Вождь и его последствия. При каких условиях диктатура может обеспечивать высокие темпы экономического развития

Вначале мы видим, как из различных побуждений придворные старались играть свою роль, а потом — как они вдесятером принялись плести сети заговора против монарха-группенфюрера, стремясь лишить его сундука, набитого долларами, а может быть, и убить.
Станислав Лем
Группенфюрер Людовик XVI

Он такой один. Обрадованные тем, что к победе на выборах в Госдуму «Единую Россию» поведет самолично президент, «единороссы» решили, что в их федеральном списке будет только Владимир Путин, которому не нужны товарищи. До президентских выборов осталось меньше полугода, а Путин не проявляет ни малейшего желания разделить с кем-либо ответственность за управление страной. Но стабильных режимов, в которых главные политические решения зависят от одного человека, не бывает. Точнее, бывают, но никак не могут обеспечить своим странам устойчивое экономическое развитие.

Десятки ученых бьются над тем, чтобы доказать экономические преимущества демократий над диктатурами. Они указывают на Эфиопию Менгисту Хайле Мариама, Кубу Фиделя Кастро, Ирак Саддама Хусейна — уже приевшиеся примеры экономических провалов. Оппоненты, которых тоже немало, указывают на южнокорейское и мексиканское чудо, на быстрый рост Индонезии в первые десятилетия при Сухарто и даже успех Чили записывают в свой актив: несмотря на то что экономический рост при демократическом правительстве, сменившем Пиночета, был как минимум в 2 раза выше, многие экономисты считают, что этому способствовали либеральные реформы диктатора.

Оценка результатов деятельности политического режима — не такая простая задача, как может показаться на первый взгляд. Даже если показатели экономического роста были очень впечатляющими, это вовсе не означает, что лидер был хорош: а вдруг страна росла бы еще быстрее, если бы режим был другим? Чудеса Китая и Южной Кореи приходится сравнивать с годами, бесцельно прожитыми этими странами при других диктаторах.

УСПЕШНЫЕ ДИКТАТУРЫ

Как же устроены те диктатуры, которые обеспечивают экономическое процветание? Тим Бесли и Масаюки Кудамацу из Лондонской школы экономики построили теорию успешной диктатуры. В основу они положили концепцию селектората, а для эмпирического исследования выбрали базу данных, в которой есть и показатели уровня жизни, и потребление, и политические параметры.

Термин «селекторат» придумал знаменитый нью-йоркский политолог Брюс Буэно де Мескита, который долгие годы помимо научной деятельности консультирует политических лидеров по вопросам госуправления. К селекторату политолог относит группу людей (или даже целые социальные слои), которые не находятся у власти непосредственно, но определяют, кому именно у нее находиться. В совершенной демократии это миллионы избирателей, в абсолютной диктатуре — единоличный лидер, в авторитарных режимах это может быть руководящая часть правящей партии или армейская верхушка.

Когда речь заходит об успешной диктатуре — быстром и устойчивом экономическом росте, подъеме образования и улучшении системы здравоохранения, — ключевым оказывается именно размер селектората. Дело не в поддержке населения. Подавляющее большинство современных диктаторов пользовалось значительной поддержкой как минимум в начале своего правления. Даже коммунистические головорезы вроде Мао Цзэдуна в Китае и Пол Пота в Камбодже, взявшие власть военным путем и истребившие миллионы соотечественников, опирались на массы. Успех отдельных диктатур связан прежде всего с формированием устойчивой политической структуры, обеспечивающей и эффективную смену руководства, и преемственность власти. Опыт авторитарных режимов дал возможность получить устойчивую статистическую закономерность: чем чаще меняется руководство страны, тем выше темпы экономического развития. Если же селекторат состоит из одного человека, трудно рассчитывать на регулярные смены руководства: хоть сколько-нибудь добровольный уход от власти — редчайшее явление в мировой практике.

Иногда созданию устойчивого и успешного авторитарного режима предшествует гражданская война. Так было в Мексике, где полвека правила Институционно-революционная партия, допускавшая политическую конкуренцию только в своих собственных рядах; в Китае после 30 лет прозябания при грандиозной геополитической риторике Мао (борьба за власть в Поднебесной в период культурной революции 1960-х мало чем отличалась от гражданской войны). Но после смерти Мао, в 1970-е гг., китайская элита решительно отвергла организацию власти, при которой персональная судьба функционера — разменная монета в руках его патрона в политбюро. Точно так же элита КПСС в 1960-е решительно покончила с прежними методами борьбы за власть: теперь проигравший в кремлевской «схватке бульдогов под ковром» уходил на пенсию, а не в пыточную камеру и на расстрел. Впрочем, это не помогло: при всем отличии от романтических революционных лет советский режим так толком и не институционализировался — возможно, потому, что смена модели произошла слишком поздно. В Китае даже пользовавшийся огромным авторитетом Дэн Сяопин прислушивался к коллегам: его ставленники Ху Яобан и Чжао Цзыян были вынуждены уйти в отставку в 1987 и 1989 гг. под давлением более консервативных соратников из постоянного комитета политбюро. В обоих случаях именно мнение Дэна было той каплей, которая меняла соотношение сил и вела к отставке двух генсеков компартии. Впрочем, при всех привилегиях китайского коммунистического селектората Чжао Цзыян провел остаток жизни под домашним арестом, как и свергнутый соратниками Никита Хрущев.

УСПЕХ С НЕСЧАСТЛИВЫМ КОНЦОМ

Бесли и Кудамацу считают успешными лишь те диктатуры, при которых высокие темпы экономического роста поддерживались в течение многих лет, а показатели в области образования и здравоохранения стабильно улучшались. Гитлеровская Германия, где период быстрого роста продлился не так долго, или ниязовский Туркменистан, где рост благосостояния сопровождался падением уровня школьного образования (закрытие школ и отмена некоторых предметов были частью государственной политики), сквозь это сито не проходят. Чего не скажешь о Бразилии в 1965-1974 гг. и Румынии в 1948-1973 гг. — эти истории успеха не так затасканы, как Южная Корея или Китай. Интересно, что и в бразильском, и в румынском случае режим сменялся не на демократию, а на другой, еще более авторитарный режим, который оказывался совсем малоуспешным. В Румынии Николае Чаушеску превратился в несменяемого, что закончилось для него печально в 1989 г. — расстрелом после двухчасового суда — так велик был запас ненависти к нему и среди населения, и среди политической элиты. А ведь до 1973 г., в котором Чаушеску окончательно забронзовел (именно тогда членом политбюро стала его жена), экономические успехи Румынии были впечатляющими. Но стоило селекторату сузиться до двух человек, Чаушеску и его жены, как развитие замедлилось, а потом и вовсе прогремел оглушительный взрыв.

В Бразилии за десять лет, с апреля 1964 по март 1974-го, сменилось три президента. Хотя формально право назначать президента принадлежало парламенту, настоящим селекторатом были вооруженные силы. Уходя в отставку в 1967 г., президент Кастелу Бранку, армейский ставленник, попытался выбрать себе преемника вопреки мнению военных, но ему это не удалось. В 1969 г., когда очередного диктатора, Коста-и-Силву, хватил удар, он был мгновенно заменен консенсусным кандидатом селектората.

В последнее десятилетие существования СССР лидеров не сменяли — ни смертельно больных, ни впавших в старческий маразм. Селекторатом в конце 1970-х был не партийный аппарат, не ЦК партии, вручивший власть Хрущеву в начале 1950-х и отнявший в 1964 г., а совсем узкая группа лиц. Передача власти произошла не тогда, когда руководство перестало справляться (это было заметно уже в середине 1970-х), а когда страна летела в пропасть экономической катастрофы.

ВНЕЗАПНАЯ СМЕРТЬ

Два года назад Буэно де Мескита консультировал высшее российское руководство по важному вопросу — политическим перспективам курса на национализацию. 30 лет назад ливийский диктатор Муамар Каддафи предложил ему $1 млн за консультации по устранению египетского президента Анвара Садата — профессор отказался. Между тем по последствиям «политических смертей» можно оценить силу селектората, или перспективность недемократического режима. Как сказывается на экономических успехах страны внезапная смерть лидера, задаются вопросом Бесли и Кудамацу. И снова в диктатурах разброс сильнее, чем в демократиях: иногда за смертью следует резкое ускорение темпов экономического развития (так было после смерти Сталина и Мао) или снижение до нуля. Это подтверждает выводы других экономистов, например Бенджамина Олкена, о роли личности в истории: радикальное изменение экономических показателей после неожиданной смерти диктатора — лучшее подтверждение этой теории. Бесли и Кудамацу приводят многочисленные примеры того, как в диктатурах с устойчивым и достаточно широким селекторатом элите удавалось сохранить контроль над ситуацией и после внезапной смены вождя.

Несменяемые диктаторы — когда селекторат состоял из одного только лучшего друга советских (португальских, испанских, кубинских, белорусских и т. п.) физкультурников — только мешали экономическому развитию своей страны. За 50 лет люди чуть ли не во всех странах мира стали жить вдвое лучше — и только кубинцы сейчас живут так же, как в последние годы правления Батисты. Стабильность режима Кастро, как и стабильность династии Кимов в Северной Корее, обернулась неспособностью обеспечить хоть какое-нибудь экономическое развитие.

НАШИ ПЕРСПЕКТИВЫ

Шесть лет назад сотрудники Центра экономических и финансовых исследований и разработок выпустили небольшую брошюру, наметившую «мексиканский путь» для России. Речь шла о том, что после децентрализации 1990-х «собирание земель» вокруг партии власти — это вполне рациональный способ государственного строительства. Так, в сущности, и случилось. Только в отличие от Мексики централизация проходила вокруг администрации президента и крупнейших российских корпораций, а не вокруг партии. Сложившийся в России режим — это скорее авторитаризм с относительно более широким селекторатом, чем демократия или тоталитарная диктатура. И значит, можно задать вопрос, соответствует нынешняя организация российской власти стандартам «успешной диктатуры» или нет.

Проблема в том, что широта или узость селектората познается только постфактум. Если на самом деле наш селекторат состоит исключительно из сотрудников органов безопасности, то «логика политического выживания» — так называется теория Буэно де Мескиты, которую развивают Бесли и Кудамацу, — подсказывает, что в течение нескольких лет у руля страны будут стоять одни и те же люди: «силогархи», как назвал наших «олигархов в погонах» американский политолог Дэн Трейсман. Они будут держаться за власть до тех пор, пока вместе с режимом не сменится и селекторат. Это еще более вероятно, если селекторат состоит из одного человека, а события последних недель показывают, что это очень похоже на правду.

Если же «группа Путина» — лишь одна из возможных групп, чью политическую судьбу определяет более широкий селекторат (например, гражданские чиновники плюс крупный бизнес), то такой режим, возможно, просуществует десятилетия. Устойчивость его будет зависеть прежде всего от способности селектората периодически менять лидера. Даже если его зовут Владимиром Путиным.

Константин Сонин
08.10.2007

Статья опубликована на сайте SMoney.Ru
Постоянный URL статьи http://www.smoney.ru/article.shtml?2007/10/08/4058

ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ:

• Демократия.Ру: Льоса В., Диктатура и демократия - что эффективнее?

• Демократия.Ру: Злоупотребление законом: Путин возвращается к командной экономике

• Демократия.Ру: Гессен М., Зачем русским демократия

• Демократия.Ру: Черняховский С., Властвующая оппозиция

• Демократия.Ру: Прибыловский В., Суверенная олигархия терсермундистского типа

• Демократия.Ру: Чеботарев Ю., Демократия по Суркову или суверенная демократия как возрождение национал-социализма

• Демократия.Ру: Латынина Ю., Роберт Пенн Уоррен и определение демократии

• Демократия.Ру: Каспаров Г., Империя нефти и газа