Самооборона демократии

Множество методов извращения демократии изобретено с тех пор, как люди впервые попробовали сами решать свою судьбу. Эти методы теперь приобрели благозвучные названия: "выборные технологии" и "публичные сношения" (это – один из вполне точных переводов английской аббревиатуры PR – public relations). Я не вижу принципиальной разницы между американскими выборными технологиями (откровенно примененными правительством США в России в 90-х годах) и технологиями проведения выборов под руководством КПСС. И то, и другое представляет собой разные варианты подделки власти народа, отличающиеся только техническими деталями. В действительно демократическом обществе понятие выборных технологий может фигурировать только в разделе криминальной хроники. Во всяком случае, как только демократия обнаруживает очередную выборную технологию, она должна срочно затыкать обнаруженную лазейку в законе, одновременно спуская всех собак на мошенников, посмевших извратить волю народа. Никто ведь не смотрит с философским спокойствием на появление новых видов финансового мошенничества, и не обучает в институтах специальности "технологии сравнительно честного отъема денег".

Но есть ли в мире страны, где демократия не извращается? Я знаю только одну, но знаю уже довольно долго по причине регулярных командировок – это Швейцария. Кто-то сразу же скажет: "все ясно, только богатые и могут позволить себе демократию". Действительно, есть такая расхожая байка про средний класс, который якобы является необходимым условием для власти народа. Ну так вот, швейцарцы не всегда были богаты. Несколько сотен лет назад они бродили по всей Европе готовыми к службе отрядами и нанимались в армии чужих стран, чтобы заработать на содержание семей. Не от большого богатства они составили когда-то гвардию Ватикана, и не от избытка банковских активов служили привратниками кому угодно, породив в русском языке слово "швейцар". Еще в 1816 году они умирали от голода из-за неурожайного холодного лета. А вот демократия у них была уже тогда, так что если уж предполагать наличие причинно-следственной связи, то демократия у них была причиной, а богатство – следствием.

Я уверенно увязываю швейцарскую демократию трехсотлетней давности с их современной системой потому, что последняя сохранила большой пласт чуть ли не средневековых традиций. Одна из них в свое время меня удивила – это всеобщая воинская повинность мужчин, с обязательным после окончания службы хранением своего автомата дома в сейфе (понятно, триста лет назад это были какие-нибудь мушкеты или аркебузы). По всей видимости, швейцарские обычаи происходят от военной демократии, которая бывала и у древних греков и римлян, и у кочевников, и у казаков, и у горцев. Маркс совершенно верно характеризовал государство как аппарат насилия, осуществляющий власть. И хорошо известный из истории способ надежно закрепить власть за народом – это сохранить за ним центр тяжести внутренней вооруженной силы страны, то есть той силы, которая влияет на внутреннее положение дел (пушки швейцарцы и в древности по погребам не держали). Является ли военная демократия единственной гарантией власти народа? Не знаю, но другие варианты мне не известны. Возможно, я очень строг в выставлении положительных оценок за уровень народовластия. Военная структура и вооружение населения действуют на потенциальных политтехнологов отрезвляюще на подкорковом уровне, а все другие меры кажутся слабоватыми.

Сразу укажу на отличие военной демократии древних греков, дореволюционных российских казаков и современных швейцарцев от американской свободы. Военная демократия обязывает каждого дееспособного и здорового мужчину владеть оружием и тем самым – отвечать за все в государстве. И, между прочим, принуждает его быть законной целью для врага в случае войны. Эта обязанность накладывается на мужчину независимо от особенностей его личности – и на доброго, и на злого, и на спокойного, и на нервного, и на армейского офицера, и на детского врача. В среднем – на нормального. А вот свобода приобретения оружия исключает миролюбивых людей из числа вооруженных, она дает перевес трусливым и злым, которые сразу покупают ствол и не морочат себе голову вопросами о приемлемости его применения. Свобода вооружаться – это гораздо больше свобода для мерзавца и дурака, чем для нравственного человека, обставленного множеством внутренних ограничителей. Еще одно отличие демократии от свободы состоит в том, что швейцарцы держат дома автоматические штурмовые винтовки, с которыми не погуляешь, и поэтому их оружие играет роль средства исключения крайних форм насилия (как ядерное оружие – это средство исключения, а не ведения войны). А американцы носят в карманах пистолеты, которые служат у них для повседневного употребления. Понятно, что все стреляющее иногда стреляет. Но общий счет громких инцидентов с оружием явно не в пользу США даже в расчете на душу населения – на одного психа, впервые за сотни лет расстрелявшего в Швейцарии кантональный парламент, приходится добрый десяток одних только обыденных школьных расстрелов в США в последние десятилетия. А общее число преступлений с применением оружия в этих двух странах вообще несопоставимо из-за единичности таких случаев в Швейцарии.

Иногда говорят, что именно нашему народу, в отличие от всех прочих нормальных, оружие давать нельзя – мы друг друга перебьем. Ну, во-первых, когда есть реальная угроза жизни, любой народ вооружается, никого не спросив. В зонах этнических конфликтов на Кавказе автоматов по домам припрятано на душу населения столько же, сколько в Швейцарии. Тут первична готовность воевать, а не техническая возможность сделать это. Во-вторых, почему мы игнорируем опыт казачества, которое всю историю было поголовно вооруженной и при этом демократически организованной системой? Между прочим, и сейчас настоящие казачьи организации, как правило, проявляют себя в любом конфликте как стабилизирующая сила, несмотря на попытки экстремистов применить их в своих интересах. Настоящий казачий Круг отличается от сборища ряженных (бывают и такие) именно тем, что воспроизводит идеологию основной массы (а не выделенной активной части) жителей казачьих областей. Молодых учат и берегут, стариков уважают и слушают. В целом это довольно-таки консервативная и законопослушная среда, там нет шансов у фюреров, крикунов и вообще у политических новаторов любой ориентации, к их великому огорчению. А если кто вспомнит про казака Пугачева, так я скажу, что его восстание было в тысячу раз законней тогдашней центральной власти именно с точки зрения законов монархии. На троне сидела немецкая проститутка, подославшая убийц к законному мужу и царю, страну истязали ее развращенные любовники, уравнявшие в правах русских крестьян с американскими неграми того времени. Пугачев требовал того же, чего и закон – передачи власти царевичу Павлу, уже достигшему совершеннолетия и жившему под прицелом убийц своего отца. Так что поражение Пугачева – одна из величайших исторических неудач России, возможно, предопределившая многие крайности ее последующего развития.

Очень неплохо было бы использовать опыт казачества и в реформировании военной службы. История последних десятилетий показывает, что ни одна страна не обойдется в решении возможных военных проблем современным супероружием, управляемого немногочисленными и высокооплачиваемыми профессионалами. Теперь, по сравнению с полномасштабными ядерными перестрелками гораздо более вероятными выглядят конфликты с противником, избегающим однозначной государственной идентификации, получающим неявную иностранную поддержку. А такую войну могут выиграть только мужчины, обладающие высокими боевыми и моральными качествами. В качественном отношении казачья часть армии царской России всегда превосходила составлявшую большинство рекрутскую, это общеизвестно. А ведь нынешняя служба по призыву воспроизводит именно рекрутчину XVIII века, когда крепостного крестьянина отправляли в армию волею владельца, и там новый хозяин мог делать с ним, что угодно. Рекрут выдергивался из окружения своих односельчан и выживал, как мог, в новой, изначально враждебной к нему, среде. Рабская армия побеждала только потому, что каким-то чудом крестьяне считали себя гражданами той же страны, что и офицеры, хотя для этого не было никаких видимых оснований. Они даже говорили на разных языках чуть ли не до середины XIX века.

В отличие от рабов, казаки всегда шли на службу в составе своего десятка и сотни, состоявших из жителей соседних станиц. Они были друзьями с детства, многие были родственниками, и всем было важно, что о них будут говорить через сто лет их правнуки. В этом объяснение их высоких моральных качеств в бою. Такова же на нижнем уровне была структура войска Чингиз-хана – все воины десятка были из одного аула. Нечего и говорить, дедовщина в армии казачьего образца если и была, то совсем иного свойства. Например, там не пускали на совсем гиблое дело молодых – "не лезь поперед батьки в пекло". Известно, что в Великую Отечественную были сформированы казачьи дивизии, в которых служба проходила по казачьему, а не по армейскому уставу. И никто бы уж точно не сказал, что они воевали хуже обычных войск или не подчинялись военной дисциплине.

Но после войны все вернулось в привычное русло крепостной армии дешевой и бесправной крестьянской пехоты. Неудивительно, что отношение к службе по призыву и в СССР, и в современной России осталось точно таким же, каким было отношение крепостных крестьян к рекрутчине. Отправляя сына на службу, родители отдают его в одиночестве во власть чуждых ему сил, вырывают его из жизни на весь срок службы. Совсем по-другому все выглядело бы, если бы в армию шел организованный десяток друзей с одного двора в составе сотни парней из одного района, со своими демократически выбранными десятниками и сотниками, лично знакомыми каждому родителю (хотел бы я посмотреть на политтехнолога, способного извратить выборы командира боевыми товарищами). И все они знали бы, что вернутся из армии в составе той же сотни со своими законными автоматами, становясь гарантами внутренней безопасности своего края. И что задолго до их возвращения каждая девчонка в районе будет знать, кто из них есть кто на самом деле. В такой армии не может быть издевательств над солдатами, как не может быть и уклонения от службы. Казак идет в армию, сохраняя все связи со сверстниками, с желанием показать им свои лучшие способности и заслужить уважение, которое будет совсем не лишним в последующей жизни. А если кто-то почувствует себя не вполне полноправным без оружия по причине отсрочки от армии – пусть поскорее отсрочит то, что мешает его вступлению в боевое братство настоящей демократии.

Кому же неудобна способная себя защитить демократия и демократическая армия? Да наследникам того самого бюрократического чудовища, которое встало на горло страны в XIII веке и до сих пор не сдает позиций, несмотря на все революции и контрреволюции. На подсознательном уровне бюрократ, как и пиарщик, чувствует невозможность издевательства над вооруженным народом. Ну и внешним врагам, разумеется, вооруженный народ будет костью в горле. Россия, в которой народ разделен на ненавидящие друг друга низы и верхи – легкая добыча для любого рачительного хозяина, готового под демократические нравоучения подобрать то, что плохо лежит.

Дмитрий Мадигожин
15.03.2007

Статья опубликована на сайте Новая Политика
Постоянный URL статьи http://www.novopol.ru/material17531.html

ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ:

• Демократия.Ру: Уколов Р., За политическую храбрость и аппаратную стойкость

• Демократия.Ру: Выжутович В., Руки вверх!

• Демократия.Ру: Кириченко Л., Сражаемый народ и будущие выборы

• Демократия.Ру: С. Ланаускас, Асимметричная демократия

• Демократия.Ру: Новопрудский С., Тефлоновый народ

• Демократия.Ру: Ратникова Н., "Газпром" вооружается

• Демократия.Ру: Чеботарев Ю., Демократия по-путински