Недоваренная лапша на развесистых ушах. "Модернизация"

Тут даже цитировать бессмысленно. Модернизация у нас – слово номер один. Оно везде, всегда, у всех. В российских ВУЗах, к примеру, трудно получить деньги на проект, защитить диссертацию или просто произнести речь, если там не упоминается каким-либо боком какая-нибудь модернизация. Брежневщина какая-то, застойщина.

В последнем президентском послании слово «модернизация» повторяется двадцать четыре раза. А ведь это даже не артикль. Модернизации подлежат (по нескольку раз): экономика (это та, что постоянно встает с колен), здравоохранение, технологии, образование, армия.

Модернизация – мода, этакая пропагандистская находка, якобы удачная, а на деле – надоевшая всем. Однако мне не хочется ерничать по этому поводу, ибо проблема весьма серьезная. Россия регулярно болеет модернизацией. Потом болезнь отступает или ее заглушают другие недуги. А спустя время – новый приступ. Если это верно, то важнее всего ответить на главные вопросы – в чем причина болезни и как от нее вылечиться. Но есть и два вспомогательных вопроса, правда, довольно интересные. Действительно ли в нашем исполнении модернизация суть болезнь? А что наша власть делает с ней сейчас? Попытаюсь дать мои ответы на эти вопросы, допуская возможность существования других; ведь жизнь – сложная штука.

Многое проясняет само слово «модернизация». Оно означает приведение чего-либо в соответствие с состоянием, которое считается современным, располагающимся на передовом гребне волны цивилизации. Предполагается одновременно, что это «что-либо» отстает от этого современного состояния, и это создает проблемы, которые можно преодолеть с помощью «модернизации».

Тут есть нюанс: стареет все, в том числе и то, что располагается в какой-то момент на передовом гребне цивилизации. Из-за этого некоторые западные страны, которых мы постоянно видим на желанном для нас гребне, систематически, к примеру, проводят реформы бюрократии, раз в семь лет или около того. Обновляются технологии, проводятся реформы армии, образования, здравоохранения, технологий. И все это не требует привлечения понятия модернизации. Скорее, наоборот – все эти постоянные изменения и представляют собой движение той передовой волны цивилизации, на которое мы взираем с неизменной завистью, нередко прикрываемой ресентиментной руганью. Если изменений нет, то нет и движения, только штиль или рябь. Если изменения запаздывают, то и гребень не передовой.

Отсюда вывод: понятие модернизации становится время от времени актуальным в тех странах, которые критически запаздывают с различными изменениями, попадают в штиль и рябь, перестают двигаться. У нас в России для этого придумали термин «застой». Весьма образно. А новое его использование Медведевым, хотя и весьма запоздалое, полезно тем, что указывает на закономерность, давно отмеченную российскими экспертами: очередная попытка модернизации в России неизменно заканчивается откатом и застоем. Или застоем и откатом.

Петр Первый модернизировал армию и «сферу производства», помимо причесок, одежды и архитектуры. Модернизация осуществлялась за счет заимствований из Европы и закабаления людей пуще прежнего. На большее он был неспособен. Не хватало систематического образования и фантазии. И подсказать было некому. Великий царь хотел жить, как в Европе, а править, как в Орде. Его имитация прорыва в Европу, к нашему несчастью, стала заменителем реформ, которые готовили его старшая сестра Софья Алексеевна вместе с князем Голицыным. Выражаясь современным языком, они хотели менять институты. Вот одна подробность: в их планы входила отмена крепостного права – за 170 лет до того, как это было сделано Александром II.

Если говорить о главном различии между осуществленной модернизацией Петра и нереализованными реформами Софьи, то его можно сформулировать так: Петр менял содержание активности подданных («вы должны делать то-то и то-то так-то и так-то»). Новые организационные формы осуществления власти (вроде приказов) ничего не меняли в ее природе, она оставалась прежней монархией, становясь абсолютной. Софья и Голицын намеревались реформировать власть и общество, двигаясь в сторону конституционной монархии со свободными подданными. (Петра у нас любят. Я сам этому не чужд. Все-таки прорубил окно в Европу. Но мое знакомство с историей, не только нашей, конечно, привело меня к двум заключениям. Первое: историю пишут победители, они же создают мифы о потерпевших поражение. Второе: совершенно необязательно, что победителями становятся лучшие и наипрогрессивнейшие. Поэтому иногда задумываешься о том, что мы получили окно в Европу вместо того, чтобы самими стать Европой уже к середине XVIII века, и не только одеждой и танцами.)

То, что не удалось осуществить Софье Алексеевне с Голицыным, стал с огромным опозданием делать Александр II. Мы обычно вспоминаем освобождение крестьян и судебную реформу. Но ведь одно из главных достижений царя-освободителя состояло в создании независимых университетов. Это было настоящим преобразованием общества. За тридцать лет интеллектуальный потенциал страны вырос беспрецедентно. Менделеев, Павлов, Мечников, Сорокин, Вавилов… А уникальная математическая школа?! Этого импульса хватило даже на следующие семьдесят лет большевиков, как они ни уничтожали независимую мысль.

Трагедия страны состояла в том, что рывок, совершенный образованной и активной частью общества, вошел в противоречие со страхом монархии перед содеянным ею, с тем блокированием и торможением реформ, которые были вызваны этим страхом, и нарастающим разрывом между обществом и властью (напомню, что первоначальные планы реформы включали переход к конституционной монархии наподобие английской, англоманов среди российской образованной аристократии было немало). Именно этот разрыв и привел в конце концов к победе большевиков. Попытки Николая II бездарно и трагически опоздали.

У России был тогда уникальный шанс последней модернизации. Он состоял в эволюционном переходе к такой организации власти и к такому обществу, которые не нуждаются в последующих модернизациях, ибо запускается механизм постоянного самообновления власти, экономики, технологий, идей, социальных отношений и практик. Речь именно о том, о чем я говорил в начале – о попадании на передовой гребень цивилизации. Это обеспечивается свободным и образованным обществом – к этому Россия начала путь – и ответственной, демократически сменяемой властью. С этого пути страна свернула, и мы на семьдесят лет впали в большевизм. А по сути – в патриархальную петровщину, в XVIII век (недаром Сталина часто ставят в пару с Петром).

Теперь мы готовы начать отвечать на поставленные выше вопросы. Первый: в чем же природа возвратных недугов российских модернизаций?

Российская власть обычно рассматривает модернизацию как поиск и внедрение любыми средствами правильных предписаний, содержащих указания на должный образ и содержание действий, коим должны следовать осчастливленные подданные. Пока последние, недоумевая, смиряются с необходимостью подчиниться и привыкают к новым правилам, сама бессменная власть загнивает, и все они вместе впадают в новое отставание. В основе такого подхода – недоверие к людям и страх перед их независимостью и свободой. Более того, чтобы подданные следовали разумным предначертаниям власти, их нужно заставить, не обинуясь методами принуждения. Тяжесть этой властной болезни в неизбежности негативных побочных последствий и в трудности лечения.

Можно сформулировать диагноз и другим способом. Российские модернизации – это всегда по духу и практике проекты «высокого модернизма» по терминологии Джеймса Скотта. Я писал о них ранее в «ЕЖе» (см. статью «Транзит-4»).

Итак, ответ на первый вспомогательный вопрос очевиден: болезнь налицо, ее рецидивы также очевидны. В чем же ее причины? Их можно разбить на две категории (общие и частные). К общим относятся уже упоминавшиеся недоверие к обществу и страх перед его независимостью. Далее: уверенность в легкой управляемости социальных процессов, в том, что людям достаточно показать видимую властью светлую перспективу и они ринутся туда с восторженным гиканьем. Здесь же – неумение видеть интересы и опираться на них.

К частным причинам, относящимся к сегодняшней России, можно было бы отнести многое, к тому же – общеизвестное. Я попытаюсь обобщить это следующим образом. Петра I можно обвинить во многом, но не в равнодушии и цинизме, и искренности у него не отнять. Когда он издавал указ, то его следовало понимать именно в соответствии с тем, что там было написано; и он хотел, чтобы его понимали именно так и выполняли к тому же. Указы и законы нынешних правителей России не имеют, как правило, никакого отношения к их настоящим намерениям, кроме одного – они их маскируют.

То есть я, конечно, понимаю, что среди представителей власти могут попадаться люди, искренне убежденные в том, что антикоррупционная стратегия появилась для победы над коррупцией, а поправки в Уголовно-процессуальный кодекс вносились с тем, чтобы хоть чуть-чуть облегчить жизнь российскому бизнесу, а избирательное законодательство слегка подправлялось, чтобы сделать еще один шажок к демократии. Я знаю даже нескольких таких, не от мира сего. Хорошие люди, но наивные.

Поэтому дело даже не в низкой квалификации представителей власти. Они просто губами дуют в очередную пропагандистскую трубу. А ручки между тем делают свое привычное дело. И на всякий случай они преподносят нам свою модернизацию самым безопасным для себя и самым бесполезным для нас образом. Они говорят нам: «Раньше вы занимались не тем, а теперь займетесь правильным делом – инновациями». И, как триста лет назад, они будут строить новое Лефортово, завозить туда новых иностранных спецов и их диковинные технологии. Они будут пытаться модернизировать нас, точнее – нашу работу на них, оставляя себя прежними. Они снова хотят жить, как на Западе, а править, как в Орде. Вот вам и ответ на вопрос про нашу власть и ее «модернизацию».

Ответ же на главный вопрос (что делать-то?) предельно прост: нам нужна последняя модернизация, а это воссоздание, развитие и укрепление работоспособных институтов права, экономики, демократии. Ровно то, что они порушили.

И напоследок. Когда Вы слышите от кого-то из них заклинание «Модернизация!», учитывайте, пожалуйста, следующее.

Во-первых, это означает, что ничего свежего они еще не придумали, а потому с активной интеллектуальной реакцией можно повременить.

Во-вторых, если упоминается, что модернизировать надо какую-то сферу, то будьте уверены, что там полный швах.

В-третьих, может оказаться, что модернизацией прикрывается гигантская трата бюджетных (ваших) денег, большая часть которых будет раскрадена.

В-четвертых, никакой модернизации не будет.

И будьте настороже.

Георгий Сатаров, Президент Фонда ИНДЕМ
09.12.2010

Статья опубликована в Ежедневном Журнале
Постоянный URL статьи http://www.ej.ru/?a=note&id=10627

ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ:

• Демократия.Ру: Сатаров Г., Безнадега

• Демократия.Ру: Георгий Сатаров: В России вероятны жесткие сценарии

• Демократия.Ру: Георгий Сатаров: «Какой должна быть элита? Она просто должна быть»

• Демократия.Ру: Сатаров Г., Пожар в котельной

• Демократия.Ру: Георгий Сатаров: «Диктатура, ограниченная бардаком»

• Демократия.Ру: Георгий Сатаров: "Пустота политики"

• Демократия.Ру: Георгий Сатаров: Президент бессилен

• Демократия.Ру: Георгий Сатаров: я утверждаю, что первопричиной этой трагедии стала привычная властная ложь