Маниакально-бюрократический синдром

Чиновничья логика оказалась сильнее инстинкта самосохранения: власть проводит самоубийственную для себя политреформу.

Инициированная президентом В. Путиным реформа власти знаменует собой качественный сдвиг в развитии российской политической системы. До этого последняя вполне вписывалась в модель «управляемой демократии», суть которой заключается в адаптации формальных институтов представительной демократии для нужд правящей бюрократии.

Фактическая назначаемость губернаторов и переход к выборам в Госдуму исключительно по партийным спискам – явные шаги к установлению в стране плебисцитарного режима.

В связи с этим естествен вопрос: насколько эффективными окажутся эти шаги – приведут ли они к укреплению системы или, напротив, станут началом её конца?

Соседняя Белоруссия шагает в названном направлении уже десять лет и продвинулась гораздо дальше России. При этом никаких признаков кризиса плебисцитарного режима там пока не наблюдается.

Но станет ли белорусское сегодня российским завтра? Некоторые основания для положительного ответа, безусловно, имеются – равно как и поводы для серьёзных сомнений.

Белоруссия – довольно компактная страна с гомогенным населением и консолидированной бюрократией, весьма консервативными в своём патерналистском мировоззрении. Даже на рубеже 1980–1990-х годов эта республика не демонстрировала особого бурления страстей, прочно закрепив за собой репутацию «советской Вандеи». Здешняя оппозиция всегда была слаба, а интеллигенция не могла похвастаться и десятой долей того влияния, каким обладала интеллигенция российская. Суверенитет свалился на Белоруссию как снег на голову, а демократия там так и не прижилась – через два с половиной года страна угодила под «батькино» крыло и до сих пор оттуда не вышла. Конечно, нынешний белорусский режим тоже не на века, он перестанет существовать немедленно по уходе Лукашенко. Но тот и не ставит перед собой нереалистичных задач, а просто делает всё, чтобы как можно меньше менять в экономическом укладе, поскольку осознаёт: любые изменения приближают его политическую смерть.

Россия – огромная территория с весьма разнородным населением и значительными межрегиональными различиями. Именно она генерировала импульсы, приведшие к распаду СССР. В России сохраняется как минимум одна «горячая точка», подожжённая взрывом рубежа 1980–1990-х. Ещё совсем недавно российская бюрократия пребывала в состоянии внутреннего разброда, а интеллигенция пользовалась заметным политическим влиянием. Даже сегодня, когда бюрократия консолидировалась, а от общественного веса интеллигенции остались жалкие крохи, и та и другая существенно отличаются от своих белорусских сестёр – хотя бы более выраженной «буржуазностью», то есть привычкой к сравнительно высокому достатку и уровню личной свободы (в том числе экономической).

Разумеется, былое бурление, как, впрочем, и былое спокойствие, не служат гарантией ни от чего – ни от взрыва в Белоруссии, ни от окончательного заболачивания России. В истории нашей страны отыщется не один крутой поворот от смуты к застою, от большей или меньшей свободы к жёсткому закручиванию гаек. Взять, например, Россию до- и послереволюционную. Вторая на фоне первой – царство диктата на фоне царства свободы.

Не следует, однако, забывать, что переход от России царской к России советской сопровождался решением ряда насущнейших вопросов – аграрного, рабочего, национального и пр. Надо отдать большевикам должное: некоторые из этих вопросов они решили по-своему гениально, пусть даже последствия этой «гениальности» аукаются нам до сих пор.

В отличие от большевиков нынешние руководители страны не решили главной проблемы, доставшейся в наследство от советской эпохи, а именно колоссальной диспропорции между налогоплательщиками и бюджетополучателями.

В своё время Советский Союз пал жертвой самого настоящего «бунта иждивенцев».

Изведя под корень экономически самостоятельное население и посадив всю страну на бюджетное обеспечение, советская власть просто-напросто рухнула под грузом взваленных на себя обязательств. Рыночные реформы в совершенно антирыночной стране потому и стали возможны, что не существовало другого способа изменить соотношение между кормящими и кормящимися. При этом любая власть автоматически оказывалась в полной политической зависимости именно от бюджетополучателей. На них же ориентировалось и подавляющее большинство политических партий, за исключением, пожалуй, горстки наиболее последовательных интеллигентов-либералов.

Эксплуатация иждивенческих настроений позволила нынешней власти взять под абсолютный контроль федеральный парламент.

Однако ставка на иждивенцев и делает сложившуюся систему крайне неустойчивой. Бюджетополучатель – никудышная социальная опора. Собственно, это и не опора вовсе, а откровенный балласт: он много требует и ничего не даёт. Аппетиты бюджетополучателя неудовлетворимы в принципе, доказательством чему Восточная Германия, в экономику и социальную сферу которой почти безрезультатно вбухана прорва дойчмарок и евро. Точно так же и российский бюджетополучатель, не дождавшись от власти алкаемого изобилия, рано или поздно сменит милость на гнев и выставит такой счёт, что вздрогнет земная твердь.

В этих условиях обеспечить системе «мягкую посадку» могли бы разве что инструменты «управляемой демократии», неплохо освоенные правящей бюрократией в предыдущую эпоху.

Но затеянная политическая реформа уничтожает именно эти инструменты.

По большому счёту в интересах власти целесообразнее полностью упразднить выборы по пропорциональной системе, сделав Госдуму практически беспартийной.

Управлять подобным парламентом, конечно, труднее, однако с ним будет гораздо легче договориться в случае роста протестных настроений в обществе.

Да и лишение губернаторов политической автономии не принесёт центральной власти стратегической выгоды. Разумеется, куда проще отдавать команды назначенцам, нежели вести тонкую игру с выборными главами регионов, однако на последних можно опереться, а на первых – нет.

Так почему же, несмотря на очевидность всего сказанного, власть тем не менее упрямо проводит в жизнь самоубийственную политическую реформу? Более или менее внятное объяснение здесь одно: судя по всему, причина в элементарном сбое внутри самой системы, порождающем своего рода дисфункцию.

Система делает то, что только и может делать, пусть даже эти действия угрожают её собственному существованию.

Политическая система, основанная на безусловном доминировании бюрократии, чисто инстинктивно стремится выстроить иерархическую вертикаль и оградить властную верхушку от всех мало-мальски опасных конкурентов. И чем меньше сопротивляется этому общество, тем более грубыми и бесцеремонными становятся методы бюрократии, тем сильнее её тяга к монополии – она стремится если не полностью устранить всех, кто претендует на самостоятельную политическую роль, то, как минимум, лишить их деятельность сущностного содержания.

Понятно, например, какую цель преследует власть, когда предлагает формировать Госдуму исключительно по общефедеральным спискам, увеличивает минимальную численность партий, вводит запрет на создание избирательных блоков и т. п. Тем самым она старается обезопасить себя от всякого рода случайностей, в первую очередь от неожиданного появления новых политических образований, способных покуситься на её монополию. Но единственное, чего власть этим добьётся, – это того, что крах созданной ею системы будет абсолютно закономерным и предсказуемым.

Как только популярность власти начнёт неудержимо падать, весь её нынешний арсенал обернётся против неё самой: применение административного ресурса и контроль над электронными СМИ станет повышать рейтинг не сторонников, а противников режима;

из партии власти валом повалят депутаты и чиновники (прочие же «партийные массы» в расчёт можно не брать, они существуют в основном на бумаге); созданные под неусыпным надзором президентской администрации псевдооппозиционные образования примутся открыто хамить в ответ на звонки из Кремля; победа же на очередных выборах каких-нибудь совершенно неадекватных популистов поставит крест не только на партийной, но и на политической системе в целом. Власть даже не сможет отойти на заранее подготовленные позиции, поскольку она их не просто не готовила, а очень целенаправленно разрушала. В итоге она останется безоружной: выяснится, что привычные грубые методы уже не работают, а инструментов тонкой настройки не имеется. Да и что в них толку в новых условиях – когда отключается питание, беспомощно самое передовое программное обеспечение.

При этом крах системы вряд ли осчастливит её оппонентов и критиков. После таких пертурбаций на поле боя какое-то время будут хозяйничать мародеры, и сумеет ли общество вовремя мобилизовать свои внутренние резервы – ещё большой вопрос.

Следует отметить, что вышеуказанный сбой системы возвестил о себе отнюдь не вчера, а гораздо раньше, когда власть взяла курс на вытеснение с политической сцены всех своих соперников: «навела порядок» на федеральных телеканалах; инициировала антиолигархическую кампанию, увенчав её делом Ходорковского и разгромом ЮКОСа; обеспечила безусловную победу партии власти на парламентских выборах. Всё это в конечном итоге привело к ликвидации внутренних сдержек и противовесов, а без них система живёт лишь сегодняшним днём, не задумываясь о завтрашних проблемах. Основная масса представителей нынешней власти не способна просчитать самые ближайшие последствия своих шагов, а те, кто способны, настолько не верят в собственное будущее, что не хотят в него даже заглядывать.

Одна беда – платить по счетам придётся не столько властной верхушке, сколько стране в целом, и не оказались бы эти счета неподъёмными. Конечно, царь-голод и царь-холод – прекрасные учителя. Но как же дорого они дерут за свои уроки!

Юрий Коргунюк

Автор – главный редактор бюллетеня «Партинформ».

21.12.2004

Статья опубликована на сайте Газета.Ру
Постоянный URL статьи http://www.gazeta.ru/comments/2004/12/17_a_213197.shtml

ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ:

• Демократия.Ру: Руднева Е., Кремлевская уловка-22

• Демократия.Ру: Кынев А., Cистемная бессистемность

• Демократия.Ру: Кынев А., Инкубатор для демократии или зерно распада?

• Демократия.Ру: Кынев А., Зачистка от демократии