Директор «Теплицы социальных технологий» Алексей Сидоренко: Могу посоветовать активистам учить английский и языки программирования

16–17 июня в Кирове, 30 июня — 1 июля в Сыктывкаре пройдут баркемпы, организованные при поддержке интернет-журнала «7x7». Это неформальные конференции на природе, в программы которых войдут выступления местных и московских экспертов, мастер-классы, тренинги, культурная программа. Тема обоих форумов в этом году — «Digital-миграция. Бегство от реальности или реальные изменения?». Организаторы отметили, что выбор темы во многом связан с тем, что за последние годы новые возможности поменяли общество, работу некоммерческих организаций, гражданских активистов и волонтеров. Программу баркемпов в Кирове и Сыктывкаре помогли составить специалисты «Теплицы социальных технологий» — общественного образовательного проекта, одна из главных задач которого — развитие сотрудничества между НКО и IT-специалистами. Проще говоря, они рассказывают, как с помощью новых технологий — приложений, сайтов, рассылок и много другого — можно решить социальные проблемы. Перед баркемпами корреспондент «7x7» поговорил с директором «Теплицы социальных технологий» Алексеем Сидоренко — о новой цифровой реальности, в которой работают НКО, с чего лучше начать, чтобы запустить общественный онлайн-проект, угрозах времени и государства и важности делать короткие видео.

«Я горжусь организациями, с которыми мы работаем»

— Начнем с блица. Как вы в двух предложениях объясняете, что такое «Теплица социальных технологий»?

— «Теплица социальных технологий» — это общественно-образовательный проект, основная теория изменений которого заключается в том, что технологии могут позволить создать в России независимое гражданское общество. Мы помогаем некоммерческим организациям разобраться с технологиями, чтобы стать умнее, эффективнее и безопаснее, устойчивее.

— Почему для вас важно помогать НКО?

— Дело в том, как я вижу общество. Во-первых, у меня и всех, кто со мной работает, есть идеалистическое понимание, что хорошо бы свою жизнь прожить не просто так. Можно делать коммерческие вещи, но очень мало направлений, которые улучшают общество и мир, которые останутся после нас. Поэтому некоммерческие организации и гражданское общество являются одним из реальных механизмов улучшения мира. Если мы хотим масштабировать эту задачу, то нам надо помочь другим организациям, которые худо-бедно в своем поле занимаются улучшением мира. Технологии позволяют повысить скорость изменений, даже когда условия неблагоприятные.

— Зачем НКО нужно создавать свои сайты?

— Это вопрос коммуникации. Проблема в том, что люди не знают о некоммерческих организациях, не знают, что они делают. Единственный способ с этим справиться — это рассказывать о себе. Сайт, как и социальные сети, — это способ рассказать о себе. Я считают, что НКО упустили конец 1990-х, начало 2000-х в вопросе коммуникации с широкой аудиторией. Сейчас единственная возможность исправить это — наращивать активность опережающими темпами.

— Чем вы гордитесь в своей работе в «Теплице социальных технологий»?

— Я горжусь всем. Коллегами, умными, отдающими полностью себя работе. Я горжусь организациями, с которыми мы работаем. Это умные, талантливые люди, которые тратят свою жизнь, живут в значительно более худших условиях, чем их коллеги, которые занимаются ничего не значащими вещами. Люди и то, что они создают, — две причины гордости.

— А что в своей работе вы считаете провалом?

— Провалов полно. Мы даже конференцию провалов проводили. Ошибки могут подстерегать на каждом шагу. Мы любим экспериментировать, а это предполагает неудачу. Мы предполагаем, что у нас может что-то не получиться. Но мы учимся, мы понимаем, что можем сделать что-то неправильно.

«Будущее активизма — это цифровой активизм»

— Мое одно из самых первых знакомств с тем, что делаете вы и ваша команда, — Карта помощи пострадавшим от пожаров в 2010 году. Это интерактивная карта, с помощью которой люди могли выбрать, чем они могут помочь тем, кто пострадал от сильных лесных пожаров. Что, по вашему мнению, изменилось с 2010 года в том, как в интернете представляется проблема или ситуация, решение которой предлагают НКО, активисты, волонтеры?

— Сложно сравнивать проекты, которые появились после Карты помощи пострадавшим от лесных пожаров, потому что это был уникальный исторический момент, когда была огромная необходимость в создании такого инструмента. После этого такой необходимости не было. И во время создания карты был целый набор факторов, благодаря чему это все превратилось в общественное явление. Спустя восемь лет я могу сказать, что изменились пользовательские требования к приложениям. После Карты помощи были создано много сервисов, которые потом вымерли, потому что они не удержались в острой конкуренции за пользовательское внимание. И за это можно сказать спасибо социальным сетям, потоку контента и другим вещам. Сервисы настолько быстро и далеко ушли по сравнению с тем, что предлагали использовать гражданские активисты, что за внимание российских пользователей невозможно стало конкурировать.

Многие гражданские приложения на фоне этого поняли свои ограничения. Всего несколько проектов смогли интегрировать новые платформенные решения, а многие не выдержали этого, ушли в офлайн. Вот, например, платформа Change.org. Это платформа, где можно создать петицию. Сейчас это международная платформа, аудитория в России у нее более 55 миллионов человек, и она продолжает развиваться. Второй пример — Planeta.ru. Они сейчас отпраздновали шесть лет. У них всегда был очень сильный технологический компонент, а во-вторых, у них была понятная бизнес-модель. Какой вывод? Те, кто смог выйти на новый энергетический уровень, кто смог выбрать бизнес-модель, смог конкурировать, платить разработчикам, те проекты и смогли выйти на новый уровень. Есть и другой тип выживших — те, кто смог поддерживать ресурсы, например, «Команда 29» с проектом «РосОтвет», «РБК», «Красивый Петербург» — они продолжают действовать. Они смогли пробить дорогу в будущее при ограниченных ресурсах. Но многие не смогли этого сделать.

— Те, кто делает «Красивый Петербург» или Planeta.ru, живут в Санкт-Петербурге или Москве. Я представляю себя на месте активиста, который живет в небольшом российском городе. У него есть желание что-то поменять, но у него нет понимания каких-то правил, вектора развития, нет ярких примеров в его городе. С чего должны начинать те активисты и НКО, у кого мало опыта работы в интернете?

— Я займусь бессовестным пиаром. Я советую начинающим активистам нашу платформу «Теплосеть», где каждый месяц у нас появляются новые образовательные материалы — курсы или собственный контент. Он предназначен для тех, кто только осознает в себе потенциал лидеров гражданского общества. Мы постарались снабдить их таким инструментарием. Я советую им наш основной сайт «Теплицы». По крайней мере, тем, кто связан с технологическими вещами. А в общем в плане гуманитарного образования мы не нашли серьезных онлайн-ресурсов на русском языке. Я могу посоветовать активистам две вещи: учить английский язык, чтобы получить доступ к мировому образовательному наследию, и учить языки программирования. Будущее активизма — это цифровой активизм. По мере проникновения технологических связей активисты, которые что-то меняют в головах людей, должны находить новые интерфейсы «проникновения» в головы. А это цифровая среда. Одно дело — поговорить с 30 людьми, ведь любые формы коммуникации в офлайне ограничены. А в онлайне формы коммуникаций значительно менее ограничены, по крайней мере, чисто теоретически.

— Почему в каких-то регионах успешных онлайн-проектов больше, а где-то меньше? Вот, например, Новосибирск, где создано много сайтов и приложений для тех, кто хочет менять жизнь вокруг себя.

— Если смотреть в целом на макроуровне, то важную роль играют академические центры — вузы. Второй фактор — политическая составляющая, вплоть до политической культуры. Если политики в вашем регионе все закатывают катком, как в Кемеровской области, то шансов мало. Хотя есть и исключения — та же Республика Коми, где был один из самых авторитарных губернаторов, но при этом в Сыктывкаре получалось запускать важные проекты. Здесь, как мне кажется, важную роль играет третий фактор — фактор личности. Там, где есть активные сообщества, там видно, что жизнь улучшается, там появляются новые проекты, там смогли собрать критическую массу. Если город посреди аграрного региона, но большинство читателей — это условные фермеры из колхоза, то бурного развития вряд ли стоит ожидать. Если у вас большая часть людей с академическим бэкграундом, из семей технической интеллигенции, то более вероятно, что гражданская активность будет выше.

«Текст умирает. Надо двигаться в сторону видео»

— Вы в «Теплице» помогаете НКО, даете им консультации, как улучшить сайты? Что чаще всего вы рекомендуете исправить?

— Сайт, как и социальные сети, — это коммуникация, разговор. Надо постоянно думать об этом. Это глобальная вещь, которая кажется смешной. Но если посмотреть сайты небольших НКО, то там часто можно увидеть, что кто-то забыл отчет опубликовать или сделал это криво, кто-то не умеет писать просто. Это не коммуникация. Кто-то думает, что достаточно опубликовать страничку с адресами и электронной почтой. Активисты не воспринимают это как разговор со сторонниками и читателями. А еще люди до сих пор не пользуются аналитикой, не оптимизируют сайты по социальным сетям, кое-как относятся к визуальной составляющей. Раньше люди могли оправдаться тем, что у НКО нет хорошего фотоаппарата. Сейчас любой смартфон за 7000 рублей делает нормальные фотографии. Больше границ для хорошей коммуникации нет, но люди в России продолжают жалеть себя.

— За последнее время пользовательские привычки изменились. Люди проводят время в интернете не так, как это происходило лет десять назад. Изменилось время, устройство, с которого они заходят в интернет, место, где это происходит. Что важно сделать НКО, чтобы быть удобными для читателей, чтобы соответствовать ожиданиям?

— Нужно ориентироваться на мобильные устройства. Раньше все думали, что сайт — это то, что воспринимается на экране компьютера с большим экраном. Сейчас надо идти в мобильные устройства, сейчас выбора нет. НКО должны ориентироваться на мобильное восприятие информации. Сайты должны быть мобильными, быстрыми. Это отражается и на дизайне. А второе — текст умирает. Надо двигаться в сторону видео. Это всегда огромная конкуренция. Если НКО хочет продолжать разговор, то оно должно научиться тому способу, которым пользуются все остальные медиа. Сейчас никакого другого способа, кроме видео, нет. Сейчас у некоторых блогеров подписчиков больше, чем у крупных СМИ. Это новая реальность. По всем параметрам мы видим, что видео значительно лучше отвечает вызовам. Устройства сейчас стали дешевле, как для восприятия, так и для записи. Это основное изменение, к которому надо готовиться.

— Что первично — слово или упаковка? Мы, как журналисты, отвечаем на него четко — гораздо важнее слово, важнее история. Никакая упаковка не спасет плохую историю. Вот пример руководителя компании «Додо Пицца» Фёдора Овчинникова, который пишет много постов на сайте компании и в социальных сетях. Почему при всех новых технологиях слово все равно останется важным?

— Слово всегда играет важную роль. Но оно приобретает новое значение в видео. Вопрос не в том, что Фёдор Овчинников популярен за счет слова. Он делает продукт, который попал в рынок. Если бы он просто так писал, то он был бы похож на несколько миллионов людей, которые пишут статусы в социальных сетях. Вопрос — что было бы, если бы Фёдор Овчинников записывал видео. Мне кажется, разница была бы другой на порядок. О нем бы знало гораздо больше людей, а лояльность к бренду была бы выше. Слово всегда первично в контенте. Это разговор об упущенных возможностях. Слово без упаковки не способно притягивать внимание с такой же эффективностью, не способно вовлекать людей с той же эффективностью. Слово без условных «стероидов», которым сейчас является видео, будет проигрывать просто слову.

«Концепция, основанная на границах, становится все более виртуальной»

— Когда НКО или активисты делают какой-то удачный проект, то государство зачастую вместо того, чтобы поддерживать его, видит в нем опасность. Почему?

— Российское государство, скорее всего, любой гражданский проект воспринимает как опасность. И как конкуренцию для самого себя в силу достаточно глубокой антидемократической культуры российского государства, которое, несмотря на 1990-е, ведет свою родословную из Советского Союза, где любая активность некоммунистической партии была под пристальным наблюдением. Там, где не было серьезной манифестации обратного. Вопрос в том, может ли власть спокойно и беззастенчиво с этой неподконтрольной силой что-то сделать и какие последствия за это она понесет. Мы знаем, что во многих городах России есть куча подконтрольных власти ресурсных центров, молодежных парламентов, суть которых сводится к тому, чтобы создать контролируемые каналы гражданской активности. Все остальное по умолчанию воспринимается как неконтролируемое, и его надо или гнобить, или кооптировать — дать грант, проект, «плюшевую» активность, которая не ведет ни к каким результатам. Вопрос в воображении власть имущих и в их ресурсах. Если воображения нет и денег нет, то будут закрывать. Если воображение есть, а денег нет, то будут пытаться играть. Если нет воображения, но есть ресурсы, то заваливают деньгами. Можно посмотреть на Западную Сибирь с нефтью и газом. Видим ли мы оттуда какие-то инициативы? Нет. Но и репрессий тоже нет, потому что ресурсов так много, что люди и не возмущаются.

— Видите ли вы предпосылки к тому, что и государство, и гражданские активисты условно будут идти одной дорогой?

— Мне кажется, что государство и гражданское общество в каком-то смысле всегда должны идти разными дорогами, потому что во многом у них разные интересы. Вопрос в том, в какой философской концепции мы смотрим на государство. Даже если мы смотрим на государство как на некую группу чиновников, которая обеспечивает нас какими-то услугами, например, представительством на международной арене, безопасностью, образованием или здравоохранением, то гражданское общество берет на себя больше функций, потому что оно не ограничено, берет на себя функции защиты граждан от государства, поэтому я вполне предвижу, что у них эти дорожки никогда полностью не сойдутся.

— Но ведь сейчас государство ставит палки в колеса НКО. Когда эта ситуация в России может измениться?

— Это только тогда, когда государство будет видеть, что гражданское общество стало сильным. В Петербурге хорошая ситуация в этом плане. Движение «Красивый Петербург» настолько сильно, что оно может довести чиновника до отставки в случае прямого конфликта с этим движением. У них это получается. Разумеется, «Красивый Петербург» не занимается тем, что доводит чиновников до отставки, но такой потенциал есть. Он достигнут с помощью коммуникации, солидарности, постоянной борьбой за сторонников, переводом все большего числа пассивных людей на свою сторону. Это совсем маленький вариант, но мы говорим в том числе и других ситуациях, когда у нас появляются настоящие, свободные, контролируемые выборы. И когда вопросы смены федеральной, региональной, муниципальной власти становятся более динамичными. Люди понимают, если сейчас случится какой-то скандал, то они [чиновники] могут потерять свою должность. Мы это видим в Европе. У государства нет ресурсов, чтобы тратить их на симулякры. Представьте, что вам доверили ресурс, у вас есть четыре года, вы можете потратить их на мурзилок, а потом с вас спросят. И вы скажете, что помогали 20 организациям людей с инвалидностью, которым я заплатил 20 миллионов рублей. И тогда все говорят, что это хорошо и мило, но насколько это было оправдано? Давайте выберем кого-то, кто может лучше считать деньги. Прозрачность, подконтрольность и выборность власти ведет к более конструктивному диалогу с НКО.

— Мы видим, что сейчас государство использует новые технологии, чтобы вторгаться в личную жизнь граждан, нарушать права человека, использовать собранные данные, чтобы влиять на настроения людей. Самый простой пример — данные с уличных камер видеонаблюдения, которые используются властями в Китае или Великобритании. Как от этого защититься, когда появится система контроля?

— Это весьма грустный вопрос. Пока я вижу ответ в самообразовании. Насколько была стремительной попытка заблокировать Telegram, настолько же стремительная была попытка установить VPN даже у тех, кто ничего не слышал про VPN. У меня есть вера в человечество, какая бы злая технология ни была, люди всегда найдут возможность ей противостоять. Основной вопрос — сколько это займет времени, насколько это будет эффективно. И здесь огромная роль — у образовательных организаций, которые смогут, во-первых, объяснять, как работают технологии и как они влияют на баланс сил и знаний. То количество организаций и инициатив, которые выходят на законодательный уровень, — это реакция на угрозы будущего. Тот же GDPR при всей его критике — это новое распоряжение об охране персональных данных — как раз реакция на угрозы будущего. Ведь еще 10 лет назад в Европе приняли закон о том, чтобы сохранять все данные, такой «европейский закон Яровой», по которому два года нужно было хранить всю информацию. Он не выдержал и двух лет. Через два года его уже никто не принимал. И сейчас принят GDPR, который значительно больше на стороне граждан, он распространяет свой эффект на Россию. И второе. Мы включили VPN, и мы уже в другой юрисдикции. Концепция суверенности, основанная на границах, становится все более виртуальной. Одно дело — это закон, по которому мы живем в физическом пространстве, а другое дело — VPN, который мы включим, и уже в другом юридическом пространстве. А если мы представим, что все больше регуляции будет в виртуальном уровне, то мы выходим на другой уровень свободы. Может быть, мы слишком концентрируемся на мрачных образах по поводу слежки. Если мы посмотрим на это оптимистично, то технологии дают нам очень много свободы. Мы можем получить весь доступ к информации. Мы просто используем другие методы, которые никто не может блокировать, получать те знания, которые нам необходимы, общаясь с теми, с кем хотим. Интернет продолжает нам давать свободу, недоступную прежде.

14.06.2018

Интервью опубилковано на сайте 7Х7

ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ:

• Демократия.Ру: Владимир Рыжков, политик : Есть ли спрос на демократию?

• Демократия.Ру: Кригер И., Дура лекс

• Демократия.Ру: Мовчан А., Почему не идут перемены

• Демократия.Ру: Бардин Г., О чем я мечтаю

• Демократия.Ру: Алексей Гаскаров: "Если что-то начнет меняться — надо быть готовыми"