Люстрация в Центральной и Восточной Европе

Акт справедливости или способ легитимации новой правящей элиты?

Виктория БОЙЦОВА,
профессор Московской государственной юридической академии
Любовь БОЙЦОВА,
профессор Московской государственной юридической академии
/журнал «Правозащитник» №3 1999 г./

Люстрация — политическая форма легитимации нового государственного режима (демократического или тоталитарного). Она осуществляется не обязательно в строгих юридических рамках, поскольку ее цель — «отмщение и аз воздам» — носит преимущественно характер идеологического противостояния правящей новой элиты и сходящей с исторической сцены обанкротившейся политической камарильи.

Попытка в 1999 году закрыть Мавзолей и захоронить его обитателя по христианским обычаям является российским аналогом восточноевропейской люстрации, распространяемой не только на живущих. Отцом люстрации в бывшем СССР после смерти И.В. Сталина стал Н.С. Хрущев, выступивший с люстрационным докладом о «культе личности» на XX съезде КПСС в феврале 1956 года. Позднее, на июньском Пленуме ЦК КПСС 1957 года, люстрации были подвергнуты Л.М. Каганович, Г.М. Маленков, В.М. Молотов и примкнувший к ним Д.М. Шепилов. Наконец, в октябре 1961 года на XXII съезде КПСС список люстрантов значительно расширился за счет включения в него К.Е. Ворошилова, Н.А. Булганина, М.Г. Первухина, М.З. Сабурова и др.

Однако на октябрьском Пленуме ЦК КПСС 1964 года, когда Н.С. Хрущева подвергли люстрации, он вынужден был отказаться от поста Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совмина СССР.

Люстрационный характер носил и процесс в Конституционном Суде по делу КПСС в РФ в начале 90 — х годов.

В странах бывшего коммунистического блока законодательные меры и практика недопущения в аппарат управления, правоохранительные органы, на иные важные посты и в учреждения системы образования лиц, которые неугодны правящим кругам по политическим, религиозным и т.п. мотивам, получила название люстрации¹. Судебные процессы и массовые увольнения лиц, имевших в прошлом связи со службой безопасности, были призваны продемонстрировать стремление новой власти интегрироваться с Европой. Нарушение прав человека в государственно — партийной системе приняло форму массовой слежки, а не массовых убийств (в отличие от фашизма).

Некоторые исследователи полагают, что трансформации, подобные происходящим в Центральной и Восточной Европе, могут рассматриваться как движение от «экстраконституционных» к конституционным государствам. Процессы трансформации часто регулируются «договорами» (политическими соглашениями), которые контролируют использование принуждения в период трансформации. В договорах могли устанавливаться (и практика показала, что это имело место достаточно часто) общие условия люстрации. Эти документы могут оказаться конституционно обоснованными актами, так как они регулируют использование организованного насилия (включая уголовное право) в период передачи власти. Вместе с тем договоры являются исключительными документами, рассчитанными только на определенный исторический момент.

Восточноевропейские общества разделились на антикоммунистов и коммунистов, сторонников и противников люстрации. Л. Валенса, В. Гавел, Ж. Желев и другие противники люстрации боролись за удержание процесса декоммунизации в узких рамках, предостерегали против сведения счетов с бывшей правящей номенклатурой. Конференция европейских церквей выступила в защиту прав гонимых сотрудников расформированных органов безопасности в странах Восточной Европы. Председатель секретариата этой международной организации обратил внимание на то, что подозреваемые нередко лишались возможности использовать законные методы и средства защиты против обвинений.

Ниже приводится материал, раскрывающий процесс люстрации в странах Восточной Европы; последовательность его изложения определяется масштабами использования люстрационных процедур в каждом из государств.

Венгрия

В Венгрии Закон Зетени — Такача 1992 года установил привлечение к уголовной ответственности без срока давности лиц, совершивших в декабре 1944 — мае 1990 года предательство Родины. Предусматривались наказания вплоть до пожизненного заключения. Под формулировку «предательство Родины» можно было при желании подвести любого участника советско — венгерского сотрудничества тех лет. Конституционный суд, рассмотрев просьбу Президента А. Генца, признал неконституционным этот «закон мести».

В декабре 1994 года Конституционный суд Венгрии вынес главное решение, касающееся судьбы секретных документов и тех, кто обеспечивал сбор информации. Этим решением были объявлены неконституционными некоторые положения Закона 1994 года, регламентирующие «биографический контроль» в отношении лиц, занимавших ключевые публичные должности при сохранении секретности соответствующих документов. Содержание Закона заключалось в нижеследующем.

1. Члены парламента, министры, Президент, судьи Конституционного суда и обычных судов, некоторые журналисты, высшие должностные лица государственных университетов или компаний с преимущественной государственной собственностью и иные высшие должностные лица должны были пройти «биографический контроль». Закон классифицировал следующую деятельность как «люстрируемую»: а) деятельность в пользу государственных органов безопасности в качестве официального агента или информатора; б) членство в фашисткой партии.

2. Закон предусматривал создание палат из трех судей, которым предоставлялись специальные полномочия и иммунитеты, в том числе доступ к секретным документам и определение того, кто из этих лиц был агентом или информатором государственно — партийного режима.

3. Люстрационный процесс должен был осуществляться секретно, без публичных слушаний и участия люстрируемых лиц, которые информировались о расследовании только после его завершения.

4. Если лица имели «прошлое», то они должны были отказаться от должности. При этом информация не разглашалась. В противном случае документы предавались огласке. Если люстрируемые лица хотели оспорить решение, они могли передать дело в суд.

Решение о люстрации стало не только чувствительным политическим вопросом, но также и деликатной конституционной проблемой, поскольку оно предположительно нарушало два конституционных принципа: право на информационное самоопределение индивидов (в данном случае информаторов) и право на публичный доступ к публично значимой информации. Проблема секретных полицейских документов возникла в Венгрии не как часть переходного договора, а как элемент нового конституционного порядка. Конституционный суд постановил, что люстрационный процесс должен происходить в соответствии с принципами правления права, защиты прав всех граждан, включая осведомителей. Суд подчеркивал, что юридические положения, регулирующие секретные полицейские документы, не должны отличаться от общих принципов, регламентирующих правительственные документы, и что с осведомителями не следует обращаться иначе, чем с другими гражданами. Напротив, например, в бывшей Германской Демократической Республике нормы о секретных документах создавались как часть переходных договоров и важное исключение из принципов, которые должны действовать в отношении других документов.

По мнению Конституционного суда Венгрии, проблему люстрации надо решать в соответствии с общеправовыми принципами: принципом публичного доступа к информации, имеющей публичный интерес, и принципом информационного самопределения индивидов по отношению к информации, собранной в отношении них и содержащейся в правительственных документах. Проблема секретных полицейских документов имеет потенциальное конституционное измерение в длительной перспективе. Одно и то же лицо обладает негативным правом на информационное самоопределение (т.е. другие лица не могут иметь информацию о ком — либо) и позитивным правом на информационное самоопределение (право знать, что о нем сообщается в документах).

В своем обосновании Конституционный суд установил, что оспариваемый Закон нарушил конституционное право граждан на доступ к информации, имеющей публичный интерес, которое является частью фундаментального «права на коммуникацию». Суд посчитал, что данные о лицах, занимающих должности в системе публичной власти, и тех, кто участвует в политической жизни, включая тех, кто ответственен за формирование публичного мнения как части их работы, считаются информацией, имеющей публичный интерес в соответствии со ст. 61 Конституции Венгрии (предусматривающей право на доступ и распространение информации, имеющей публичный интерес), если эти данные свидетельствуют о том, что лица когда — то осуществляли деятельность, противоположную принципам конституционного государства, или принадлежали к государственным органам, которые участвовали в такой деятельности. Суд также установил, что попытки законодателя решить проблему документов были конституционно неполными (пробельными), поскольку они оказались не способны гарантировать права на частную жизнь и информационное самоопределение всех граждан. Так как парламент не обеспечил право на информационное самоопределение и в первую очередь право граждан на доступ к их собственным документам, Суд в люстрационном деле заявил, что парламент создал ситуацию неконституционности ввиду пробела в законодательстве.

Итоговое решение Конституционного суда по люстрационному делу можно представить в следующих положениях.

1. Сохранение огромного количества секретных документов несовместимо с идеей правового государства, так как эти сведения никогда бы не были получены конституционным способом в правовом государстве.

2. Лица, занимающие публичные должности, имеют меньшую сферу персональной «прайвеси», чем другие индивиды в демократическом государстве.

3. Суд «передал» проблему в парламент как «политический вопрос» с указанием, что парламент не вправе ни уничтожить все документы, ни поддерживать их абсолютную секретность, поскольку содержащаяся в них значительная часть информации считается информацией, представляющей публичный интерес.

4. По мнению Суда, требует изменения список люстрируемых лиц, так как он является неконституционно произвольным. Категория люстрируемых журналистов, с одной стороны, слишком широка: она включает тех, кто производил музыкальные и развлекательные программы, а с другой — узка, поскольку исключает некоторых очевидно влиятельных журналистов, работавших для частных электронных средств массовой информации. Либо все журналисты, которые в качестве части своей работы формировали общественное мнение, должны люстрироваться, либо никто из журналистов не должен подвергаться этой процедуре. Парламент мог выбрать любой вариант. Суд не обнаружил нарушения свободы прессы или информационного самоопределения журналистов в положении о расширении люстрационного процесса на журналистов частных средств массовой информации. Суд счел конституционными положения Закона, позволяющие люстрировать издателей частных еженедельников и ежедневных газет с тиражом более 30 000 экземпляров. Он счел, что в список люстрируемых лиц могут быть включены издатели, формирующие общественное мнение, хотя и не имеющие публичной власти. Напротив, распространение люстрации на должностных лиц университетов и колледжей и на высшее руководство государственных (или в основном государственных) предприятий объявлялось неконституционным, поскольку эти лица никогда не осуществляли власть и не участвовали в публичных делах. Положение, позволяющее подвергать люстрации членов духовенства, было отвергнуто Судом по процедурным причинам, так как процедуры, применяемые к духовенству, не включали многих гарантий, предоставляемых другим лицам.

5. Другой неконституционный пробел в законодательстве² касался прав жертв, за которыми следили и личная информация о которых также содержалась в документах. Указав, что эти лица имеют право на доступ к документам, а также право на уничтожение документов, заведенных на них, Суд установил 6 — месячный срок для законодательной регламентации этих прав.

6. Конституционный суд считал, что технически будет очень сложно фальсифицировать секретные отчеты и документы, поскольку информация об агентах содержалась одновременно в нескольких различных документах разных органов безопасности.

7. Суд указал, что осведомители (информаторы) также имеют право на информационное самоопределение, если они остаются частными лицами и не занимают публичной должности. Список агентов может быть открыт обществу, если имеется публичный интерес в раскрытии прошлого агентов. Публичный интерес будет оправдан, если оспариваемое лицо желает принять публичную должность.

8. Жертвам слежки следует разрешить доступ к документам, содержащим сведения о них, за исключением данных об информаторах.

9. Суд потребовал, чтобы парламент обеспечил осуществление права на информационное самоопределение.

Решение Конституционного суда показывает, что закон о люстрации может иметь две цели, в зависимости от исторического момента. В начале переходного периода полная люстрация служила тому, чтобы показать необратимость изменений и ритуального очищения общества. Но более чем через 5 лет после «революции правления права» можно найти усовершенствованную цель — определение цикла свободы информации через «люстрацию правления права». Прошлое поведение людей, ныне известных в политической жизни, общество должно знать. Люстрация известных представителей государства конституционно разумна, но публикация полного списка агентов таковой не является.

Решение Конституционного суда в деле о люстрации основывалось на принципах, сформулированных в течение предшествующих пяти лет деятельности Суда в решениях, направленных на защиту права на частную жизнь и права на доступ к публичным документам. В решении о закрытых местных правительственных собраниях от 29 мая 1992 года³ Конституционный суд заявил, что право на доступ к информации, имеющей публичный интерес, достаточно широкое, но не безграничное. Право на публичный доступ к информации имеет конституционную защиту в качестве условия для осуществления права на свободу выражения (то есть когда каждый обладает правом на доступ к информации, имеющей публичный интерес, чтобы сформировать мнение, которое он может затем свободно высказывать) и как часть свободы коммуникации (то есть когда доступ к информации, имеющей публичный интерес, является отдельным правом, независимо от его места в формировании мнения).

В решении от 24 июня 1994 года (вступило в силу 30 июня 1995 года⁴) Конституционный суд объявил неконституционным ex futuro приказ Президентского совета, регулирующий государственные секреты, в соответствии с которым первоначально формировались и продолжали сохраняться документы секретной полиции. Этот приказ классифицировал как потенциальный государственный секрет любую информацию, опасную для венгерского государства или любых иных политических, экономических или оборонных интересов. Он позволял спикеру парламента, премьер — министру, президенту Верховного суда, Генеральному атторнею, руководителям государственных органов или лидерам общественных организаций относить любую информацию к секретной. Положения приказа создавали абсурдную ситуацию: премьер — министр Венгрии мог выбрать имена, которые ему нравились (или не нравились) из списка секретных агентов прежней системы, поскольку только высшие должностные лица могли иметь доступ к информации о том, какие лица информировали о своих согражданах в период партийно — государственного режима. Определяя возможность доступа к информации о бывшей Венгерской социалистической рабочей партии (ВСРП) Суд подчеркнул значение свободы информации, установив, что права исследователей на доступ к этим документам были более обоснованными, чем конкурентное требование сохранять документы в тайне. В этом случае существующее государственное регулирование секретов объявлялось неконституционным. Суд подтвердил, что право на защиту частной информации распространяется и на юридических лиц (в том числе на политические партии). Однако архив Венгерской социалистической рабочей партии представлял особый случай, поскольку она в нарушение Конституции непосредственно осуществляла политическую власть. Суд отметил, что эти вопросы должны рассматриваться в рамках другого дела.

Польша

В Польше давний активист «Солидарности», член парламента, историк Б. Геремек утверждал, что люди Восточной Европы должны сделать выбор между Нюрнбергом и постфранкистской Испанией, «закрывшей двери за прошлым». «Политика ненависти нормальна для тоталитарных режимов и остается нормой сразу после падения этих режимов. Сейчас настало время решить, готовы ли мы обучиться политике компромисса». После 1989 года правительство, образованное лидерами «Солидарности», гарантировало неприкосновенность бывшим коммунистам. Одновременно был закрыт доступ к власти другим активистам «Солидарности». Последние объединились вокруг Л. Валенсы, а когда он не оправдал их надежд, развернули политику декоммунизации, которая началась со знаменитой резолюции парламента. Правящей коалиции АВС — СС удалось провести через парламент резолюцию, осуждающую тоталитарный коммунистический режим. В резолюции говорится, что ПОРП в значительной степени несет ответственность за существование в Польше коммунистической системы.

Список коллаборационистов был оглашен министром внутренних дел А. Мациревичем. Большинство сторонников декоммунизации никогда не были попутчиками коммунистов и ощущали моральное превосходство над теми, кто не действовал в подполье. В январе 1992 года радикальные антикоммунисты сформировали правительство во главе с Я. Ольшевским, которое обнародовало список агентов; в нем оказались имена Президента, многих его помощников, лидеров других партий, созданных на базе «Солидарности». Список был подготовлен наспех и в нарушение резолюции Сейма (позже признанной Конституционным трибуналом неконституционной). Согласно результатам опроса общественного мнения, большинство польского населения поддерживало идею предания гласности имен агентов тайной полиции, однако быстро потеряло интерес к этой проблеме.

В январе 1993 года Президент Валенса наложил вето на Закон о пенсиях по старости кадровым военным и сотрудникам некоторых государственных учреждений. На основании этого Закона лица, являвшиеся в период 1944 — 1989 гг. сотрудниками органов государственной безопасности и нарушившие Закон либо участвовавшие в репрессиях против антикоммунистических групп, утрачивали право на получение персональных пенсий повышенного уровня. Этого права лишались лица, являвшиеся в 1944 — 1956 гг. сотрудниками военных прокуратур и военных трибуналов и преследовавшие граждан, подозреваемых в борьбе за независимость. Налагая вето, Валенса подчеркнул, что передача права расследования особой внесудебной комиссии является нарушением Конституции и Европейской конвенции, которую Польша ратифицировала в октябре 1992 года. Не более 1/5 влиятельных политиков в парламенте 1991 — 1995 гг. приветствовали декоммунизацию. Несмотря на провал попыток люстрации, стоивших отставки кабинету Яна Ольшевского, правые и центристские группировки в польском парламенте требовали принятия закона о недопущении к участию в политической жизни деятелей прежнего режима.

Широкие круги общественности восприняли вышеупомянутую резолюцию парламента как шаг к принятию законопроекта о декоммунизации страны, который разрабатывался группой депутатов от АВС. Согласно законопроекту, лицам, занимавшим высшие и средние посты в бывшей ПОРП, членам парткомов, высшим офицерам Народной армии, руководителям регионального уровня, председателям местных советов и всем сотрудникам органов безопасности запрещалось работать в органах государственной власти и местного самоуправления, а также в государственных средствах массовой информации в течение 5 — 10 лет. Но этот запрет не распространялся на депутатов парламента и Президента. Нарушение запрета на профессии каралось лишением свободы сроком от 1 года до 5 лет. Декоммунизация подразумевала лишение отдельных лиц наград и почетных званий, а также пересмотр названий улиц и существующих памятников. Председатель Совета Министров Ежи Бузек в своем выступлении поддержал законопроект.

В июле — августе 1993 года спикеру Сейма было предложено 6 законопроектов, в сентябре свой проект закона предложил Президент. Ни одна из представленных в Сейме партий (включая бывших коммунистов) не отклонила категорически идею люстрации. В ряде законопроектов предлагалось исключить из политической жизни не только бывших сотрудников и осведомителей службы безопасности (СБ), но и осведомителей, находившихся на начальной стадии вербовки, сотрудников бывшей военной полиции и их осведомителей, а также секретарей партийных организаций заводов, фабрик, учреждений и ячеек по месту жительства. На основании некоторых из представленных законопроектов права быть избранными или назначенными на ряд постов и должностей, включая школьного завуча, лишились бы более 2 млн. человек. В законопроектах предусматривалось, что единственным источником информации следует считать досье СБ (которые не заслуживают полного доверия, причем в списках значилось множество «мертвых душ», «симулянтов»); бремя доказательства невиновности ложилось на самого обвиняемого; для надзора за принимаемыми решениями учреждалась специальная комиссия (внесудебное учреждение, что несло угрозу гражданским свободам). Отдельные проекты предусматривали возможность судебного рассмотрения дел, однако в основном за закрытыми дверями.

Польский Хельсинкский комитет (неправительственная правозащитная организация) предложил свой вариант проверки благонадежности:

1. Отказ от коллективной ответственности и декоммунизации, лишения прав всех представителей бывшей партноменклатуры; ответственность лишь за строго определенные действия и на основании обычной гражданской или уголовной процедуры.

2. Необходимость точного определения «сотрудничества с секретными спецслужбами», принятие во внимание причин, побудивших к осведомительству, срок выполнения функций, масштабы причиненного ущерба.

3. Принятие решений исключительно судом при соблюдении принципа презумпции невиновности, права на защиту, права на денежную компенсацию в случае недоказанности обвинения.

4. Подтверждение данных архивов СБ другими доказательствами.

5. Определение санкций, применяемых к кадровым сотрудникам СБ, если считать правонарушением добровольное осведомительство. Отказ от неоправданного приравнивания к деятельности обычных осведомителей действий лиц, сотрудничавших с военной разведкой.

6. Необходимость проверки благонадежности только лиц, занявших выборные должности: Президент, депутаты парламента, высшие государственные чиновники — премьер — министр, министры и их заместители, лица, возглавляющие окружную администрацию (воеводы), судьи.

7. Запрет требования предпринимателя или учреждения к своему сотруднику о предъявлении доказательств об отсутствии связей с СБ.

1 февраля 1996 года Президент представил Сейму законопроект о проверке политической благонадежности, предусматривающий доступ граждан по их запросу к своему досье в секретных службах, а также обязательную проверку политического прошлого всех высокопоставленных должностных лиц. Учреждается Комиссия общественного доверия, которая официально подтверждала факт сотрудничества со службами безопасности. В состав Комиссии вошли председатель, назначаемый Президентом, шесть судей Верховного суда, шесть судей Главного административного суда и десять судей, назначаемых Общепольским советом юстиции. Расследование предполагалось проводить в отношении всех лиц, занимающих должности судей, прокуроров, следователей, послов, консулов, руководителей центральных и местных правительственных учреждений. По запросу Госизбиркома Комиссия имела право проводить проверку прошлой деятельности лиц, занимающих публичные должности в центральных и местных правительственных учреждениях. Материалы проверок, установивших факт сотрудничества, предавались огласке, если кандидат не отказывался от намерения баллотироваться. Свидетельства о сознательном сотрудничестве государственных чиновников с органами безопасности с 21 июля 1944 года являлись основанием для освобождения их от занимаемой должности. Решение Комиссии можно было обжаловать в коллегию по уголовным делам Верховного суда. Все материалы Министерства общественной безопасности и Службы безопасности отдавались в распоряжение Комиссии. Этот законопроект подвергся критике оппозиционных партий. По их мнению, в нем предусматривается установление вины лишь на основании доказательств, свидетельствующих о передаче секретным службам информации, непосредственно наносящей вред лицам или организациям, вовлеченным в оппозиционную деятельность. Кроме того, в законопроекте указывались только случаи сотрудничества с тайной полицией, но не с органами разведки и контрразведки.

В августе 1997 года парламент Польши принял Закон о люстрации для проверки достоверности заявлений высших должностных лиц об их предполагаемых связях с органами безопасности в коммунистический период. Закон не применялся на практике, поскольку не был создан Контрольный суд, рассматривающий заявления государственных чиновников. Предлагалось, чтобы вопросы, связанные с люстрацией, относились к компетенции Варшавского апелляционного суда, а апелляции — Верховным судом. Правительство предложило поправки к Закону о люстрации, целью которых являлось расширение круга должностей и профессий, подлежащих проверке. Согласно поправкам, заявления о своей работе или сотрудничестве с органами безопасности в коммунистический период должны представить адвокаты и кандидаты в депутаты парламента. Попытка скрыть подобные факты влекла наказание в виде отстранения на десятилетний период от государственной службы. Заявления государственных должностных лиц об их прошлом следовало направлять в Варшавский апелляционный суд — его роль сводилась только к сбору данных. Предложенные поправки предусматривали введение должности представителя общественных интересов, который проверял поступившие заявления. Представитель, выступающий в роли независимого прокурора, наделялся полномочиями проводить перекрестный допрос свидетелей и изучать документы, чтобы решить, следует ли передавать дело в суд. В случае если дело передавалось в суд, его рассмотрение осуществлялось в соответствии с установленной процедурой разбирательства, и ответчик имел право обратиться в суд высшей инстанции или в Кассационный суд. Представитель общественных интересов, выбираемый из числа судей, назначался на шестилетний срок председателем Верховного суда и перед вступлением в должность проходил процедуру люстрации. В поправках также имелась спорная статья, согласно которой депутаты парламента, поставившие под сомнение достоверность заявления, представленного одним из депутатов, могли обратиться к представителю общественных интересов с просьбой повторно рассмотреть вызывающие сомнения заявления. Всепольский судебный совет, наделенный согласно ст. 186 Конституции полномочиями обеспечивать независимость судов и судей, рекомендовал изъять положения, дающие представителю общественных интересов право пересматривать решения суда.

Законопроект о поправках к Закону о люстрации был принят парламентом 242 голосами «за» при 148 «против» и 19 «воздержавшихся». После голосования в Сейме Президент передал Закон на рассмотрение в Конституционный трибунал, полагая, что поправки дают представителю общественных интересов слишком широкие полномочия и наделяют его правом требовать от судов проверки представленных заявлений, а значит, фактически выступают в роли прокурора. Президент также выразил обеспокоенность тем фактом, что Закон нарушает конституционно закрепленные права судей. Судья, обвиненный в искажении истины (допущенном в заявлении, составленном в соответствии с процедурой люстрации), незамедлительно отстранялся от должности. В то же время, согласно действующему законодательству, судья мог быть уволен лишь по решению Дисциплинарного суда. Статья 180 Конституции гласит: «Смещение судьи с должности, приостановление исполнения его обязанностей, перевод его в другую местность или на другую должность вопреки его воле может иметь место только в силу решения суда и только в случаях, определенных в законе».

Конституционный трибунал Польши также рассмотрел возражения Президента против поправок к Закону об общих судах. Парламент принял предложенные правительством поправки, согласно которым предусматриваются правовые меры воздействия на судей, сотрудничавших с прошлым режимом. В соответствии с этими поправками судьям, выносившим в период с 1944 по 1989 год несправедливые приговоры, нарушавшие основные права человека, а также судьям, каким — либо образом нарушавшим право подсудимых на защиту, до 2000 года не будет повышаться зарплата и даже может грозить увольнение. Конституционный трибунал признал неконституционной люстрацию судей, нарушавших до 1989 года принцип судебной независимости (двое судей Конституционного трибунала заявили о своем несогласии с этим решением). Как отметил Марек Сафьян, председатель Конституционного трибунала, последний не обсуждал и не оценивал идею проверки судей как таковую, но указал на то, что при принятии Закона о поправках к Закону об общих судах были допущены процедурные ошибки. Трибунал счел, что все представленные предложения не могут быть приняты в качестве поправок и должны рассматриваться на основе отдельной законодательной инициативы. Депутатов от АВС не смутило данное постановление Трибунала, и 24 июля 1998 года они внесли на рассмотрение Сейма новый законопроект, предусматривающий проверку политической благонадежности судей.

Большое внимание общественности привлекло постановление Вроцлавского областного суда по делу трех милиционеров, обвиняемых в убийстве трех демонстрантов в г. Люблине в 1982 году. Суд признал обвиняемых виновными в непреднамеренном убийстве, но на основании амнистии от 21 июля 1984 года, за которой последовала отмена смертной казни, прекратил дело. Многие юристы считают, что суд не учел положений Закона, принятого 31 мая 1996 года, согласно которому постановления об амнистии, действующие в коммунистический период, не распространяются на должностных лиц, совершивших преступления во время исполнения служебных обязанностей. Анджей Вавжиняк, представитель Вроцлавского областного суда, пояснил, что приговор по уголовным делам выносится на основе ныне действующего законодательства, однако если Закон, действовавший ранее, предусматривал более мягкую меру наказания, то приговор должен быть вынесен на его основании. Этот аргумент может привести к последствиям, когда окажется невозможным привлекать к ответственности лиц, совершивших преступления в коммунистический период.

Германия

В Германии⁵ в соответствии с Законом о документации Штази, немецкой службы безопасности, принятым Бундестагом в 1991 году, официально были открыты ее архивы. (Служба имела 85 тысяч сотрудников и полмиллиона нештатных осведомителей). В январе 1992 года свыше 3000 заявлений от желающих получить информацию о заведенных на них досье поступило в Службу по ознакомлению с архивами; по прогнозам, предполагалось предоставлять для ознакомления свыше 70000 дел ежемесячно. Ввиду огромного массива исследуемой информации процесс люстрации в Германии мог занять несколько лет. В отличие от чисток в других государствах, чистка восточных немцев была предпринята «посторонними» западными немцами ввиду параллельного процесса унификации и освоения институтов Западной Германии. В связи с люстрацией высказывались различные точки зрения, в том числе и предложение освободить виновных от юридической ответственности, так как индивидуальную вину каждого трудно доказать. Однако требовались покаяние и христианское прощение, открытый и честный диалог между вчерашними «гонителями» и «гонимыми». Бывшим сотрудникам Штази угрожала месть со стороны коллег — восточных немцев и конкуренция западных немцев — все это порождало ранний выход в отставку и безработицу. Люстрация в отношении бывших коммунистических лидеров осуществлялась в соответствии с принципами Конституции судами Западной Германии, в которых работали главным образом немцы. Освобождение Германии от коммунизма приобретало дополнительный драматический характер, поскольку старшее поколение переживало вторую чистку после денацификации, которая проводилась в отношении юристов, сотрудничавших с нацистским режимом. При помощи люстрационных процедур — предания суду тех, кто нес ответственность за старый режим, — предполагалось восстановить справедливость по отношению к тем, кто пострадал от репрессий, а также взять под контроль госаппарата лиц, которых новый режим хотел лишить влияния на процесс установления нового порядка.

Люстрационные процедуры против бывших лидеров возбуждались в промежуточный период между падением коммунистического режима в ГДР в ноябре 1989 года и присоединением ее к ФРГ 3 октября 1990 года. Последний коммунистический премьер — министр Модроу инициировал уничтожение доказательств бесславного прошлого политического аппарата. Многие документы были сожжены. В землях бывшей ГДР адвокатам незаконно отказывали в праве обращения за справками, документами, консультациями в архивы бывших служб госбезопасности. Сотрудники службы безопасности умышленно включали в списки своих агентов также и лиц, отказавшихся сотрудничать со Штази (после опубликования списков агентуры в ФРГ в них оказались фамилии непричастных). Эти люди в результате публикаций потеряли работу и превратились в склоняемых прессой парий германского общества.

Несколько месяцев спустя после падения Берлинской стены к власти пришла буржуазная коалиция, которая приостановила уничтожение документов и инициировала первые политические уголовные процессы (против бывшего руководителя партии Эрика Хонеккера и бывшего руководителя профсоюзов Гарри Тиша). Договор об объединении Германии предусмотрел, что любые степени, полученные в Академии в Потсдам — Эйхе (академии секретной службы), недействительны. В Договор включены положения о том, что гражданские служащие и члены судебного персонала должны повторно обращаться с заявлениями о приеме на работу, то есть о повторном найме. Это затронуло сотни тысяч учителей, лиц, занимающих публичные должности, и большинство юристов. В целях осуществления контроля за картотекой бывшей секретной службы был учрежден специальный орган — Комиссия Гаука (по имени его руководителя). Законом, принятым в 1991 году, предусматривались жесткие правила предоставления доступа к личным досье жертв и обеспечивалась защита от несанкционированного использования информации. Публичные служащие могли запрашивать у этого органа проверку документов о сотрудничестве на каждого претендента на публичную должность. Федеральный и земельный парламенты «просвечивали» своих членов. Была произведена массовая чистка гражданских служащих, контактировавших с бывшей секретной службой. В случае установления участия в работе секретной службы (в качестве официальных сотрудников или неофициальных информаторов) следовало увольнение. Служащим также предъявлялись обвинения, если суды Объединенной Германии рассматривали соответствующую деятельность как преступление.

Процедуры люстрации осуществлялись обычными судами, в состав которых входили судьи из Западной Германии или судьи, проверенные и вновь назначенные на должность в Восточной Германии. Согласно принципу «нет наказания без закона» применялось уголовное право ГДР, так как оно действовало в момент совершения преступлений, но использовался УПК Западной Германии, вступивший в силу в конце периода существования ГДР. Срок исковой давности прерывался на период существования ГДР, — поскольку считалось, что страна не руководствовалась эффективным стремлением к праву, — но истекал в конце 1995 года за незначительные преступления (наказание по которым не превышало 3 лет) и в конце 1997 г. — за мисдиминоры (максимальное наказание — не более 5 лет). Министр юстиции объединенного Берлина установил специальное подразделение прокуратуры, выполняющее исключительную задачу расследования политических преступлений; подразумевались также уголовные преступления: нарушение пограничного режима (затрагивались все члены Национального совета обороны и многие военные лидеры), фальсификация выборов (направлена против всех мэров городов, а также служащих, ответственных за местные и национальные выборы), коррупция, растрата, ненадлежащее использование публичных фондов (касались национальной и местной номенклатуры).

Привлечь к ответственности отдельных лиц за уголовные преступления всей правящей верхушки оказалось непросто. Посткоммунистическое право было сконструировано так, чтобы соблюсти уголовно — правовой стандарт «нет наказания без закона». В результате возникали процедурные препятствия, а также вопрос о том, какой объем ответственности за созданную систему репрессий может быть возложен на отдельную личность, учитывая такие факторы, как принудительное сотрудничество, псевдосогласие на сотрудничество и даже скрытое сопротивление.

Суды утверждали, что восточногерманские судьи должны были объявить пограничный режим недействительным в соответствии с конституционным правом и международными обязательствами ГДР. Суды фактически реинтерпретировали право ГДР, создали свое собственное, идеальное право ГДР, отчасти толкуя кодексы строже, чем судьи ГДР, отчасти корректируя законы ГДР на основании естественно — правовой теории основных прав человека. В первом решении по делу против солдата, застрелившего беглецов у Берлинской стены, заявлялось, что, если статутное право ГДР игнорировало права человека, обязанностью любого солдата, публичного служащего, должностного лица и любого суда являлось гражданское неповиновение неконституционным положениям, нарушениям правительством принципов правления права и прав человека. Апелляционная инстанция — Федеральный суд — скорректировал аргумент, указав, что согласно праву ГДР открытие огня на границе должно было определяться строгими рамками адекватности. Эта теория подразумевала ретроактивное действие закона, который никогда не был действителен во время предполагаемых нарушений. Позитивное право действительно только в рамках соблюдения прав человека. В процессах против Хонеккера и других членов Политбюро обязанность неповиновения была распространена на тех, кто отдавал распоряжения. Обвинение вменяло политическим лидерам, ответственным за пограничный режим, только провоцирование убийств; Федеральный суд признал приговоренных виновными в содействии убийствам. Только после того, как первые дела были рассмотрены Федеральным судом и Конституционным судом, появилась возможность предъявить другие обвинения за совершенные преступления. Затем предполагалось начать громкие процессы против номенклатуры — по делам Хонеккера и других членов Национального совета обороны, опираясь на доктринальную конструкцию криминализации пограничного режима, подтвержденную апелляционной инстанцией по некоторым незначительным делам о пограничном контроле. В отношении ряда обвиняемых дела пришлось прекратить по причине болезненного их состояния (в том числе в отношении Хонеккера). Более половины бывших юристов были исключены из членов судебного корпуса, публичных служб и университетов. Восточногерманские прокуроры, судьи и публичные служащие прошли чистку, прежде чем им позволили вернуться на свои рабочие места. Термин «Berufsverbot» — отлучение от работы и профессии — использовался в 70 — е годы в Западной Германии для обозначения «просвечивания» всех претендентов на работу в гражданской службе на предмет участия в прошлом в леворадикальной деятельности. Проверка на благонадежность представителей юридической профессии производилась очень тщательно. Хотя документы о допуске к занятиям адвокатской практикой, а также юридические дипломы ГДР (кроме дипломов Академии в Потсдам — Эйхе) в Объединенной Германии признавались, чтобы быть принятым на судебную должность, требовалось сдать экзамен по западногерманскому праву. Адвокаты могли быть подвергнуты тестированию на предмет их деятельности в прошлом в соответствии с Законом о проверке адвокатов 1992 года, который позволял исключать из числа практикующих юристов всех, кто действовал в нарушение основных прав и не отвечал критериям правового государства. Закон предоставляет возможность использования широкой свободы усмотрения. Некоторые немецкие земли (Свободная земля Саксония) проверяли каждого работающего адвоката; в большинстве земель проверке подвергались лишь лица, в отношении которых были сделаны заявления. Парламентские комиссии по повторным заявлениям принимали решения в отношении продолжения работы в качестве судей и прокуроров, опираясь на данные картотек, хранящих копии всех документов политических процессов в специальном архиве тюрьмы Берлина — Руммелсберг и досье секретной службы.

Многие бывшие судьи решили не обращаться с заявлениями и стали получать пособие по безработице, другие рано вышли в отставку и приобрели право на пенсию. В Берлине только 10% судей и прокуроров получили назначения повторно, в других восточногерманских землях бывшие судьи ГДР для повторного назначения имели в среднем шанс 55%, прокуроры — 45%. Чистка судебного персонала превратилась в проблему для шести новых восточных земель и объединенного города — государства Берлин. Примерно половину должностей соответствующих департаментов юстиции заняли западногерманские юристы. В суды были привлечены почтенные западногерманские судьи, заинтересованные в повышении своих пенсий, и молодые выпускники — юристы, которые намеревались сделать карьеру в восточных землях.

«Охота на ведьм» или «Новый Нюрнберг» — так называли многие общественные деятели в Чехословакии (Чехии и Словакии) меры, предпринятые после принятия Закона 1991 года о декоммунизации, согласно которому бывшая коммунистическая номенклатура, сотрудники государственной безопасности и коллаборационисты увольнялись или понижались в должности. Президент Гавел вынужден был подписать этот Закон, предложив парламенту внести в него изменения.

Список лиц, сотрудничавших с коммунистическим режимом в 1948 — 1989 гг., включал 140 000 имен. Этих людей в течение 5 лет надлежало подвергнуть проверке. Лицам, принимавшим участие в подавлении прав и свобод (кадровым сотрудникам и агентам спецслужб, функционерам Компартии, политически руководившим госбезопасностью), на 5 лет запрещалось занимать ответственные посты в госорганах. В Законе устанавливались следующие основные правила ритуалов политического очищения: 1) запрещалось занимать любые важные государственные должности бывшим партийным функционерам, состоявшим в годы правления коммунистического режима на должностях выше определенного уровня, офицерам определенного ранга и всем работникам и добровольным помощникам служб безопасности; 2) подлежали чисткам лишь те лица, которые могли быть обоснованно обвинены в нарушении прав человека. Правительство было обязано представить доказательства их вины, а обвиняемые получали определенные процедурные гарантии, включая право на апелляцию; 3) подвергались процедуре люстрации все государственные служащие, занимающие определенные государственные должности или претендующие на эти посты. Имена этих людей заносились в списки, направляемые в специальную комиссию Министерства внутренних дел. Комиссия в двухмесячный срок проверяла их по картотеке расписок о сотрудничестве в органах государственной безопасности Чехословакии. По окончании расследования людям выдавались особые справки, удостоверявшие, что их обладатели «СТБ — положительны» или «СТБ — отрицательны» (СТБ — наименование службы безопасности Чехословакии). Владельцы отрицательных справок сохраняли свои должности. Если кто получал положительное заключение, ему следовало немедленно уволиться со службы. Применение Закона в отношении засекреченных внештатных сотрудников СТБ — тайных осведомителей — осложнялось отсутствием достоверной информации о сотрудничестве.

Кампания люстрации возбудила беспокойство ряда международных организаций (Международной организации труда в Женеве, Нью — Йоркской Хельсинкской группы). Они осуждали сомнительную достоверность картотеки СТБ, невозможность на ее основе разделить людей по группам виновности, ненадежность процедур юридической помощи жертвам люстрации (включая слишком узкое право на апелляцию и не проведенное в жизнь требование к правительству брать на себя доказательство обвинений), вероятность выхода этой кампании за рамки одних лишь высших гражданских и военных должностей. В связи с резолюцией МОТ об отмене или изменении Закона о декоммунизации, поскольку он дискриминирует людей на основании их политических взглядов и исходит из концепции коллективной вины, 99 членов парламента проголосовали в 1993 году за то, чтобы направить этот Закон в Конституционный суд.

Стремление провести «моральную дезинфекцию» сотрудничавших с тоталитарным режимом лиц породило люстрационую лихорадку. Журналисты стали пользоваться архивом СТБ как библиотечным абонементом.

Чехия и Словакия

В Словакии, например, процедура люстрации оказалась абсолютно недейственной, поскольку коммунисты пользовались популярностью среди населения. Многие судьи с сомнительным послужным списком занимают свои должности и при нынешнем правительстве. Однако министр юстиции Новак объявил, что органы правосудия освободились от судей — коммунистов: только четвертая часть прежних судей сохранили свои должности (причем лишь треть из них до 1989 года принадлежали к какой — либо политической партии). Последний министр внутренних дел при коммунистическом режиме Франтишек Кинцль был освобожден, отбыв примерно половину определенного ему трехлетнего срока лишения свободы. Его осудили в октябре 1992 года за злоупотребление властью, организацию репрессий против диссидентов и участников демонстраций в 1988 и 1989 гг. Кинцль освобожден условно с двухлетним испытательным сроком. Прекращено производство по делу Милоша Якеша, бывшего генсека Компартии Чехословакии, и Карела Хофмана, бывшего руководителя профсоюзов, обвинявшихся в незаконном вооружении народной милиции коммунистического режима. Обвинительный приговор в 1993 году по делу Павла Минарика, офицера разведки, подготовившего взрыв мюнхенского отделения радиостанции Свободная Европа в начале 70 — х, отменен вышестоящим судом, а само дело направлено в прокуратуру. Государственный прокурор принял решение о прекращении дела, и это вызывало подозрения о связях следственной службы с коммунистами. Министерство внутренних дел обжаловало второе судебное решение, что и привело к его отмене и возобновлению производства по делу.

Помимо Закона о декоммунизации предпринимались попытки разработать законодательство об открытии доступа к архивам тайной полиции. Предусматривалось, что все лица, за которыми служба безопасности вела наблюдение, за небольшую плату могли ознакомиться со своим досье. В отличие от Германии, полного открытия архивов не предполагалось: не будут разглашаться фамилии офицеров тайной полиции, информаторы будут обозначаться кодовыми номерами, а фамилии третьих лиц — замараны. Против этого законопроекта выступили организации бывших политзаключенных, требующих полного рассекречивания. В. Гавел, выступая по радио, заявил: «Мы все часть коммунизма, мы все голосовали за коммунистов; они получали в большинстве случаев 99,99 процента. А теперь люди лебезят перед дебольшевизаторами. Те, кто действительно работал против коммунистов, не испытывают потребности свести счеты». Президент наложил вето на продление Закона о декоммунизации до 2000 года (Закон должен был прекратить свое действие в 1996 году), указывая, что революционная фаза развития страны подошла к концу. Однако парламент преодолел вето, и Закон продолжает действовать.

Румыния

В Румынии, возможно, вопрос о люстрации обсуждался, но в России доступной информации об этом нет. Насколько известно, в Румынии не было принято законодательство о люстрации. (Принято лишь законодательство о реституции собственности, несправедливо изъятой у граждан в период коммунистического режима, но это другая проблема). Физическое устранение Чаушеску прямо не относится к теме статьи, поэтому мы намеренно не касаемся этого вопроса. Представляется, что одной из причин отказа от люстрации в Румынии явилось фактическое пребывание у власти коммунистов (в том числе и бывшего Президента Иона Илиеску). У власти продолжала находиться политическая бюрократия (бывшие партийные аппаратчики). После легализации политических партий в 1990 году Коммунистическая партия Румынии прекратила существование. Отдельные группы, входящие в ее состав, продолжили деятельность, примкнув к различным течениям единого Фронта национального спасения, а впоследствии объединившись с образовавшимися в результате распада Фронта различными партиями. В 1996 году победу одержали антикоммунисты, однако, насколько известно, они не приняли никаких репрессивных мер по отношению к своим политическим противникам (за исключением многочисленных случаев разоблачения коррупции).

Болгария

В Болгарии в течение 1992 года сплоченное антикоммунистическое большинство сумело включить в несколько принятых парламентом законов специальные статьи о декоммунизации, противоречащие Конституции и Европейской конвенции о правах человека. Подтвердив конституционность обжалованных законов в их основной части, Суд объявил их не имеющими силы в той части, которая противоречила Конституции. Другое решение Конституционного суда касалось Закона о декоммунизации науки и образования, принятого в декабре 1992 года и запрещавшего бывшим активистам Компартии, преподавателям коммунистической идеологии занимать руководящие должности в научных учреждениях и вузах. (Решение по идентичному делу принималось в июле 1992 г., когда был обжалован Закон о банках, запрещавший бывшим активистам Компартии в течение пяти лет занимать выборные должности в руководящих органах государственных банков.) Соответствующая статья Закона о банках была отменена большинством (7 голосов против 4).

11 февраля 1993 года Конституционный суд Болгарии 6 голосами против 5 при одном отсутствующем принял постановление о конституционности Закона о декоммунизации науки и образования 1992 года. Это постановление расценивалось некоторыми наблюдателями как нарушение Европейской конвенции о правах человека. В целях восстановления влияния Болгарской социалистической партии в Болгарской академии упомянутый Закон был отменен. Заключительные положения этого Закона предусматривали роспуск всех ныне действующих органов университетского самоуправления и проведение новых выборов. Президент Ж. Желев наложил вето на заключительные положения Закона, отменяющего декоммунизацию науки и образования. Однако принятие парламентом Закона, запрещающего разглашение содержания досье тайной полиции, воспрепятствовало этим усилиям в области декоммунизации. В соответствии с УК лицу, распространяющему информацию о деятельности тайной полиции, грозит лишение свободы сроком до трех лет; правительственному чиновнику или сотруднику средств массовой информации этот срок может быть увеличен до 6 лет. В УК содержится также запрет на публикацию документов, подтверждающих отсутствие связи политиков и государственных чиновников с органами государственной безопасности.

Албания

В Албании после отмены в 1991 году Конституции 1976 года был принят переходный «Конституционный закон Республики Албании об основных конституционных положениях». Законодательство о люстрации представляло собой ряд законов, к числу которых относились и поправки, внесенные в Трудовой кодекс. В него были включены две статьи, предоставляющие «компетентному органу» право переводить на другую работу или увольнять любого государственного служащего в интересах реформы. Десятки тысяч людей потеряли работу. Законодательство не устанавливало, при каких условиях работник подлежал увольнению, поэтому решения принимались достаточно произвольно. Судьи, выносившие решения, не устраивавшие правительство, смещались со своих должностей; та же судьба постигла и первого генерального прокурора, чья отставка стала грубым нарушением переходного Конституционного закона. Люстрация использовалась лидерами правящей партии для усиления контроля над политическим процессом. В 1993 и 1994 гг. были организованы судебные процессы в отношении бывших членов албанского Политбюро, вдовы диктатора Энвера Ходжа и руководителя Социалистической партии Ф. Нано. В январе 1993 года состоялся суд над К. Буджели, который обеспечивал коммунистических руководителей и их семьи специальными товарами, и Н. Ходжа, вдовой бывшего коммунистического лидера Э. Ходжа. Ей предъявлено обвинение в хищении государственных средств, в злоупотреблении государственной властью. Ходжа и Буджели были признаны виновными в коррупции, хотя некоторые обвинения пришлось снять в связи с отсутствием доказательств. Ходжа приговорена к 9 — летнему тюремному заключению, Буджели — к четырем годам лишения свободы. Обоих обязали возместить государству стоимость своих незаконных приобретений. Н. Ходжа фактически управляла страной в последние 10 лет жизни мужа — годы чисток среди деятелей культуры, произвола, арестов, расстрелов тех, кто пытался бежать из страны. Значительная часть времени судебного разбирательства ушла на исследование отчетов об экстравагантных тратах подсудимой. Общество нашло приговор справедливым, но саму атмосферу процесса — комичной. Апелляционный суд увеличил срок лишения свободы для Ходжа до 11 лет и уменьшил для Буджели до 3 лет. Поскольку 72 — летняя Ходжа частично попадала под амнистию в связи с 50 — й годовщиной освобождения страны, а также на основании некоторых положений нового Уголовного кодекса, она провела в заключении лишь несколько лет.

Первый процесс над бывшими членами Политбюро в конце 1993 года не вызвал никакого интереса ни в стране, ни за границей. Все десять подсудимых были признаны виновными в незаконном использовании государственных средств в размере от одного до двух миллионов долларов в личных целях и приговорены к лишению свободы на сроки от 5 до 8 лет и возмещению незаконно использованных государственных средств. Процесс над видными деятелями коммунистического режима Р. Алии, М. Муфтиу, четырьмя бывшими членами Политбюро начался в апреле 1994 года. Прокуратура пыталась предъявить обвинения не только в незаконном использовании государственных средств, но и в связи с последствиями взрыва в советском посольстве в Тиране в 1951 году, повлекшего коллективные казни, введение запретов на религиозную деятельность, начиная с 1967 года, а также убийства на албанских границах. Все десять подсудимых признаны виновными в нарушении основных прав человека и приговорены к длительным срокам лишения свободы. Апелляционный суд несколько уменьшил сроки лишения свободы для нескольких осужденных (Алие — до 5 лет). Пять человек обязали возместить государству различные суммы. Процесс не выглядел убедительным и юридически был слабо подготовлен. Предстояло разрешить сложные проблемы, связанные, во — первых, с ответственностью за действия, совершенные во исполнение приказов, и, во — вторых, с обратной силой уголовного закона.

Многие европейские организации выразили озабоченность показательным политическим судебным процессом 1994 года против Фатоса Нано, председателя Социалистической партии, занимавшего в 1991 году пост премьер — министра, осужденного к 12 годам лишения свободы, признанного виновным в хищении государственной собственности и подделке официальных документов. Европарламент призвал албанские государственные органы проявить сдержанность в данном вопросе. Апелляционный суд подтвердил приговор, несколько снизив размер ущерба, подлежащего возмещению. 14 — 15 мая 1994 года оппозиционные силы провели свою шестую национальную конференцию. Конференция провозгласила, что ни одно лицо, имевшее отношение к прежней коммунистической партии (даже и тот, кто только подавал заявление о приеме в партию), не может баллотироваться в парламент.

Закон о верификации морального облика должностных лиц и прочих лиц, связанных с обороной демократического государства, от 30 ноября 1995 года и Закон о геноциде и преступлениях против человечности, совершенных в Албании во время коммунистического режима по политическим, идеологическим и религиозным мотивам», от 22 сентября 1995 года установили, что баллотироваться на выборную должность можно при условии прохождения специальной административной процедуры, определявшей, какие должности ранее занимал кандидат и являлся ли он «пособником» секретной полиции (пособниками считались лица, причастные к геноциду либо другим преступлениям против албанского народа). Моральный облик кандидатов оценивался специальной государственной комиссией, которая рассматривала обращения в течение 15 дней с момента представления. Решение комиссии могло быть обжаловано в течение 7 дней в Кассационный суд. Последний был обязан рассмотреть жалобу в 15 — дневный срок. Две оппозиционные партии Албании обратились в Конституционный суд, оспаривая неконституционность люстрационных законов, запрещавших «неблагонадежным» работать на выборных должностях, занимать посты в государственных учреждениях и средствах массовой информации до 2002 года. Конституционный суд вынес решение о конституционности большинства норм указанных законов.

Хорватия

В Хорватии общественную дискуссию вызвал вопрос о люстрации, поднятый Комитетом жертв второй мировой войны. Председатель Комитета отстаивал свое намерение обнародовать досье некоторых лиц, ранее сотрудничавших с органами госбезопасности, а ныне ставших политиками, а также представить доказательства убийства коммунистическими властями эмигрировавших на Запад политиков. Он доказывал, что лица, сотрудничавшие с органами госбезопасности при коммунистическом режиме, должны быть отстранены от политической деятельности при новой власти. Председатель Комитета считал, что казни и убийства всегда подлежали уголовному наказанию и их участники обязаны предстать перед судом. Оппоненты предупреждали о фальсифицированном характере представленных досье и утверждали, что страна не должна ворошить свое тяжкое прошлое, а должна стремиться в будущее. Никакого решения по данному вопросу принято не было, однако Комитет продолжал вести расследование дел жертв коммунистического режима.

Государства Балтии

Проблема люстрации в Прибалтийских государствах впервые возникла в 1990 году в обращении Конгресса противоправно репрессированных Эстонии, Латвии и Литвы к соответствующим Верховным Советам республик. Участники Конгресса, в том числе представители Союза противоправно репрессированных «Мементо» (Эстония), Объединения политических репрессированных Латвии, Союза ссыльных Литвы, призвали признать деяния, совершенные репрессивными органами, преступлениями против человечности, а органы, действовавшие в Прибалтике после 1940 года, — преступными организациями. Эти предложения встретили неоднозначную реакцию различных общественных групп и юристов. Тем не менее в соответствии с Законом о внесудебных массовых репрессиях в Советской Эстонии в 1940 — 1950 — е гг. прокуратуре Эстонской ССР было поручено рассмотреть вопрос о возбуждении уголовных дел и привлечении к уголовной ответственности лиц, виновных в массовых убийствах, других преступлениях против человечности. В Латвии Закон о выборах от 22 октября 1992 года требовал от всех кандидатов в депутаты парламента письменное заявление о наличии либо отсутствии у них связей с советскими или иными секретными службами. Индивидуальный подход к ответственности лиц, сотрудничавших со спецслужбами, можно обнаружить в Законе о проверке мандатов депутатов, подозреваемых в сознательном сотрудничестве со специальными службами других государств Литовской Республики. Однако практика применения этого Закона обнаружила его многочисленные несовершенства, вызвала протесты общественности.

Согласно Закону в целях проверки и расследования получивших огласку после выборов сознательного сотрудничества депутата Верховного Совета или местного Совета со специальными службами (безопасности, разведки, контрразведки) СССР или других государств создавалась специальная депутатская комиссия соответствующего Совета, которая в случае надобности привлекала должностных лиц прокуратуры, внутренних дел и службы национальной безопасности. Депутатская комиссия опрашивала подозреваемого депутата, знакомила его с данными, указывающими на факт сотрудничества, заслушивала депутата и давала оценку представленным им доказательствам невиновности, ознакомляла с окончательным заключением комиссии. Если депутат не высказывал существенных возражений против заключений комиссии и подписывался под ним, комиссия безотлагательно передавала это заключение в соответствующий Совет или депутату. В тех случаях, когда подозреваемое в сотрудничестве со специальными службами других государств лицо не признавало предъявленные ему обвинения, депутатская комиссия обращалась в суд относительно правовой оценки собранных фактов и других доказательств, свидетельствующих о фактах сотрудничества соответствующего лица со специальными службами, то есть относительно подтверждения или опровержения этих фактов. Депутатская комиссия по получении решения суда, подтверждающего факты сотрудничества, безотлагательно передавала его в соответствующий Совет.

Верховный Совет Латвии принял в марте 1993 года постановление; в нем политические репрессии квалифицировались как преступления против человечности. Вступили в силу конвенциональные нормы в отношении преступлений, на которые распространялись сроки давности. Парламенту поручалось создать специальную комиссию по рассмотрению этих дел. В начале марта 1993 года парламент одобрил в первом чтении поправку к Закону о выборах от 22 октября 1992 года. В соответствии с этой поправкой лицам, когда — либо являвшимся сотрудниками зарубежных разведок (контрразведок), запрещалось выставлять свою кандидатуру для участия в парламентских выборах. Все кандидаты в депутаты парламента обязывались представить письменное заявление о наличии либо отсутствии у них связей с советскими или иными секретными службами. Однако Закон не запрещал заявившему о существовании таких связей лицу выставить свою кандидатуру на выборы в парламент. Лидер Демократической рабочей партии и депутат нынешнего парламента Юрий Боярс, ранее публично объявивший о своем сотрудничестве с КГБ, заявил, что поправка направлена против него и противоречит латвийской Конституции и международному праву. Он предложил контрпоправку, в соответствии с которой Центральной избирательной комиссии предоставлялось право проверять принадлежность кандидатов в депутаты к секретным службам в архивах КГБ. В ходе развернувшейся дискуссии имели место попытки предъявить обвинения спикеру парламента Анатолию Горбунову, бывшему члену Компартии, на основании парламентской резолюции 1991 года, где Компартия обвинялась в проведении политики геноцида против латышского народа. Однако прокуратура отказалась возбудить дело, аргументируя это тем, что обвинения не подпадают под ныне действующее законодательство.

Россия

В России предпринимались попытки обосновать необходимость привлечения к ответственности организаторов и проводников политики тоталитаризма. Высказывались как умеренные, так и радикальные предложения; суть их состояла в том, чтобы ограничить участие этих лиц в общественно — политической жизни или «устранить» их из общественных и хозяйственных сфер, обеспечивающих им власть над обществом на любом уровне. Закон о реабилитации жертв политических репрессий, принятый 18 октября 1991 года, содержал правовую норму, в соответствии с которой работники органов ЧК, ГПУ — ОГПУ, УНККВД — НКВД, МГБ, прокуратуры, члены комиссий, «особых совещаний», «двоек», «троек», работники других органов, осуществляющих судебные функции, судьи, участвовавшие в расследовании и рассмотрении дел о политических репрессиях, несли уголовную ответственность на основании действующего законодательства. Сведения о лицах, признанных виновными в фальсификации дел, применении незаконных методов расследования, преступлениях против правосудия, периодически публиковались средствами массовой информации.

Однако практическая реализация данных положений Закона на местах не проводилась: известны лишь единичные случаи постановки вопроса о привлечении к ответственности таких лиц. Например, 18 января 1992 года на 1 — й отчетно — выборной конференции Томского общества «Мемориал» было поддержано решение комиссии по правам человека Томского горсовета о привлечении к ответственности за злоупотребления главного психиатра Томской области М.И. Петрова. «Мемориал» также посчитал недопустимым, чтобы орган юстиции возглавлял А.Н. Вайвод, запятнавший себя участием в судебных политических процессах 80 — х годов. «Страна должна знать своих палачей и стукачей!» — утверждали одни. «Нет охоте на ведьм!» — заявляли другие.

В. Буковский, известный правозащитник, в прошлом диссидент, выступал против раскрытия имен информаторов КГБ в целях предотвращения напряженности в обществе и общественного примирения. 17 декабря 1992 года депутат Г. Старовойтова в качестве представителя «Демократической России» внесла в Верховный Совет РФ проект Закона «О запрете на профессии для проводников политики тоталитарного режима». В пояснительной записке указывалось: «Наше общество, интеллигентно называя верных ленинцев и сталинцев инакомыслящими, как будто бы больше озабочено их комфортом, чем душевным и материальным состоянием жертв ленинизма и сталинизма — все это несмотря на широковещательные декларации о возвращении к общечеловеческим ценностям».

Ввиду отсутствия в стране политических гарантий против возврата к тоталитаризму «Демократическая Россия» следующим образом обозначила свое представление о содержании люстрационного процесса. Определенным профессиональным ограничениям на время переходного периода (на срок 5 — 10 лет) в соответствии с предложенным законопроектом должны подвергаться следующие лица:

все освобожденные секретари партийных производственных и территориальных организаций КПСС;

первые, вторые и третьи секретари райкомов, горкомов, обкомов и крайкомов КПСС;

работники (включая секретарей соответствующих ЦК, но за исключением технического персонала) центральных республиканских и союзных комитетов коммунистических партий, действовавших до 6 ноября 1991 года (перечисленные категории лиц подвергаются профессиональным ограничениям, если в общем стаже их трудовой деятельности нахождение на указанных должностях в сумме составляет 10 и более лет; если на 21 августа 1991 года они занимали одну из указанных должностей);

действующие штатные сотрудники и давшие подписку о сотрудничестве с органами НКВД — МГБ — КГБ — МСБ — МБР либо работавшие в этих органах на протяжении десяти последних лет (включая резерв).

Под ограничением (запретом) на профессии для указанных лиц понимался временный запрет для них (на 5 или 10 лет) занимать по назначению или в результате непрямых выборов ответственные должности территориальной исполнительной власти, начиная с глав администраций, районов, городов, областей и вплоть до министров республик в Российской Федерации в целом, включая премьер — министра. На срок до 10 лет для тех же лиц должна быть запрещена деятельность, связанная с преподаванием в средних и высших учебных заведениях. Другие виды профессиональной деятельности, включая частный бизнес или работу в госсекторе, в том числе и на руководящих должностях, не возбранялись. Ограничения на профессии для активных проводников политики тоталитарного режима не распространялись на лиц, получивших должности в системе представительной или исполнительной власти в результате свободных выборов как формы волеизъявления народа.

В основу данного законопроекта, по сути дела, было положено признание принципа коллективной вины. Понятия «активные проводники политики тоталитарного режима», «свободные выборы» не выдерживают юридическую проверку.

Ни один посткоммунистический режим в Восточной Европе и СССР не нашел простого решения проблемы люстрации, хотя очищение публичной службы от бывших агентов поддерживалось всеми партиями и широкой общественностью восточноевропейских стран. «Чистка» может рассматриваться с морально — этической, политической, прагматической и юридической точек зрения. Соответствующий «угол зрения» определяет различные оценки люстрации — от эмоционально — восторженных до прохладно — критических. Нравственная ценность люстрации неоспорима в том смысле, что ее целью являлся моральный катарсис. С юридической точки зрения проведение люстрации предполагает ретроактивное осуществление правосудия, что создает значительные правовые проблемы. Принятие законодательства о люстрации преследовало цель очищения от тоталитарного режима путем восстановления принципов господства (правления) права. С другой стороны, люстрационная практика в странах Восточной Европы противоречива ввиду несовершенства принятых законодательных актов и сомнений в правильности самой идеи профессиональных ограничений для лиц, составлявших опору власти, нарушившей фундаментальные права человека. Существенным недостатком люстрации являлось то, что она стимулировала новые виды злоупотреблений. «Чистка» поощрила появление злобных информаторов, создала новую несправедливость. Необходимо было отделить морально предосудительное поведение от простого коллаборационизма. Во всех странах прокуроры встретились с трудностями сбора и представления доказательств. Доминировали процессы по делам о финансовых злоупотреблениях и коррупции, а не о зверствах тоталитарной системы. В люстрационном процессе интересы элиты обычно доминируют над мотивами правосудия и мести.

Ныне возможно говорить о «свертывании» декоммунизации во многих постсоциалистических государствах (хотя, например, в Польше, эта идея до сих пор имеет много сторонников среди политиков). Одни видят в забвении прошлого прискорбный уход от моральной ответственности, другие — победу здравого смысла. Население не проявляло особого интереса к судебным процессам и не получило от их результатов удовлетворения. В Польше, Венгрии, России, Литве бывшие коммунисты одержали победу на выборах и заняли руководящие посты. Люстрация в Албании ограничилась несколькими показательными процессами. В Польше окончились провалом попытки обвинить Л. Валенсу в связях с тайной полицией. В Болгарии и Румынии процесс люстрации не получил развития. Исключением стала лишь бывшая Восточная Германия, где учителя и юристы были уволены со службы. Даже в Чехословакии люстрация коснулась лишь нескольких сотен человек.

Причины угасания антикоммунистического порыва видятся в потребности постсоциалистических государств в общественном примирении, в нежелании использовать досье коммунистической тайной полиции для обвинения коммунистов, в чувстве причастности всего населения к преступлениям старого режима, в сложности современных экономических и социальных проблем, в понимании обществом того обстоятельства, что люстрация является борьбой за власть, в потребности государственных структур в знаниях представителей старой элиты. Признание этих фактов не означает отказа от восстановления исторической справедливости и наказания лиц, ответственных за зверства и злоупотребления. В последнее время отдельные политические силы вновь поднимают вопрос о люстрации, которая должна стать актом справедливого возмездия. Вместе с тем несомненно, что законодательное регулирование люстрационных процедур должно быть максимально корректным и исключать нарушения прав человека, несовместимые с правлением права.

Примечания:

1 Люстрации (лат. lustratio — очищение посредством жертвоприношений) — очищение, освобождение государственных служб от людей с нежелательными для государства политическими взглядами (Большой толковый словарь русского языка.СПБ.: Норинт, 1998).

2 Это необычное полномочие Конституционного суда Венгрии.

3 Суд постановил, что местные органы управления не могут закрывать свои собрания для общественности, поскольку эти дискуссии представляют публичный интерес, и что органы управления могут сохранять в секрете только информацию о государственных секретах, торговых секретах или информацию о лицах, которая может нарушить их право на частную жизнь.

4 Конституционный суд Венгрии часто объявляет неконституционными положения на будущее время, чтобы избежать правового вакуума, создаваемого немедленной отменой, давая законодателю возможность подготовить новый акт.

5 См. об этом: Бланкенбург Э. Чистка юристов после падения восточногерманского коммунистического режима / Пер. с англ. В. Бойцовой и Л. Бойцовой. — Известия вузов. Правоведение. СПб., 1997. №1. С. 37 — 51.

Библиография:

Halmai G., Majteni L., Scheppele K. Confronting the Past. The Hungarian Constitutional Court's Lustration Decision of 1994. — East European Human Rights Review. 1995. Vol. 1. P. 111 — 128.