Как сводят с ума. Фатальные ошибки российских психиатров исчисляются сотнями

Газета Версия

Для многих рядовых граждан принудительное лечение в психиатрических клиниках чаще всего ассоциируется с фильмом «Кавказская пленница». В реальности же дело обстоит совсем не так смешно, как в картине Леонида Гайдая. Крайняя субъективность психиатрической науки позволяет в каждом конкретном случае маневрировать её инструментами, что в жизни зачастую оборачивается трагедиями отдельных людей и целых семей. Стоит сразу оговориться, что случаи нарушений и ошибок в психиатрической практике отнюдь не являются нормой. И всё же существуют определённые факты, позволяющие выявить некую тенденцию. В этих самых фактах и попыталась разобраться «Версия». Некоторые истории, оказавшиеся в нашем распоряжении, иначе как шокирующими не назовёшь.

Психиатрия как специализированная медицинская дисциплина имеет почти двухвековую историю. И почти столько же ведутся споры о её научной состоятельности, достоверности и правомерности её методов и объективности результатов. Лишь к концу XIX века психиатрия получила признание, а вскоре и стала атрибутом государственной машины.

Презумпция невиновности отходит на дальний план

Деятельность всех официально зарегистрированных психиатрических учреждений в России регулируется законом «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании», принятым Верховным Советом в 1992 году. Согласно этому правовому акту, существует три вида освидетельствования и лечения: добровольное (по желанию самого пациента), принудительное (по отношению к преступникам) и недобровольное (по заключению врачей и обязательному решению суда). При этом последний из вариантов даёт больше всего возможностей для злоупотреблений. Дело в том, что необходимым (а порой и достаточным) условием для осуществления недобровольного психиатрического обследования и лечения является обращение в медицинское учреждение соответствующего профиля гражданина(ки) РФ с заявлением о неадекватном поведении другого гражданина(ки). Мол, последний представляет опасность для окружающих или для самого себя. При этом надо сказать следующее: абсолютно все специалисты, с которыми мы встречались, отмечают, что наибольшее число нарушений в сфере судебной психиатрии так или иначе связано со спорами по вопросам собственности на недвижимость.

Ещё один немаловажный фактор: если человек когда-либо направлялся на освидетельствование по данному профилю, он должен быть готов к тому, что подобный эпизод в его жизни впоследствии может аукнуться. Вот типичный пример из уголовной практики. Многолетние конфликты в семье, вызванные алкоголизмом мужа. Женщина терпит не только моральные издевательства, но и побои, зачастую весьма тяжкие. Одна из очередных ссор приводит к экстренной ситуации: бузотёр пытается вытолкнуть жену в окно. Та обороняется, хватает лежащий на столе кухонный нож и отправляет супруга на больничную койку. Статьёй судебного обвинения становится «умышленное причинение тяжкого вреда здоровью». Адвокат вполне резонно говорит о необходимой самообороне, но... Неожиданно выясняется, что лет 15 назад женщину лечили от шизофрении. Казалось бы, сколько лет прошло, женщина многие годы работала бухгалтером, и ничего не напоминало о заболевании. На самом суде она давала ясные показания, при общении с ней патологий также не отмечалось. И тем не менее была назначена судебно-психиатрическая экспертиза. Врачи вынесли заключение: шизофрения, признать невменяемой. Как результат показания женщины судом учтены не были, а дальнейший процесс прошёл и вовсе без её участия. Женщине назначили принудительное психиатрическое лечение, а её муж, оклемавшись от ранения, благополучно вернулся в квартиру уже в качестве единоличного собственника.

Здесь и кроется парадокс отечественной процессуальной практики. Как известно, виновность или невиновность человека должен определять суд. Но очень часто принудительное судебное психиатрическое обследование назначают до вынесения приговора. Делается это в определённой степени с целью перестраховки, так как в случае обнаружения психического расстройства у осуждённого уже после вынесения приговора ответственность ложится на прокурора, не выявившего этого факта ранее. Суть же парадокса состоит в том, что, давая заключение, психиатрическая экспертиза уже делает вывод о факте совершения самого преступления. Принцип презумпции невиновности в этом случае отходит на дальний план.

Недопущение адвокатов к «психбольным» является обычной практикой
Более пяти лет продолжалось противостояние Ольги Самчук и администрации Орловской области. Психиатры были, естественно, на стороне представителей власти. Железная Леди Самчук, как успели её прозвать некоторые орловские журналисты, в своё время работала в администрации области, в отделе, контролирующем выпуск мясной и молочной продукции. Нарушения в отрасли, выявленные Самчук, стали поводом для её увольнения. За ним последовали многочисленные апелляции женщины к руководству области с требованием провести служебное расследование в связи с нарушением её прав. После двукратного обращения к главе администрации Егору Строеву, который на тот момент ещё возглавлял Совет Федерации, при отсутствии реакции с его стороны Ольга Самчук обратилась в суд Советского района города Орла с жалобой уже на самого Строева и его заместителей, обвинив их в неисполнении ими своих служебных обязанностей. Суд затягивал с рассмотрением дела, и женщина решила ехать искать правду в Москву. Но здесь её поджидал «сюрприз». В гостинице «Минск», где она остановилась, 28 августа 1999 года она была схвачена представителями российских спецслужб и личной охраны председателя Совета Федерации и направлена в городскую психиатрическую больницу № 4 им. П.Б. Ганнушкина. Далее началась череда нарушений, весьма характерных для российских психиатрических заведений. Дело в том, что согласно закону «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании» недобровольное лечение возможно в строго прописанном порядке. В течение двух дней поступившему в стационар человеку должно быть вынесено заключение врачей, ещё одни сутки предусмотрены на доставку данного заключения в суд, который за пять дней должен решить, подлежит или нет гражданин лечению без его собственного на то желания. В этой последовательности процедур предостаточно слабых мест. На усмотрение врача с первого же дня пациенту могут начать (как правило, и делают это) вводить психотропные препараты, так что к восьмому дню (дню суда) человек предстаёт в таком виде, что усомниться в его «необычности» сложно. В пользу обвиняющей стороны играет и отсутствие строгости в соблюдении сроков (выходные дни в больницах, загруженность судов и т.д.). Весьма субъективным является и определение степени опасности пациента для окружающих или себя самого, которое лежит в основе аргументации для заключения в стационар.

Но в деле нашей героини были и куда более грубые нарушения.

Рассмотрение дела в Преображенском межмуниципальном районном суде города Москвы прошло заочно, то есть без участия Самчук О.Ф. и её представителей. Причём недопущение адвокатов, предусмотренное законодательством, является обычным делом и на стадии суда, и уж тем более в период нахождения человека в стационаре. Далее в деле Самчук обращает на себя внимание то обстоятельство, что представление в суд готовилось не врачом, поставившим диагноз параноидная шизофрения (именно так положено по закону), а исполняющим обязанности главврача Н.Г. Космыниным. Но самое интересное, что женщину никто даже не проинформировал о самом факте суда. А затем врачи, видимо посчитав, что пребывания в течение месяца в их гостеприимном заведении для гражданки Самчук достаточно, 28 сентября 1999 года этапировали её в Орловскую областную психиатрическую больницу. Лишь в 2004 году судья Мосгорсуда Тихенко приостановила решение Преображенского суда. И вот самое главное, что Ольга Самчук вынесла из своих мытарств: «У нас не предусмотрена ответственность за нарушение прав и свобод граждан. Поэтому обращение в административные и судебные органы безрезультатны. Чиновники и судьи занимают круговую оборону и не сдают своих».

Бывший детдомовец опасается за своё будущее

Кумовство и тесную связь судебных органов с «оборотнями в халатах» отмечают многие правозащитники и адвокаты. Дело Алексея Шуралёва — ещё один пример симбиоза органов юстиции и психиатров.

Жизнь воспитанника тамбовского детского дома долгое время складывалась вполне благополучно. К 40 годам у него были сносная работа, жена, сын, а самое главное, квартира в Юго-Западном округе столицы, где он с семьёй и был зарегистрирован. И всё бы ничего, но в семье наступил разлад, закончившийся разводом и неизбежным дележом имущества. Но в этом противостоянии преимущество было за женой, Михтеневой И.М., работавшей в академии Федеральной службы безопасности, а также, как следует из показаний Шуралёва, дававшей уроки детям и родственникам высокопоставленных представителей власти. Поскольку мирным путём выселить Шуралёва из квартиры не удалось, были предприняты «специальные меры». Для начала в мае 2005 года Инна Михтенева подала заявление на имя главного врача психоневрологического диспансера № 21 г. Москвы с просьбой об освидетельствовании Алексея Шуралёва и возможном направлении его на недобровольное лечение. 14 мая 2005 года бывший детдомовец был поставлен на учёт в диспансер, но узнал он об этом лишь 12 ноября того же года в суде. Кстати, в суд на него также подала супруга по обвинению в избиении. Видимо, аргумент психического нездоровья должен был сыграть свою роль. Однако, обратившись в ПНД № 21, Шуралёв обнаружил ещё один неожиданный для себя факт. Оказывается, 11 мая 2005 года он уже был участником судебного процесса, рассматриваемого Черёмушкинским районным судом. По заявлению врача ПНД № 21 Луговой Т.Е. слушалось дело о возможном недобровольном психиатрическом освидетельствовании Шуралёва. Благо суд счёл аргументы психиатра недостаточными, но, видимо, тогда работниками медицинского учреждения и было принято решение о постановке несостоявшегося пациента на учёт. С огромным трудом Шуралёву удалось вывести шулеров в халатах на чистую воду, после чего ему была выдана справка, что под диспансерным наблюдением врача-психиатра он не состоял. В конце концов он был оправдан и по уголовному обвинению. Однако теперь, вспоминая о связях своей жены, Алексей Шуралёв высказывает серьёзное опасение за своё будущее.

Институт имени Сербского — последняя инстанция в сфере судебной психиатрии

Точное число психиатрических заведений, участвующих в российском судебном производстве, подсчитать трудно. Правозащитники называют цифру около 50 учреждений по всей РФ. При этом констатируется, что число психушек с советских времён не увеличивается, но вот их профиль расширяется. Появляются и независимые экспертные центры, к освидетельствованию в которых может прибегнуть каждый. Однако надо быть готовым к тому, что суд откажется принимать их заключение. Объясняют свой скепсис судебные власти просто: раз некто обратился в негосударственное учреждение, это наверняка обошлось ему в какую-то сумму, а принцип «клиент всегда прав» никто не отменял. Поэтому оценка состояния здоровья такими комиссиями в судах априори считается сомнительной. Принципиальным структурным изменением можно считать и придание Институту им. Сербского статуса центрального учреждения в сфере судебной психиатрии. Иначе говоря, последней инстанции.

Кстати, именно против Центра социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского вскоре должен начаться процесс, способный создать прецедент в судебном производстве. Истцом выступает известный диссидент Кукобака М.И. Его противостояние с главной психушкой страны началось ещё в 1970 году, когда он впервые был направлен на экспертизу в связи с возбуждением против него уголовного дела по статье 190 УК РСФСР (антисоветская деятельность). В 90-х годах, как и многие другие диссиденты, Кукобака был реабилитирован. Согласно закону «О реабилитации» психиатрическое лечение по отношению к инакомыслящим признавалось незаконным и нарушающим права человека. Кукобака попытался ознакомиться с материалами по своему личному делу, но получил отказ от заместителя директора Института им. Сербского Щукиной Е.Я. Это и стало поводом для обвинения Щукиной в нарушении Конституции и норм закона «Об информации, информатизации и защите информации».

Между тем практика политических преследований с использованием в качестве орудия судебно-психиатрических органов не канула в Лету. В наше время она остаётся эффективным методом в борьбе с оппозиционными политиками. Так, чебоксарский правозащитник Альберт Имендаев осенью 2005 года собрал необходимое число подписей для регистрации его кандидатом в законодательное собрание города. Однако буквально за несколько дней до решающего заседания избирательной комиссии он был взят под стражу. С многочисленными нарушениями по процедуре и срокам Имендаев был помещён в лечебницу, откуда его выпустили через девять дней, когда срок подачи заявлений на регистрацию кандидатов уже закончился. При этом Имендаев является давним оппонентом президента Чувашии Фёдорова.

Беременную женщину насильственно стерилизовали

По накопившимся в Гражданской комиссии по правам человека (ГКПЧ) материалам вырисовывается картина содержания пациентов психиатрических клиник и психоневрологических диспансеров, сравнимая разве что с фильмами ужасов. Однако даже истории о принудительном введении психотропных препаратов меркнут на фоне рассказов о принудительной стерилизации. Приведу лишь один из рассказанных мне председателем комиссии Софьей Доринской фактов. 17 мая 2006 года в ГКПЧ за помощью обратилась гражданка Л., 19 лет (фамилию её Доринская просила не озвучивать, но в представленных материалах есть полные данные и о девушке, и о медицинском учреждении). В заявлении на имя генерального прокурора, которое девушке помогли составить специалисты комиссии, сообщалось, что в августе 2005 года, будучи на седьмом месяце беременности, она проживала в одном из подмосковных психоневрологических интернатов. В этот период старшая медсестра интерната, гражданка Е., начала настаивать на том, чтобы Л. подписала заявление на добровольную стерилизацию. После многочисленных отказов Л. медсестра сама составила заявление и расписалась. А затем беременную женщину направили в родильное отделение 1-й городской больницы, где её усыпили, провели искусственные роды и стерилизовали. Позже, в октябре 2005 года, в качестве «наказания» её отправили в психиатрическую больницу Москвы, из которой ей удалось бежать. Прокуратура на запрос ответила вполне предсказуемо: «В ходе проведённой проверки установлено, что гражданка Л. дала согласие на проведение операции и стерилизацию». Каков масштаб подобных «добровольных» согласий, в комиссии сказать затрудняются, но что случай, описанный выше, является типичным, готовы утверждать с документами на руках.

Суды отдают предпочтение казённым экспертам

«Раз врачи поставили диагноз, значит, так оно и есть. Они ведь специалисты» — вот типичная логика судей при принятии решений. Правозащитники всех уровней с этим в корне не согласны. Вот как прокомментировал эту норму юрист Общероссийского общественного движеният «За права человека» Владимир Степанов: «Привлечение психиатров к судебным спорам нелогично в принципе. Если речь идёт об уголовных делах (например, определение состояния аффекта), то необходима психологическая, а не психиатрическая экспертиза. Это норма международной практики. В гражданских же делах психиатрия и вовсе превращается в карательный орган. Так, в 2004 году Центр социальной и судебной психиатрии им. Сербского активно лоббировал поправки в закон, в частности разрешавшие врачам держать пациентов на принудительной госпитализации практически без каких-либо ограничений по срокам».

Надо отметить, что на счету Гражданской комиссии по правам человека есть, пожалуй, чуть ли не единственный в истории отечественной юриспруденции факт доказательства вины врача-психиатра. История продолжалась более семи лет. Виолончелистка и мастер спорта по велоспорту Валентина Сильченко была упрятана в психбольницу по заявлению собственной дочери Надежды. А дело было так. Надежда решила уехать на ПМЖ за границу, но перед этим надумала разменять трёхкомнатную квартиру в центре Москвы на Покровском бульваре. После неоднократных отказов матери в 1994 году дочь подала в суд на размен в обязательном порядке, но ей было отказано. А через несколько дней в квартире Сильченко появился участковый, который отвёз хозяйку квартиры в психиатрическую больницу № 15, где её сразу же стали колоть психотропными препаратами. Выпустили Валентину через 18 дней, но дочь на этом не остановилась. Через год с помощью своих связей она «закрыла» мать уже на четыре месяца. Той удалось сбежать из больницы, но Надежда снова добилась её четырёхмесячной изоляции. За это время она также поместила в другую больницу свою бабушку (она также была прописана на заветной жилплощади) и всё-таки разменяла квартиру. После выписки Валентина добилась отмены заочного признания её недееспособности и поселилась с матерью в однокомнатной квартире гостиничного типа в Медведкове. Дочь пыталась выжить их и оттуда, но сломать Сильченко не удалось. Была собрана комиссия врачей, которая признала, что в насильственном лечении пациентка не нуждается, после чего та была отпущена домой. Обратившись в Гражданскую комиссию по правам человека, Сильченко возбудила иск против тех, кто незаконно лишил её свободы. Судебное дело длилось несколько лет. Психиатры за всё это время появились в суде только один раз. В конце концов 24 февраля 2004 года Бутырский суд признал госпитализацию Сильченко незаконной и обязал обоих психиатров психдиспансера № 19 выплатить Валентине Сильченко компенсацию за незаконную госпитализацию: психиатр Сергей Лебедев заплатил 1000 рублей, а главный врач Евгений Катан — за утаивание информации о состоянии здоровья — 500 рублей.

«Случай с наказанием Лебедева, пожалуй, единственный в истории, — заявила «Версии» специалист Независимой психиатрической ассоциации России Любовь Виноградова. — Доказать вину врача практически невозможно. В лучшем случае всё сводится к двоякой трактовке диагноза, но чаще органы правосудия прикрывают государственных психиатров. Мы участвуем в огромном количестве процессов, пытаясь дать непредвзятую оценку по каждому пациенту. Но суды в абсолютном большинстве случаев отдают предпочтение мнению казённых экспертов».

23.07.2006

Статья опубликована в газете "Версия"
Постоянный URL статьи http://versiasovsek.ru/material.php?7336