День изумления

Навязав стране искусственный лубочный праздничный день 4 ноября, власть не только задела значительную часть общества, по-прежнему отмечающую 7 ноября, но и создала для себя новые проблемы.

В течение всего 4 ноября этого года любой гражданин страны мог свободно изумляться тем странным и запутанным сведениям, которые оглашали с несчастным видом ведущие телеканалов, пытавшиеся объяснить, какое отношение этот день имеет как к окончанию смуты 17 века, так, в еще большей степени, к проблемам сегодняшнего дня. Всем своим обликом, всеми интонациями те из них, которые сохранили хоть крупицу собственного достоинства, похоже, пытались дать понять стране: «Простите нас, что мы несем эту чушь!» – с тихой тоской слушая собственные нелепости.

В любой позиции, к которой пытались авторы данного праздника обратиться в его обосновании, виднелись зияющие несуразности.

От того, с каким именно днем осени 1612 связанно нынешнее 4 ноября, и того, какое собственно значение имел подразумевающийся день четырехсотлетней давности, до того, какое он отношение имеет к народному единству.

Достаточно уже того, что если 4 ноября 1612 г. по григорианскому календарю соответствовало 25 октября по юлианскому календарю, то 4 ноября 2006 г. соответствует 22 октября юлианского стиля. Отсюда непонятно, что отмечается, годовщина того, что было в 1612 г. 25 октября, или того, что было 22 октября? 22 октября началась атака на Китай-город, 24 октября оголодавшие поляки открыли Троицкие ворота Кремля. Но русские войска вошли в него 25 октября, и к 26 октября поляки сдались. Ведущие и комментаторы делали акцент на 22 октября, на взятии Китай-города, хотя Кремль оставался тогда в руках поляков.

Но, во-первых, тогда уж надо было бы говорить либо о 26 октября, либо о 21 декабря, когда для всей страны в 1612 г. было официально для всей страны объявлено об избавлении Москвы, либо вообще о 22–25 августа, когда ополчение Минина и Пожарского выиграло решающую битву – разбило шедшие на помощь польскому гарнизону войска Ходкевича, что и предопределило капитуляцию поляков. Причем именно с последней датой связано собственно данное ополчение, тогда как взятие Китай-города 22 октября осуществили отряды Трубецкого из первого ополчения.

Вообще 22 октября (а в прошедшую субботу 4 ноября по старому стилю было именно 22 октября) упоминает (и то – вскользь) лишь Соловьев, что доказывает, что в русской исторической традиции эта дата как существенная не воспринималась. В любом академическом учебнике можно найти в качестве даты освобождения Москвы 26 октября старого стиля. К тому же по старому стилю 25 октября, когда русские войска вошли в Кремль, будет только во вторник, 7 ноября 2006 г.

Ни к какому народному единству все это вообще не имеет отношения.

Поляки попали в Кремль не в результате агрессии, а потому, что были призваны туда частью элиты страны.

То есть, все эти события были не единением народа в борьбе с иноземными захватчиками, а объединением части общества в борьбе против другой его части. И началась сама Смута в результате крестьянских восстаний, вызванных усилением их закрепощения. Конечно, эта, объединившаяся в ополчении часть выражала интересы страны, но это был не акт единства, а продолжение ранее начавшегося раскола. Да и плоды победы в итоге достались не вождям народного сопротивления и не самому сопротивлению, а представителям скорее противоположной партии – партии «Тушинского вора», поскольку получившие в результате власть Романовы принадлежали именно к ней, и реально правивший страной с 1618 до 1633 года патриарх Филарет свой сан получил от Лжедмитрия II и был одним из наиболее последовательных сторонников.

Ни о какой особой роли православной церкви в этом освобождении также не имеет смысла говорить. Она в лице своих высших иерархов последовательно поддерживала всех самозванцев и узурпаторов этого времени, она же и приглашала польского королевича Владислава на русский трон.

Патриарх Иов, преступивший данную им присягу Федору Годунову, перешел на сторону Лжедмитрия I и практически санкционировал убийство Федора. Сменивший его патриарх Игнатий поддержал Лжедмитрия, заключил Унию с Римской церковью и венчал католичку Марину Мнишек на русский престол. Назначенный Лжедмитрием II патриарх Филарет освящал борьбу Тушинской партии с Василием Шуйским, последовательно осуществлял поддержку самозванца и поляков. Назначенный Василием Шуйским патриарх Гермоген предал этого царя и призвал на престол королевича Владислава. Благословленный им Филарет и был отправлен в Польшу с челобитной о призыве Владислава.

Вся история глав православной церкви этого времени – это история личных и национальных предательств и усугубления общественного раскола.

Однако все это хотя и демонстрирует безграмотность представителей власти и бессовестное лицемерие православной церкви, пытающейся приписать себе заслугу в освобождении страны, все же не является главным. Власти не было никакого дела до 1612 года, до Минина и Пожарского, на великой памяти которых она пытается сегодня спекулировать.

Ее интересовали две вещи. Первая – увести в тень истории 7 ноября как действительно идеологически (и особо – экономически) чуждую ей дату. Второе – попытаться утвердить идею единства, понимаемого ею как единство общества в ее поддержке. В этом отношении нынешний праздник прямо противоположен по смыслу действиям народного ополчения Минина и Пожарского.

Смысл первого – в подобострастном отношении общества к власти. Смысл второго – в восстании гражданского общества против тогдашнего кремлевского правительства.

И в обоих отношениях власть проявила не свое единство с обществом, а свое расхождение с ним, свой диктат над ним. Она не способствовала установлению общественного единства (которого нет и быть не может при нынешней социальной дифференциации), а обозначила линии трещин и возможных новых расколов.

Первое противостояние – в национальной сфере. Как «свой» день 4 ноября восприняли лишь полумаргинальные черносотенные и откровенно профашистские группы. Реальная атмосфера 4 ноября в той же Москве напоминала не атмосферу устоявшихся традиционных праздников, а атмосферу осажденного города: усиленные патрули чуть ли не в полной боевой выкладке. Цепи омоновцев, разделяющие фашистов и антифашистов. Нервозное состояние власти и СМИ в «предпраздничные» дни.

Политически активная часть общества в эти дни пребывала не в воспоминаниях о народном подвиге 1612 г., а в ожидании того, пройдет ли и как пройдет фашистский «русский марш». Власть получила не «единство народа», а противостояние фашистов и антифашистов, реальный масштаб которого пытались замолчать СМИ. Если в Москве милиция все же разделила эти силы, в Ленинграде она практически не препятствовала фашистскому шествию, но, когда на пути его встали дружины антифашистов, она стала избивать и задерживать последних. Фашистские акции прокатились и по многим другим городам.

Вторая линия противостояния – в самих отношениях власти и общества. Хотя она не имела уличного и политически выраженного противостояния, публичные банкеты власти и ее помпезные мероприятия, энергично транслировавшиеся СМИ, словоблудие должностных лиц по поводу значения этого дня – с одной стороны. Практически полное неприятие этого обществом – с другой. Пока власть рассказывала о значении праздника, 73% граждан (по данным ФОМ) заявили о том, что не намерены его праздновать ни в каком виде и 10 % затруднились определить свое отношение к нему.

Уже здесь – свидетельство раскола. Власть празднует и навязывает для празднования то, что не хотят праздновать более четырех пятых общества.

Какое это единство? Кого с кем? Если и есть народное единство, то оно проявляется лишь в неприятии обществом этой даты. Когда уже Левада-центр задал респондентам вопрос, что же они будут праздновать – 4 ноября или 7 ноября, – лишь 12 % заявили о намерении праздновать первую (новую) дату, тогда как вторую собираются праздновать вдвое большее число – 23%, и это при том, что из официального календаря она исключена.

Можно, конечно, благостно рассуждать, что это естественно, что 4 ноября праздник новый, что к нему люди еще не привыкли, что пройдет двадцать лет – и он займет свое достойное место. Может быть. И осла можно выучить играть на пианино. Но чего стоит праздник, который надо «приучать» праздновать? Это же значит, что люди праздновать не хотят, – но власть считает необходимым его выдрессировать и приучить отмечать то, что людям чуждо и ими отторгается. И что здесь всенародного? Всенародное насилие над устоявшейся традицией?

Да и пока проявляющиеся социологические тенденции говорят скорее не о привыкании, пусть о малом, к этой дате. По данным ФОМ, число считающих, что такой праздник, как «день народного Единства», нужен, не растет, а уменьшается. В 2004 году, что такой праздник нужен, говорили 46% населения, в 2005-м – 45 %, а в 2006-м – уже только 39%. И наоборот, если в 2004-м о том, что он не нужен, говорили 38%, а в 2005-м число их упало до 36 %, то на сегодня уже 39% заявляют о ненужности такой даты.

И на фоне этого последовательно набирает очки отмененный День Октябрьской революции. В 2003 г. о его важности и значимости для себя говорили 36% (это именно тогда коммунисты потерпели тяжелое поражение на парламентских выборах). В 2004 г. их число возросло до 42 % и примерно таким же, чуть больше, оно было в 2005 г. А в 2006 г. увеличилось до 54%. Скачок на 12% процентов, когда признающих 7 ноября значимой датой стало больше половины населения, произошел как раз в период между первым и вторым «празднованием» эфемерного дня эфемерного единства.

Общество, судя по всему, сравнило на практике две даты и получило возможность придти к выводу, что «песок – плохая замена овсу».

Одновременно теми же темпами стало снижаться и число считающих 7 ноября незначимой датой. В 2003 г. таких было больше половины – 56%. В 2004 г. – уже 50%. В 2005-м упало ниже половины – 47%, но их было еще больше тех, кто считал эту дату важной (42%). Однако за последний год оно рухнуло от половины до трети населения и составило 34 %. Опять же – как раз за год официального празднования экзотической даты 4 ноября.

Число людей, так или иначе положительно оценивающих Октябрьскую революцию, растет в течение всех последних 15 лет: в 90-м году их было 49% (23% говорили, что она открыла новую эру в истории человечества, 26% – что она дала толчок социальному и экономическому развитию народов страны), а на сегодня их стало 58 % (соответственно – 30 и 28%). Негативные же оценки революции упали с 30% в 90-м году до 26 % в 2006 г. (16% считают, что она затормозила их развитие, 10% – что она стала для них катастрофой). И это при том, что, по понятным причинам, число выросших в условиях социализма уменьшается, а число вошедших в жизнь в «пореформенной России» растет.

Но так думает общество. Власть, судя по всему, думает иначе. И, вооружившись иконами и хоругвями, торжественно выступает на придуманном ею празднике, все больше напоминая пресловутого короля из андерсоновской сказки, вышедшего демонстрировать народу свое новое платье – и гордо демонстрирует свое неглиже, прикрыв срамное место православным крестом. Понимает она при этом свое положение или не понимает – особый вопрос.

И неизвестно, что хуже: то, что она пребывает в прострации относительно ожиданий и оценок народа, или то, что она заведомо измывается над ним.

Подобно тому, как в любимом президентом Путиным романе «Шит и меч» капитан абвера Дитрих на подпитии кричал: «Это все быдло. Вот я сейчас разденусь догола, нет, фуражку оставлю, и пойду принимать парад. И, будь уверен, ни одна сволочь и слова пикнуть не посмеет».

А потому встает вопрос, что если сегодняшнее положение чем-то и напоминает начало 17 века, то полной неорганичностью, чужеродностью Кремля и народа. Тогда в Кремле сидели поляки. Сегодня – их нет. Но дело-то было не в поляках, а во вполне русских боярах, насиловавших Россию. И если уж на то пошло, в конечном счете против них поднялось народное ополчение – поляки были лишь поводом, иноземной охраной, вызванной на подмогу выродившемся боярством. Пока власть еще имеет силы для своих изголений над народом (а именно изголением является административный приказ не праздновать одно, привычное, и начать праздновать другое – выдуманное). И уж совсем прав президент Путин, который, правда, по другому поводу, но сущностно предельно актуально заявил во время своего телеобщения: «Конечно, такая власть никому не нужна».

Проблема только в том, что осуществлять свои выходки власть может сегодня не в силу собственной силы или дееспособности, а благодаря тому, что тот же президент своим рейтингом и имеющейся в обществе симпатией по отношению лично к нему покрывает и прикрывает властное непотребство.

Его рейтинг сегодня – мощный ресурс. Способный оберегать власть от того, что общество хотело бы сделать с этой властью.

Но безумства власти и ее презрение к народу столь велики, что и его прочность может оказаться не абсолютной. Во всяком случае, ФОМовский опрос в связи с телеобщением Путина показал, что если два года назад 80% смотрели его выступления с интересом, то в этом году их число упало до 67%. Если в 2004 г. о том, что им оно было неинтересно, сказали 13%, то сегодня их стало вдвое больше – 26%. При этом число тех, кто, посмотрев выступление, Путина сказал, что ему понравилось, упало до 43%.

По большому счету, власть сегодня ведет себя по отношению к народу не намного уважительнее, чем вели себя поляки в 1612 году. И опять же, по большому счету, не должна обижаться, если народ отнесется к ней так же.

А вот это – тот самый момент, из-за которого октябрь 1612 года может обернуться октябрем 1917 г.

Сергей Черняховский,
профессор Международного независимого эколого-политологического университета
07.11.2006

Статья опубликована на сайте Газета.Ру
Постоянный URL статьи http://gazeta.ru/comments/2006/11/07_a_1020697.shtml

ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ:

• Демократия.Ру: Соколов Н., Было бы желание отмечать, а праздник придумаем

• Демократия.Ру: Черняховский С., Властвующая оппозиция

• Демократия.Ру: Шушарин Д., Дети поражения

• Демократия.Ру: Альбац Е., Возложение венков к могиле почившей демократии

• Демократия.Ру: Варшавчик С., Корня А., Усилена промывка мозгов? Это к выборам