системы мироустройства. После второй мировой войны с помощью поддержки в сопредельных странах политических элит, ориентированных на Советский Союз, Сталин создал новое геополитическое Большое пространство - «социалистическое содружество государств» во главе с СССР.
Следует признать, что в XIX веке идеологи панславизма о таком не могли и мечтать. Это Большое пространство основывалось на двух принципах: географическом - оно было континентальным, и идеологическом - наднациональная коммунистическая идеология обеспечивала внутреннюю устойчивость «соцлагеря». При этом нелепо [c. 128] было бы не замечать, что именно претворение в жизнь этой сталинской геополитической доктрины упрочило безопасность нашей страны столь существенно, что превратило ее в мировую сверхдержаву и позволило СССР в кратчайшие сроки преодолеть послевоенную разруху и развить уникальную систему социального обеспечения своих граждан.
К сожалению, эта геополитическая концепция не получила дальнейшего развития. Идеологическая неразборчивость Хрущева, принесшего в жертву текущей политической конъюнктуре фундаментальные интересы страны, привела к возникновению новой геополитической доктрины, которая в 70-е годы с легкой руки западных советологов получила название «доктрина Брежнева», хотя ее становление пришлось на годы хрущевской «оттепели». Эта доктрина отражала новые реалии и зиждилась на двух постулатах.
Во-первых, превращение СССР в сверхдержаву и логика биполярного мироустройства превращали в арену противоборства весь земной шар и, следовательно, требовали не только сохранения континентальной евразийской системы безопасности, но и создания геополитических опорных точек на иных континентах. Актуальность этой задачи усугублялась тем, что США фактически «оседлали» евразийскую дугу, или, в терминологии Н. Спайкмена, стратегически важную область Rimland'a.
Во-вторых, на геополитическую доктрину Советского Союза оказывала пагубное влияние тенденция бездумной идеологизации всех областей общественной и государственной жизни, проявившаяся в годы «застоя». Ослепленное идеологическими догмами, советское руководство взяло курс на оказание помощи всем [c. 129] политическим режимам «третьего мира», которым только вздумалось заявить о своем «социалистическом выборе». В общественных науках появился даже термин «страны социалистической ориентации», который был абсурдом с точки зрения марксистской теории, ибо предполагал возможность строительства социализма не только минуя капитализм, но даже и феодальную стадию развития.
«Доктрина Брежнева» была лишена здорового государственного прагматизма, что неизбежно приводило к колоссальным затратам общественного богатства, причем зачастую совершенно бессмысленным, ибо некоторые страны с легкостью переходили от «социалистического выбора» к «капиталистическому», стоило только американцам предложить им более выгодные условия финансирования.
И все же преемственность русской истории не была прервана. Все российские геополитические концепции, от «Москвы - третьего Рима» до «доктрины Брежнева», в меру собственного понимания ориентировались на достижение двух главных целей русской геополитики, которые гарантированно обеспечивали безопасность страны. Вот эти цели: достижение Россией государственной самодостаточности и создание вокруг нее самостоятельного Большого пространства.
В соответствии с духом эпохи менялись лишь способы достижения самодостаточности и принципы организации Большого пространства: духовно-религиозный - «союз православных народов», кровно-родственный - «славянский союз» или идеологический - «социалистическое содружество». И это не случайное совпадение. Любая геополитическая доктрина, нацеленная на обеспечение безопасности России, должна преследовать именно эти цели и может быть основана только на таких принципах. [c. 130]
Геополитические потери России
Со второй половины 80-х годов в результате разрушительной политики «команды Горбачева», а затем «команды Ельцина» Россия понесла колоссальные потери. Под оглушительный трезвон о «реформах» безопасность государства рухнула до невиданно низкого уровня. Вдумайтесь: за небольшими различиями контуры современных российских границ напоминают Московскую Русь начала XVII века!
Антинациональная политика Горбачева и Ельцина привела к тому, что Россия растеряла почти всех союзников и друзей. Авторитет страны на международной арене оказался надолго подорван тем, что ее лидеры предали своих младших партнеров по соцлагерю и бросили на растерзание «демократам» руководителей лояльных СССР государств.
Процесс геополитических потерь России имеет смысл разделить на три этапа, которые можно обозначить как этапы глупости, предательства и преступления.
А началось все с вполне оправданного стремления деидеологизировать наши отношения со странами «социалистической ориентации». Специалистам давно уже стало понятно, что Советскому Союзу не по карману содержать [c. 131] такое количество «союзников». Необходимо было определить тот минимум геополитических точек, которые обеспечивали бы интересы нашей безопасности и гарантировали присутствие в жизненно важных регионах планеты.
Однако, как говорится, вместе с водой выплеснули и ребенка. Вместо одной идеологии в область геополитики начали внедрять другую - насквозь лживую идеологию «нового мышления» и «общечеловеческих, ценностей». «Ценности» эти на самом деле оказались американскими и антирусскими. Отсюда и результат...
Есть замечательная пословица: заставь дурака Богу молиться - он и лоб расшибет. Такое усердие не по разуму проявили и «реформаторы» горбачевского призыва. Прекратив помощь всем без разбора лояльным СССР политическим режимам, они лишили нас опоры в стратегически важных геополитических точках, которые обеспечивали безопасность и статус Советского Союза как глобальной сверхдержавы.
Впрочем, если наш уход из регионов «третьего мира» еще можно списать на глупость или наивность, то уход из Восточной Европы иначе как предательством назвать невозможно. Радикал-реформаторы предали не только ориентированные на СССР политические элиты в восточноевропейских странах, но и память тех солдат, которые отдали свои жизни ради безопасности нашей Родины.
Колоссальные жертвы, принесенные советским народом на алтарь победы во второй мировой войне, в результате развала послевоенной системы мироустройства оказались бессмысленными и бесполезными. Вывод наших войск из Восточной Европы, куда они пришли как освободители, превратился в унизительное бегство великой [c. 132] армии, победившей фашизм и принесшей свободу континенту.
Это позорное бегство - без каких-либо серьезных гарантий будущей безопасности, без заключения юридически обязательного договора с НАТО, без требования одновременного роспуска и Варшавского и Североатлантического блоков - нельзя оправдать ничем.
Это - откровенное предательство национальных интересов России. Ярким символом этой геополитической катастрофы стал печально знаменитый парад бегущей российской армии под взмахи дирижерской палочки ее пьяного главнокомандующего, показанный по всем мировым телеканалам.
Но яснее всего глубину нашего падения и цинизм политиканов, захвативших власть в стране, обнажил Беловежский сговор, уничтоживший Советский Союз и разрушивший последний стратегический пояс нашей национальной безопасности.
Развал СССР - преступление перед всеми народами, которые на референдуме 17 марта 1991 года ясно и недвусмысленно заявили о необходимости сохранения Союза. Это преступление прежде всего перед великим русским народом, который в течение долгих веков ценой неисчислимых жертв и потерь собирал, обустраивал и защищал огромную державу, еще в XVIII веке превратившуюся в гаранта мирового геополитического равновесия и залог безопасности всех народов евразийского материка...
Геополитические утраты России колоссальны. Мы понесли невиданные территориальные потери - утрачено более пяти миллионов квадратных километров территории. Мы потеряли наиболее удобные выходы к Черному и Балтийскому морям. В результате этих потерь наша [c. 133] территория резко сдвинулась на север и на восток, т.е. в наиболее трудном климатически, наименее развитом экономически и слабо освоенном военной инфраструктурой направлении. Мы потеряли прямые сухопутные выходы к Центральной и Западной Европе и уже несем огромные убытки от арендной платы за транспортировку российских нефти и газа через «санитарный кордон», создаваемый антироссийскими силами на южных и западных рубежах страны.
Русские впервые в истории превратились в расчлененную нацию. На наших границах появились экономически слабые, постоянно враждующие между собой соседи, и это привело к тому, что Россия, сама находясь в тяжелейшем положении, вынуждена исполнять роль экономического донора бывших советских республик и принимать на свою территорию миллионы беженцев и переселенцев.
Одновременно с окраин страны усиливается отток русского населения. Власть бросила на произвол судьбы дотационные регионы - Дальний Восток и Крайний Север. И все это происходит на фоне динамичного развития ряда стран Азиатско-Тихоокеанского региона.
На юге Россия оказалась вынужденной исполнять совершенно абсурдную роль защитницы Европы от исламского фундаментализма. Разрушены кадровые, экономические и организационные основы безопасности. Армия и военно-промышленный комплекс находятся на грани полного краха60.
Когда говорят, что Россия с точки зрения геополитического положения оказалась в ситуации, аналогичной началу XVII века, то это - не художественный образ, а печальная реальность. Россия вновь стоит перед необходимостью решения тех же трех громадных геополитических задач, что и четыреста лет назад: выход к Балтике, Черному морю, собирание русских земель и оформление [c. 134] четких границ на юге и юго-востоке. Только теперь у нас дет в запасе трехсот лет для их решения. [c. 135]
Простые истины
Один из известнейших ученых XX столетия английский историк А.Дж. Тойнби предложил, как известно, оригинальную концепцию генезиса цивилизаций. Ученый считал, что рост цивилизаций можно объяснить через механизм «вызова-и-ответа».
«Вызов, - писал Тойнби, - побуждает к росту. Ответом на вызов общество решает вставшую перед ним задачу, чем переводит себя в более высокое и более совершенное с точки зрения усложнения структуры состояние. Отсутствие вызовов означает отсутствие стимулов к росту и развитию»61. Среди стимулов роста он выделял два основных вида: «стимулы природной среды и стимулы человеческого окружения».
Вызовы побуждают цивилизации давать ответы, которые всегда оригинальны, ибо различны духовные основы цивилизаций, психологические особенности народов. Мы видим, какой мощный и уникальный ответ на экономический вызов Запада дают страны Азиатско-Тихоокеанского региона. Некоторые исследователи даже предлагают для обозначения этого феномена понятие «конфуцианский капитализм», подчеркивая отличие от капитализма западного образца, который, с легкой руки известного немецкого социолога М.Вебера, называют «протестантским капитализмом».
Свой самобытный ответ на экономический вызов Запада дает и Китай. Это ответ, основанный на традиционной конфуцианской этике трудолюбия и умеренности и, одновременно, на достижениях социалистического периода истории. [c. 135]
Однако, как отмечал тот же Тойнби, чтобы вызов стал стимулом для роста, он не должен быть чрезмерным. В противном случае вызов природных сил и человеческого окружения может превратиться в угрозу безопасности, привести к гибели цивилизации. Иными словами, нужно видеть меру, за которой вызов из стимула роста и творческого преодоления препятствий превращается в угрозу жизнедеятельности государства и общества.
Человечество вступает в XXI век в условиях обострения глобальных проблем: экологической, сырьевой, демографической. Эти проблемы - вызов всему человечеству. В ученом мире циркулирует немало футурологических прогнозов относительно будущего человечества: от столкновения цивилизаций до построения однополярного мира Рах Аmericana и либерально-демократического «конца истории».
При этом взгляды футурологов отражают не просто различную степень их проницательности (хотя стремление выдать желаемое за действительное тоже нередко имеет место), а наличие в современном мире предпосылок для самых разных вариантов развития человечества. Какая из этих возможностей станет завтра действительностью, во многом зависит от расклада сил в мировой политике в ближайшем будущем.
Россия, увы, подошла к тому рубежу, когда человечество вынуждено будет дать ответ на новые глобальные вызовы постиндустриальной эпохи, катастрофически ослабленной. Все более обостряющиеся планетарные проблемы накладываются у нас на жесточайший внутренний экономический кризис, порожденный преступными хозяйственными экспериментами, которые только по недоразумению называются «реформами». И обозначение действий Горбачева и Ельцина как преступления перед страной и народом не является агитационным [c. 136] приемом народно-патриотической оппозиции. Это - констатация того очевидного факта, что их действия привели к обнищанию большинства населения.
Сугубая преступность горбачевско-ельцинского эксперимента над Россией состоит в том, что в результате мы не можем уже на равных участвовать в решении грядущих судеб мира, а следовательно - и своей собственной судьбы. Нынешнее униженное и ослабленное положение России делает возможность наших ответов на глобальные вызовы крайне ограниченной. Разрушители-демократы» совершили преступление не только перед нашими предками, разрушив то, что созидалось их кровью, и потом на протяжении долгих столетий, не только перед современниками, ввергнув народ в пучину нищеты и унижения, но и перед потомками, поставив их в неравное положение перед геополитическими конкурентами на годы вперед.
Слабость России порождает у определенных сил Запада стремление разрешить ряд собственных стратегических проблем, за ее счет. Экономическая политика МВФ и других западных финансовых структур в отношении России нацелена на превращение нашей страны в сырьевой придаток индустриально развитых государств. Не прекращаются попытки использовать нашу территорию для складирования экологически вредных отходов. Опасаясь растущей китайской миграции в США и Европу, некоторые западные аналитики предлагают для решения проблемы демографического перенаселения Китая направить китайскую демографическую экспансию на российские земли Сибири и Дальнего Востока.
Эти и множество других фактов и событий последнего времени становятся ярким подтверждением простых, но основательно забытых многими политиками истин. [c. 137]
Во-первых, вопреки всяческим романтическим бредням об «общеевропейском доме» подтверждается констатация известного русского мыслителя Н.Я. Данилевского: «Европа не признает нас своими»62. Следовательно, нужно не в европейский дом ломиться, а свой обустраивать. Причем, не на песке умозрительных схем и конструкций, а на камне собственных национальных идеалов и многовековых традиций народа.
Во-вторых, пора вернуться к старым, на деле доказавшим свою дееспособность принципам российской политической стратегии. Странная болезнь под названием «новое мышление» заразила почему-то одного г-на Горбачева, а затем по наследству от него перешла и к нынешним хозяевам Кремля. У всех остальных лидеров ведущих стран мира иммунная система оказалась достаточно крепкой, и они до сей поры руководствуются в политике старым, но проверенным мышлением, один из важнейших постулатов которого гласит: разговор на равных возможен лишь между равносильными партнерами. Следовательно, для того, чтобы с Россией снова начали считаться, она должна вновь стать сильной во всех отношениях - и в экономическом, и в духовном, и в военном.
Наше государство расположено на стыке цивилизаций Запада и Востока. Это обстоятельство создало немало проблем в прошлом: мы подвергались нашествиям с обеих сторон. Сегодня оно привело к тому, что России вновь нужно искать свой самобытный «русский ответ» на многочисленные вызовы со стороны соседей. При этом для удобства анализа главные вызовы современности можно связать с определенными государствами и межгосударственными объединениями, которые наиболее ярко символизируют ту или иную глобальную проблему. [c. 138]
Вызов военный
История доказывает, что наиболее опасным вызовом, грозящим перерасти в реальную угрозу самому существованию нашего государства, является вызов военный.
Характер геополитики исторически менялся в связи с изменением и развитием средств коммуникации. Поначалу преимуществом обладали государства, имевшие мощные сухопутные войска. С развитием кораблестроения и мореплавания приоритет получили морские державы. Появление и бурное распространение железных дорог снова уравняло континентальные и морские державы. В XX веке характер геополитики изменило развитие воздухоплавания, а затем и ракетостроения. Традиционное географическое понятие «остров» с точки зрения геополитики стало относительным. Сейчас человечество вступает в космическую эру геополитики. Но во все эпохи непреложным оставалось правило: наиболее надежной формой контроля пространства является контроль военный. [c. 139]
Амбиции США и НАТО
Что касается России, то любой сценарий ее либерально-демократической интеграции в «мировое сообщество» не может не предусматривать распада единой [c. 139] российской государственности и превращения страны в рыхлое конфедеративное образование, подконтрольное Западу. Некоторые антироссийские силы и не пытаются это скрывать. «Россия будет раздробленной и под опекой» - так энергично и кратко выразил конечную цель западной стратегии Збигнев Бжезинский.
Для достижения этой цели сегодня применяют различные технологии: политические и информационные, идеологические и макроэкономические. Но завершить уничтожение единого и суверенного российского государства без «силовой» фазы невозможно. Именно для обеспечения этой конечной фазы раздела российского геополитического наследия и наращивает свою мощь НАТО. Соответственно, главная угроза безопасности России исходит от приближения военной машины Северо-Атлантического альянса к западным границам страны.
Решение о расширении НАТО на восток стало холодным душем для многих российских политиков. Этим решением США и их союзники развеяли свой романтический ореол «борцов с тоталитаризмом» и предстали в виде жестких прагматиков, ни в грош не ставящих прежние устные обещания и желающих извлечь максимальную выгоду из временной слабости вчера еще грозного противника.
Впрочем, нет худа без добра. Такая угроза консолидировала национальную элиту России, во всех остальных отношениях разобщенную идеологическими противоречиями. Отношение к продвижению НАТО на Восток стало едва ли не единственным примером согласия ведущих политических сил страны. Причем, особенно важно отметить, что согласие это состоялось на базе тех идеологических принципов, которые изначально провозглашала народно-патриотическая оппозиция. [c. 140]
Этот пример общенациональной консолидации весьма показателен. Он свидетельствует, что согласие в обществе возможно, однако оно может быть достигнуто тогда, когда в его основу ложатся не умозрительные «общечеловеческие ценности», а государственные интересы и идеалы патриотизма. Соответственно нельзя не видеть, что благотворно повлиять на ситуацию смогут не пропагандистские кампании «общественного согласия», регулярно проводимые пропрезидентскими СМИ, а стратегическая смена курса и переход власти к той силе, которая по всем внешне- и внутриполитическим проблемам выражает надежды и чаяния народного большинства.
Циничный подход НАТО к «восточной проблеме», тем не менее, не до конца рассеял туман иллюзий в умах некоторых политиков. Они вдруг решили, что НАТОвские стратеги просто чего-то недопонимают, а если им объяснить, то все утрясется само собой.
Сколько было сказано и написано о «грубой ошибке Запада»! Сколько прозвучало призывов одуматься! В действиях НАТО искали происки «отдельно взятых ястребов», опасающихся потерять свои теплые насиженные места в руководящих структурах блока. Обществу предлагали найти себе союзников в лице «большинства западных элит», которые якобы оппозиционно настроены по отношению к планам расширения НАТО. Ведущие кремлевские аналитики убеждали россиян, что нам надо работать «над совместным исправлением скверной ошибки, совершенной нашими западными партнерами»63. Между тем, НАТОвские стратеги в своих действиях руководствуются не абстрактными «идеалами демократии», а конкретными геополитическими концепциями.
Глядя на планы восточной экспансии Североатлантического блока, кажется, что ожил отец английской [c. 141] геополитики Хэлфорд Макиндер, - настолько буквально порой действует НАТО по его рецептам. При этом НАТО стремится поскорее воспользоваться исключительно выгодной ситуацией, сложившейся в результате распада СССР и прихода к власти в России режима денационализированной номенклатуры.
С геополитической точки зрения наша нынешняя слабость обусловлена двумя главными факторами.
Во-первых, территория континентального евразийского Heartland'a, которая в силу своего «осевого» геополитического положения только и может полноценно препятствовать экспансии Атлантического блока, расколота границами бывших советских республик.
Во-вторых, настойчивое стремление Польши, Венгрии, Чехии и других стран Восточной Европы войти в военно-политический блок, направленный против России, создает для альянса уникальную возможность включить стратегически важный регион Восточной Европы в зону своего устойчивого геополитического контроля. Таким образом, если кто и недопонимает чего-то, то отнюдь не стратеги НАТО. Решение о продвижении блока к границам России - важнейший шаг на пути к американской мировой гегемонии.
Однако для того, чтобы де-юре оформить свое военно-политическое лидерство на планете, де-факто возникшее сразу после развала СССР и Организации Варшавского Договора, американцам нужно было на законных основаниях произвести ревизию ялтинско-потсдамской системы договоров, на которой держался весь мировой порядок после победного сорок пятого года.
К достижению этой цели они вплотную приступили на встрече президентов России и США в Хельсинки в 1997 году, которую можно с полным основанием назвать [c. 142] «анти-Ялтой»64. Несмотря на бодрые заявления трубадуров ельцинского режима, встреча в Хельсинки ознаменовала крупнейшее дипломатическое поражение России. Бжезинский не зря убеждал западных политиков: «Россия сейчас побежденная держава. Она не партнер, это клиент»65. Такая унизительная характеристика России в полной мере оправдалась в Хельсинки, где Ельцин дал свое согласие на пересмотр ялтинско-потсдамских соглашений.
Окончательно этот процесс был завершен 27 мая 1997 года в Париже на подписании Основополагающего Акта Россия-НАТО, юридически закрепившего победу Запада в «холодной» войне. Западные лидеры, тщательно старавшиеся в своих официальных речах подсластить ту горькую пилюлю, которую пришлось проглотить российскому президенту, все же не смогли сдержать радости. Наиболее полно ее выразил президент Франции Жак Ширак, заявивший, что подписанием Акта «подводится окончательная черта» под ялтинско-потсдамской системой и закладывается основа «новой Европы».
Надо сказать, однако, что основа эта весьма зыбкая и непрочная. Ведь США и их союзники отказались дать согласие на подписание юридически обязательного, подлежащего ратификации парламентами договора. А только такой договор мог бы дать хоть какие-то гарантии безопасности России. Без него политическое соглашение, о котором договорились в Хельсинки и которое подписали в Париже, - не более, чем фиговый листок, прикрывающий наготу ельцинской внешней политики.
Более того, американцы отказались поставить хоть какие-то пределы расширению НАТО. Госсекретарь США Мадлен Олбрайт, еще не покинув столицы Финляндии, заявила, что «первые не станут последними». А это значит, что НАТОвские структуры будут продвигаться и дальше на [c. 143] восток, тем паче, что правящие режимы не только бывших наших союзников по Варшавскому пакту, но и некоторых бывших советских республик, готовы упасть в объятия НАТО хоть сегодня.
Такой исход становится еще более вероятным, учитывая, что в Хельсинки Ельцин дал согласие на продолжение американцами работ над программой ПРО, разрушив едва ли не последний островок системы взаимного сдерживания. Уступки России по системам противоракетной обороны уничтожают остаток былого паритета США и СССР, подрывают последнюю гарантию нашей безопасности - гарантию неотвратимости сокрушительного ответного удара в случае начала войны. Именно эту договоренность американская пресса считает самым важным успехом дипломатии США в Хельсинки. Так, газета «Вашингтон пост» называет ее «неожиданным прорывом», ибо это позволяет США, формально не нарушая норм международного права, развернуть все системы перехвата российских ракет, над которыми уже давно работает Пентагон.
Позор Хельсинских и Парижских капитуляций стал вполне закономерным итогом разрушения российскими «демократами» той системы геополитической безопасности, которую ценой громадных жертв и лишений удалось создать нашему народу после второй мировой войны. Когда «Основополагающий акт» Россия-НАТО, подписанный 27 мая сего года в Париже, - этот позор ельцинской дипломатии - пытаются выдать за славную победу, следует помнить, что:
- Парижский документ не носит юридически обязательного характера. Это - политический документ о намерениях сторон, точнее, одной стороны. Когда его сравнивают с «Заключительным актом» 1975 года и утверждают, [c. 144] что хельсинкский акт все-таки действовал, не будучи юридически обязывающим договором, забывают о том, что он стал фактической нормой международного права лишь потому, что основывался на прочном фундаменте военно-стратегического паритета двух блоков. Нынешний же «Основополагающий акт» основан на зыбком песке намерений и отражает подавляющий военно-политический перевес НАТО над Россией.
Более того: акт Россия-НАТО фактически закрепляет антироссийскую конфигурацию нового баланса сил. Формулировка: «Государства - члены НАТО подтверждают, что не имеют намерений, планов или причин для развертывания ядерного оружия на территории новых членов» и т.д. по своей туманности и неопределенности должна войти в учебные пособия для иллюстрации того, как не нужно заключать договоры. Строго говоря, НАТОвцы не дали не только никаких гарантий, но даже обещаний не включать в состав блока другие государства Восточной Европы и бывшие советские республики.
В общем. Парижский договор обозначил полный провал той внешней политики, которую проводила ельцинская дипломатия на протяжении последних лет. В итоге - Россия стала заложницей НАТОвских намерений. Намерения же, как известно, - величина слишком непостоянная и подверженная резким переменам в зависимости от политической конъюнктуры. Тем более намерения государств-членов НАТО, которые несколько лет назад и не помышляли расширять состав стран-членов блока, давая о том горячие заверения Горбачеву и Шеварднадзе... [c. 145]
Реформа армии - веление времени
Чем же может ответить ослабленная и раздробленная Россия на военный вызов США и НАТО? Возможности, увы, невелики, но они все же есть.
Прежде всего нужна реформа армии. О ситуации в Вооруженных Силах и основных направлениях реформы мне уже доводилось писать66. Главное здесь - не бездумное и обвальное сокращение, а именно реформа. Если кого и нужно сокращать, так это - полицейские войска, разросшиеся за годы правления демократов до размеров «параллельной армии». И пока президент занимается лишь перетасовкой генералов в поисках наиболее преданных и послушных - дело не сдвинется с мертвой точки. Реформа должна быть нацелена на сохранение и укрепление стратегических ядерных сил, наиболее надежно гарантирующих в нынешних условиях безопасность нашего государства.
Одновременно необходимо предпринять настойчивые усилия, нацеленные на мирную реинтеграцию советского пространства всеми имеющимися средствами. Тут нужны не политические игры, а целенаправленная и согласованная работа всех государственных институтов. Начало этому процессу положено пусть куцым, но все-таки очень важным договором о Союзе Белоруссии и России.
Кроме того, одной из важнейших задач нашей дипломатии должны стать усилия по превращению НАТО из «американского» блока в «европейский», где влияние США уравновешивается Германией и Францией. Объективно в таком развитии ситуации заинтересованы и ведущие европейские страны, стремящиеся к большей самостоятельности и к уменьшению веса Соединенных Штатов в европейских структурах безопасности. Если этого [c. 146] удастся добиться, то «европеизация» НАТО станет важнейшим шагом к становлению подлинной многополярности, а значит - и к укреплению мировой стабильности.
Немаловажно и то, что в последнее время произошли позитивные изменения в отношениях России с государствами, стремящимися проводить на международной арене самостоятельный политический курс без оглядки на окрики из Вашингтона. Элементарный здравый смысл подсказывает: в первую очередь нам необходимо искать союзников среди тех государств, которым НАТО реально угрожает или может угрожать в будущем и которые готовы к совместным действиям с Россией. Это - Китай, Индия, Иран, некоторые арабские страны.
Мы сегодня не в силах остановить расширение НАТО. Но мы в силах отказаться от той противоестественной и глупой роли, которую нам стремится навязать мировая закулиса: быть стратегическим «амортизатором», сдерживающим Китай и мир ислама в их противостоянии с Западом. Наоборот, найдя себе союзников среди государств, принадлежащих к самобытным восточным цивилизациям и потому заведомо предрасположенных к сдерживанию глобальной экспансии Запада, Россия сможет хотя бы частично компенсировать тот колоссальный геополитический ущерб, который был нанесен ей в последнее десятилетие. [c. 147]
Вызов сырьевой и экологический
Серьезнейшей проблемой, вставшей перед человечеством во весь рост к концу XX столетия, является глобальное ухудшение сырьевой и экологической ситуации. Впервые об этом громко заявила группа специалистов, подготовившая в 1972 году по проекту Римского клуба доклад на тему «Сложное положение человечества». В своем докладе, выразительно названном «Пределы роста», футурологи с тревогой отмечали катастрофическое сокращение сырьевых ресурсов, которое будет происходить при существующих темпах роста производства и народонаселения. Причем, в качестве главной причины истощения запасов сырья называлась не столько растущая численность населения планеты, сколько рост потребления «золотого миллиарда». Авторы доклада писали: «При существующем темпе расширения производства к концу столетия может иметь место нехватка серебра, олова и урана. К 2050 году источники еще нескольких минералов будут истощены, если сохранятся существующие темпы их потребления. Для многих ресурсов скорость их расходования растет даже быстрее численности населения. Это показывает на то, что с каждым годом все большее число людей потребляет ресурсы, и на то, что одновременно с каждым годом [c. 148] увеличивается также средняя величина потребления на одного человека»67. Иными словами, главными виновниками ухудшения сырьевой и экологической ситуации являются не государства третьего мира, где наблюдается наибольший рост населения, а индустриально развитые страны. [c. 149]
Пороки «техногенной цивилизации»
Основной вклад в подготовку экологической катастрофы вносят Соединенные Штаты Америки. Авторы «Пределов роста» отмечают, что в 1970 году «средний житель США потреблял ресурсов в семь раз больше по сравнению со средним мировым потреблением»68. Из числа невозобновимых природных ресурсов США в начале 70-х гг. потребляли 63% природного газа, 42% алюминия, 33% нефти, 33% меди, 32% кобальта и т.д.69
Американцы расходуют огромное количество производимой в мире электроэнергии, а значит и энергоресурсов. Известный российский ученый Н.Н. Моисеев предлагает для иллюстрации такой умственный эксперимент:
«Если бы энергопотребление на душу населения оказалось однажды одинаковым во всех странах и равным энергопотреблению жителей США, то нефть и газ были бы выкачаны из земных недр за одно десятилетие»70.
Культ потребительства, характерный для духовного облика американцев, приводит к тому, что жители США наносят экосистеме планеты несоизмеримо больший вред, нежели граждане любой другой страны. В недавно изданной книге известного американского футуролога, профессора Йельского университета П. Кеннеди «Вступая в двадцать первый век» встречаются такие данные: «Средний американец в течение жизни наносит вдвое больший ущерб природе, чем швед, втрое - чем итальянец, в 13 - чем бразилец, в 35 - чем индиец и в 280 (!) раз больше - [c. 149] чем житель Чада или Гаити, потому что уровень его потребления гораздо выше»71. Восклицательный знак американского профессора здесь более чем уместен. Потребительский эгоизм американцев просто обескураживает, ведь сегодня элементарные жизненные потребности не удовлетворяются у почти 20% жителей планеты!
Кроме истощения сырьевых ресурсов экологическую катастрофу приближает выброс в атмосферу углекислого газа, метана и других газов, которые, по прогнозам специалистов, могут в недалеком будущем вызвать так называемый «парниковый эффект», т.е. глобальное потепление. Это приведет к превращению в пустыни и полупустыни основных житниц планеты, что вызовет продовольственный кризис и голод и, в свою очередь, приведет к массовым миграциям населения.
И в подготовке «парникового эффекта» американцы тоже идут «впереди планеты всей». Как отмечает тот же П. Кеннеди, «в этой области Соединенные Штаты не имеют себе равных: 4% населения земли пожирает более четверти расходуемого в мире топлива и играет главную роль в заражении атмосферы газами, вызывающими «парниковый эффект»»72.
Экологический и сырьевой вызов человечеству является ярчайшим свидетельством банкротства техногенной цивилизации Запада, которая завела мир в нынешнюю тупиковую ситуацию. Именно она сформировала агрессивно-потребительское отношение человека к природе.
Фундаментом же западной цивилизации являются антропоцентризм и техноцентризм. Антропоцентризм породил, с одной стороны, гуманизм и веру человека в свои силы, а с другой - безудержный культ потребительства. Техноцентризм привел, с одной стороны, к улучшению [c. 150] условий жизни человека, а с другой - к механистичности, к росту бездуховности, породил абсурдное стремление к замене человека техникой, упование на всесилие технологии.
Кроме того, одним из главнейших признаков западной цивилизации, проявлявшихся на протяжении всей ее истории в разных сферах, является экспансионизм. Постоянное стремление к расширению, к захвату новых рынков и территорий привело к тому, что вестернизация захлестнула самые отдаленные уголки земного шара. Оборотной стороной такого перманентного экспансионизма является неспособность к самоограничению, которая привела ныне западную цивилизацию к конфликту не только с другими народами, но и с самой природой.
Какой же ответ может дать человечество на вызов техногенной цивилизации?
После наделавшего много шума доклада «Пределы роста» экологические задачи стали приоритетными для мирового сообщества. Решением ООН была создана Комиссия по окружающей среде и развитию под руководством премьер-министра Норвегии Г.Х. Брундтланд, которая в 1987 году опубликовала обстоятельный доклад «Наше общее будущее». Авторы доклада отмечали:
«В области окружающей среды существуют опасные тенденции, которые могут радикально изменить облик планеты, угрожают существованию многих видов, в том числе и человеческому роду. Ежегодно 6 млн. га продуктивных земель превращается в бесплодные пустыни. Через три десятилетия площадь таких пустынь будет примерно равна площади Саудовской Аравии. Ежегодно сводится более 11 млн. гектаров лесов, и через три десятилетия эта площадь будет приблизительно равна площади Индии»73.
Логическим продолжением деятельности Комиссии Г.Х. Брундтланд стала состоявшаяся в 1992 году в Рио-де-Жанейро [c. 151] Конференция ООН по окружающей среде и развитию. Так было положено начало разработке одного из ответов на глобальные вызовы - концепции устойчивого развития.
Огромный вклад в разработку и пропаганду в России идеи устойчивого развития внес крупнейший русский ученый, вице-президент РАН, президент Сибирского отделения РАН академик В.А. Коптюг. Его усилиями, при поддержке КПРФ в октябре 1994 года в Новосибирске состоялась научная конференция «Реформы в России с позиции концепции устойчивого развития». Стратегия устойчивого развития нашла отражение и в программе партии. В.А. Коптюг в одной из своих статей очень точно определил суть понятия «устойчивое развитие»: это такая модель развития, «когда удовлетворение жизненных потребностей нынешнего поколения достигается без лишения такой возможности будущих поколений»74.
Устойчивое развитие должно начаться с изменения образа жизни, прежде всего в индустриально развитых странах, наносящих самый большой вред экосистеме Земли. Но для этого нужно изменить сам характер западной техногенной цивилизации, ориентированной на тотальную и постоянную экспансию, на воспроизводство «человека потребляющего». Запад, и прежде всего США, должны подать пример самоограничения и сокращения потребностей.
Однако опыт показывает, что американцы озабочены сокращением потребления только в других странах, но не у себя. Характерный пример такой «двойной морали» в экологической политике приводит уже упоминавшийся профессор П. Кеннеди. В 1988 году США потребовали от Бразилии прекратить сжигание тропических лесов, наносящее ущерб экологии. В ответ бразильские должностные лица [c. 152] резонно возразили, что экономика их страны развивается умеренными темпами, между тем как «население США потребляет в пятнадцать раз больше энергии, чем бразильцы. Прежде чем проповедовать, что делать другим, Америке следует самой подать достойный пример»75.
Большинство ученых весьма пессимистично относятся к перспективе того, что Вашингтон станет претворять в жизнь концепцию устойчивого развития. Они полагают, что не привыкшие экономить энергию американцы резко отрицательно отреагируют на «ограничения их права ездить на автомобиле и выбрасывать в атмосферу столько газов, сколько они пожелают»76.
Свое нежелание вводить какие бы то ни было самоограничения США ясно продемонстрировали на Международной конференции ООН по окружающей среде и развитию в июне 1992 года. Американцы предпочитают, чтобы за экологическую безопасность планеты платили другие. Впрочем, это характерная черта всей американской политики...
Судя по конкретным действиям индустриально развитых стран Запада, их ответ на глобальные экологические вызовы состоит лишь в перенесении загрязняющих среду обитания производств в другие страны. Уже с середины 70-х гг. наметилась тенденция переноса производств по добыче и первичной переработке сырья, которые и являются главными источниками загрязнения атмосферы, за пределы государственных территорий ведущих стран мира. В 90-е гг. такая же политика начала проводиться и в отношении обрабатывающей промышленности. Так, например, по оценке японской газеты «Нихон Кейдзай», с 1993 по 1999 год выпуск продукции внутри Японии увеличится на 10%, а производство дочерними предприятиями за границей возрастет на 147%!77 [c. 153]
Другим проявлением западного эгоизма является политика превращения стран «третьего мира» в кладбище отходов производства. Последнее время и наша отечественная печать все чаще сообщает о попытках западных компаний использовать территорию России для захоронения экологически опасных отходов. Однако помимо очевидной безнравственности такой политики она просто недальновидна, ибо биосфера Земли является взаимосвязанной системой. И от глобальной экологической катастрофы - если она разразится - никто не сумеет укрыться за государственными границами.
Что же касается проблем российской национальной безопасности, то экологическая и сырьевая (особенно продовольственная) безопасность были, есть и будут важнейшими элементами такой безопасности. В связи с этим мы непременно должны предотвратить все попытки превратить Россию в сырьевой придаток индустриальных стран и кладбище отходов их производства.
Контроль над ресурсами и экологической ситуацией является одной из важнейших форм контроля над пространством, что составляет главную проблему геополитики. Перед Россией в этом отношении стоит двоякая задача. С одной стороны, необходимо не допустить утрату контроля над собственными источниками сырья и ухудшения экологической ситуации. Если контроль над ресурсами перейдет в руки иностранных государств, это нанесет непоправимый ущерб безопасности России. С другой стороны, сокращение мировых запасов сырья остро ставит задачу переориентации нашей экономической политики на достижение хозяйственной самодостаточности как главного принципа построения народного хозяйства страны. [c. 154]
Вызов либерально-демократический
Одной из главных причин развала СССР многие аналитики считают враждебные действия западных спецслужб, которые на протяжении десятилетий проводили подрывную деятельность, направленную на расшатывание внутренних устоев нашего государства. Это, конечно, правда, однако - далеко не вся. Огромную роль в разрушении Советского Союза, катастрофические последствия которого сегодня в полной мере испытали на себе миллионы наших сограждан, сыграла идеология либерализма. Либерально-демократический соблазн замутил головы многих советских людей, особенно представителей интеллигенции. К сожалению, патриоты не смогли тогда дать своевременный и адекватный ответ на привлекательный идеологический вызов Запада.
Сейчас, когда «демократический» режим показал свой бесчеловечный оскал, многие прозрели. Слова «демократия», «либерализм», «рынок» уже вызывают аллергию у миллионов россиян. Однако рептильные журналисты и ангажированные аналитики продолжают объяснять неприятие нашим обществом либерально-демократических ценностей «отсталостью русского народа». Опять, мол, эти русские исказили великую [c. 155] идею, рожденную на Западе. Так в свое время обвиняли Ленина, а затем Сталина в искажении марксизма. Видно, небогат арсенал аргументов у «певцов демократии», коль скоро запевают они все больше старые песни с давно заезженных пластинок.
Но для объективного исследователя очевидно: подлинные причины неприятия русским человеком либеральных идей коренятся в характере самой либерально-демократической идеологии. Для нашего национального духа неприемлема не только современная форма либерального «потребительского общества».
Для нас чужд сам мировоззренческий архетип западного либерализма. [c. 156]
Идеологическая агрессия Запада
Истоки демократии восходят к античности, где собственно и возник сам термин, который буквально означает «власть народа». Однако его нынешние апологеты, как правило «забывают» упомянуть, что античная традиция, оказавшая огромное влияние на формирование западной политической культуры, базировалась на строгом юридическом разделении свободных и рабов. Так, крупнейший философ античности Аристотель на первых же страницах своего знаменитого произведения «Политика» доказывает, что «одни люди по природе свободны, другие - рабы, и этим последним быть рабами полезно и справедливо», и что рабы изначально приспособлены к выполнению физических работ, а свободные - для политической жизни78.
В современной трактовке этот тезис означает, что привилегированный «золотой миллиард» на Западе «по природе свободен» от обязательств перед остальным человечеством, а остальным странам «полезно и справедливо» выполнять роль его сырьевых придатков, резервуаров для [c. 156] токсичных отходов и площадок для размещения экологически вредных производств.
Сталкиваясь с такой позицией Запада, сперва совершенно невозможно понять, каким образом он умудряется совмещать ее с бесконечными призывами к соблюдению прав человека и клятвами верности либерально-демократическим ценностям. Но обращение к истории становления западного либерализма легко решает такое недоумение: ведь в представлении античности рабы не являлись людьми в полном смысле этого слова, ибо не были существами политическими. Следовательно, хотя считалось, что власть принадлежит народу, но «народом» являлись только свободные граждане государства-полиса. Не отсюда ли та «двойная мораль», которая столь характерна для политики Запада в отношении других стран?! Одна демократия для внутреннего пользования, другая - на экспорт!
Два тысячелетия назад христианство произвело кардинальную ломку социального эгоизма античности. Перед лицом всемогущего и всемилостивого Бога свободный и раб уравнивались в правах. Однако современный Запад, несмотря ни на что, унаследовал именно античное понимание демократии. В значительной мере это связано с тем, что становление капитализма совпало в Западной Европе с сильнейшим религиозным кризисом, в результате которого произошел практически полный разрыв с древней христианской традицией. Кроме того, в эпоху Реформации в европейскую политическую мысль проникла иудейская религиозная идея богоизбранности. Из соединения этих - античных и иудейских - мотивов и возникло в конце концов то специфическое западное понимание демократии, суть которого можно обозначить формулой «демократия для избранных». [c. 157]
В ХVIII-ХIХ веках эта изначальная нравственная порочность западного либерализма не проявлялась столь явственно, поскольку оттеснялась на задний план идеями гуманизма и терпимости, которые играли ключевую роль в окончательном отрыве Европы от ее исторической религиозной традиции. Однако к концу XX столетия произошло вырождение классического либерализма79.
Декадентский либерализм конца нынешнего века совершенно «изжил» свойственную классическому либерализму этическую ориентацию. Буржуазный индивидуализм, для которого помимо эгоизма были свойственны такие позитивные качества, как чувство личного достоинства, самодисциплина, инициатива, расчет на собственные силы и т.п. выродился в примитивный потребительский беспредел.
В результате современный либерализм переродился в своего рода «постчеловеческую идеологию», где стержневой идеей является «ideа fiха» создания такой социально-политической системы, которая в идеале могла бы вовсе обходиться без человеческого участия. Отсюда - доведенный до абсурда культ «правового государства», которое может «само собой» решать все вопросы и проблемы, опираясь на некий идеально сформулированный свод законов.
При такой постановке проблемы нравственные нормы и моральные принципы отдельной личности не имеют никакого значения. Потому-то современный либерализм и ориентирует человека на потребительское отношение к жизни, пропагандирует низменные страсти, объявляя их «естественными».
В обществе происходит девальвация основополагающих нравственных качеств - мужества и бескорыстия, веры и милосердия, чести и жертвенности. Этого совершенно сознательно добиваются закулисные дирижеры - [c. 158] таким, лишенным всех качеств индивидуальности человеком легко управлять, манипулируя его страстями...
Механизм развала Советского Союза, вся история современной России показывают, что идеологические факторы являются одним из важнейших средств геополитического контроля над пространством. Не будем же наивными: широкое внедрение у нас западных политических и экономических институтов, создание государственной либерально-демократической идеологии, аналогичной западной, нацелено на то, чтобы с помощью либеральных политических и идеологических технологий поставить под контроль все важнейшие общественные и государственные механизмы России. [c. 159]
Мировоззрение российского возрождения
Каков же должен быть ответ России на этот вызов Запада? Единственно достойный ответ заключается в скорейшем создании общенациональной и самобытной патриотической идеологии, которая смогла бы противопоставить мнимым ценностям западного либерализма исконные, традиционные духовные ценности российской цивилизации, соединенные со всеми материально-техническими достижениями «постиндустриального» мира.
Мне уже приходилось писать о «четырех ликах современной русской идеи»80. Подводя итог сказанному, отмечу: сегодня в России есть четыре идеи, которые могут претендовать на статус общенациональных.
Первая - идея державная. Наш народ всегда стремился иметь сильное государство. Он как бы нутром чуял, что Россия должна быть именно державой, т.е. страной, удерживающей мир от сползания в пучину хаоса и катастроф. Серьезные ученые и политики уже давно пришли к [c. 159] пониманию уникальной роли России в сохранении мирового равновесия. Только выводы из этого понимания делали разные.
Одни - такие, как Хэлфорд Макиндер - утверждали, что огромный континентальный массив Евразии, занимаемый Россией, есть «сердце мира» и «географическая ось истории», вокруг которой развивается глобальный исторический процесс. Исход борьбы за него решает судьбы мира, поэтому Запад непременно, любыми путями должен ликвидировать «русское господство» над евразийским ядром.
Другие - например, русский царь Александр III или Федор Тютчев, один из основателей русской геополитики, больше известный как гениальный поэт - считали, что сохранение духовной, исторической и геополитической уникальности России как раз и есть необходимое условие для гармоничного развития всего мирового сообщества. Тютчев вообще утверждал, что «в мире есть только две реальные силы: Россия и революция». При этом под революцией он разумел разрыв с самобытной народной традицией, духовную деградацию и торжество вульгарного рационализма - т.е. основополагающие черты современного западного общества. От того, какая из этих двух сил возьмет верх, убеждал он современников, зависит путь развития всей человеческой цивилизации на долгие десятилетия, если не на века.
Сегодня, конечно, реализация мессианских проектов «глобальной ответственности за судьбы мира» уже не под силу разоренной и обнищавшей России. Сегодня мы остро нуждаемся в исторической передышке, которая позволила бы нашему народу сосредоточиться на решении внутренних проблем и анализе прошлых ошибок.
Но и в этом случае нам не обойтись без державной идеи, ибо теперь уже совершенно ясно, что одоления [c. 160] внутренней смуты, прочного умиротворения и процветания российское общество может достигнуть только под сенью эффективного государства, «удерживающего» развитие разрушительных тенденций во всех областях. Такого государства, которое одновременно будет достаточно сильным для того, чтобы конструктивно регулировать общественную жизнь, и достаточно демократичным, чтобы исключить рецидивы насилия.
Социологические опросы свидетельствуют: сегодня подавляющее большинство россиян понимает и остро чувствует необходимость скорейшего восстановления силы и авторитета государственной власти - с тем, чтобы она была способна навести внутренний порядок в стране и вернуть России утерянный престиж во внешнем мире. Без этого невозможно никакое развитие и уж тем более процветание нашего народа, общества и государства - ни материальное, ни духовное.
Вторая идея, особенно активно набирающая силу за последние годы, - идея национальная. Для России - страны, где более 80 процентов составляют этнические русские, это в первую очередь идея спасения самобытной русской цивилизации и возрождения русского народа как станового хребта российской государственности. Между тем, в результате развала СССР и близорукой политики нынешнего российского руководства русский народ разделен искусственными границами, унижен оплевыванием его истории, он просто вырождается.
Долго так продолжаться не может. Сегодня это уже поняли многие из тех, кто еще год-два назад каждое упоминание о «русском вопросе» встречал криками: «шовинизм!» и «империализм!» Ведь весьма вероятное сокращение численности русского населения к середине XXI века до 65-70 миллионов человек сделает практически [c. 161] невозможным само существование российского государства в его нынешних границах!
Однако процесс «умирания» России вряд ли удастся удержать под контролем. Уже сейчас наиболее дальновидные аналитики предупреждают, что по мере обострения демографической катастрофы и деградации общественной морали в стране будет неизбежно нарастать вал русского национализма - ответная реакция великого народа на все более явную угрозу своему существованию. Здесь весьма показателен пример прибалтийских республик: чем ниже процент «коренного населения», тем выше накал ненависти к «оккупантам».
Кстати, не кто иной, как Генри Киссинджер заявил еще в 1994 году: «Всякий, кто хоть сколько-нибудь серьезно изучал историю России, знает, что именно русский национализм всегда обеспечивал целостность страны и ее способность справляться с многочисленными врагами и бедами. Теперь же русские потеряли созданную ими огромную империю. Можно ли ожидать какой-то иной реакции на это унижение, нежели взрыв национализма?»
Сегодня, пока русские еще составляют подавляющее большинство населения России, мы сохраняем возможность предотвратить грядущие катаклизмы, разработав комплексную программу государственной национальной политики, сформулировав конструктивную идеологию, которая объединит наш народ и направит его энергию в созидательное русло. Если же удельный вес русских в населении, науке, культуре, средствах массовой информации и органах государственного управления будет продолжать сокращаться, то рано или поздно неминуем тот взрыв, о котором говорит Киссинджер. Опыт последних лет недвусмысленно свидетельствует: в ближайшие годы различные партии будут ожесточенно соперничать за право стать [c. 162] выразителем национальных интересов русского народа. Тот, кто сумеет этого добиться, станет наиболее перспективной политической силой России в XXI столетии.
Третья актуальная идея - идея социальной справедливости.
Тяга нашего народа к правде и справедливости общеизвестна. Особенно она обострена сейчас, когда в результате безответственных политических игрищ имущественное расслоение общества достигло невиданных размеров. Это сегодня поняли даже самые ярые сторонники «радикальных реформ». В результате, кажется, не осталось ни одного политика, который бы не поклялся в своей приверженности идеалам социальной справедливости. Непонятно только, почему при таком обилии борцов за народное счастье сам народ продолжает нищать...
Четвертая идея - демократическая. Мы должны, наконец, понять: демократия в России - это всерьез и надолго. Нелепо отрицать, что идеалы гражданских и личных свобод в кратчайшее время обрели у нас благотворную почву и массу горячих сторонников. И слава Богу, ибо только с помощью демократических механизмов сегодня можно практически достигнуть того общественного, соборного согласия по важнейшим вопросам нашего бытия, без которого немыслимо одоление смуты.
Конечно, на пути российского возрождения еще возможны рецидивы авторитаризма и даже диктатуры. Но уже сегодня совершенно ясно: загнать людей обратно в оковы приказного единомыслия никому не удастся. Любая подобная попытка неминуемо окончится крахом в течение весьма непродолжительного времени. Ибо выйти из того всеобъемлющего кризиса, в котором мы сегодня оказались, можно только общими, добровольно объединенными усилиями всех россиян. [c. 163]
Соответственно, нам необходимо решительно сменить тот антидемократический образ, который то ли по недомыслию, то ли по недоразумению сложился у патриотической оппозиции за последние годы. Тысячелетняя русская история являет нам многочисленные примеры народовластия - от новгородского вече ХII-ХV веков до казачьего самоуправления начала XX столетия. А рассуждая о благотворности и нравственной высоте русской соборности, смешно не видеть, что установить соборное согласие в обществе «сверху», минуя демократические механизмы народного волеизъявления, совершенно невозможно. Соборность есть цель, а демократия - механизм ее реализации.
При этом я имею в виду, конечно, настоящую демократию, а не ту политическую карикатуру на нее, которую мы имеем в современной России. В торжестве цивилизованной демократии - предсказуемой и ответственной - заинтересованы сегодня все: правые и левые, западники и почвенники, консерваторы и либералы... [c. 164]
53 Подробнее об иноке Филофее см.: Иоанн, митр. Самодержавие духа. Очерки русского самосознания. - СПб., 1994. С.53-55.
54 Памятники литературы древней Руси: Конец XV и первая половина XVI века. - М, 1984. С.453.
55 Полное собрание законов Российской Империи. Т.6. С.446.
56 Грингмут В.А. Где наша будущность: в Европе или в Азии? // Русское обозрение. - 1891. - ©10. - С.839.
57 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. - М., 1991. С.401.
* Удивительное сходство, кстати, обнаруживается в миросозерцании нынешних "реформаторов" с Троцким. По крайней мере, теория "перманентного реформирования" не менее губительна для России. чем "перманентная революция" троцкизма.
58 Семенов-Тян-Шанский В.П. О могущественном территориальном владении применительно к России (очерк по политической географии). - Пг., 1915. С.16-19.
59 Цит. по: Вдовин А.И. Российская нация. // Кентавр. - 1995. - ©3. С.5-6.
60 Лавров С.Б. Геополитика и регионолистика: взгляд ученых. // Геополитические и геоэкономические проблемы России: Материалы научной конференции в РГО. Октябрь 1994. - СПб., 1995. С.4-7.
61 Тойнби А.Дж. Постижение истории: Сборник. - М., 1991. С.119-120.
62 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. - М., 1991. С.50-51.
63 Караганов С. Спешить России пока не следует. // Независимая газета. - 1997. - 27 февраля.
64 Уткин А. Ялта с противоположным знаком // Независимая газета. - 1997. - 3 апреля.
65 Бжезинский 3. Покер победителя. // Сегодня. - 1994. - 19 августа.
66 См.: Зюганов Г. Невольник чести. Государство, армия, народ. - М., 1997.
67 Медоуз Д.Х., Медоуз Д.Л., Рэндерс И., Беренс В. Пределы роста. - М., 1991. С.63.
68 Медоуз Д.Х., Медоуз Д.Л., Рэндерс И., Беренс В. Пределы роста. - М., 1991. С.113.
69 Медоуз Д.Х., Медоуз Д.Л., Рэндерс И., Беренс В. Пределы роста. - М., 1991. С.58-61.
70 Моисеев Н.Н. Природный фактор и кризисы цивилизации. // Общественные науки и современность. - 1992. - ©5. - С.89-90.
71 Кеннеди П. Вступая в двадцать первый век. - М., 1997. С.49.
72 Кеннеди П. Вступая в двадцать первый век. - М., 1997. С.146.
73 Наше общее будущее: Доклад Международной комиссии по окружающей среде и развитию. - М., 1989. С.14.
74 Коптюг В.А. Итоги Конференции ООН по окружающей среде и развитию. // Мир науки. - 1992. - ©4.- С.1.
75 Кеннеди П. Вступая в двадцать первый век. - М., 1997. С.145.
76 Кеннеди П. Вступая в двадцать первый век. - М., 1997. С.146.
77 Пегов С.А. Экологические аспекты геополитики. // Общественные науки и современность. - 1996. - ©1. - С.135.
78 Аристотель. Политика. Афинская полития. - М., 1997. С.42.
79 См.: Панарин А.С. Российская интеллигенция в мировых войнах и революциях XX века. // НГ - сценарии. - 1997. - ©6 (май).
80 См.: Зюганов Г. Уроки жизни. - М., 1997.
«« Пред. | ОГЛАВЛЕНИЕ | След. »»
| 
