Игорь Яковенко. Как жить в оккупации

Россия – оккупированная страна. Для того чтобы это понять, надо взять в руки Конституцию РФ и сверить с реальностью каждую из 9 глав, а лучше каждую из 137 статей.

Начать можно со статьи 1: «Российская Федерация – Россия есть демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления». А теперь сравним с реальностью. Россия – не федеративное государство, поскольку президент назначает своих охранников главами «субъектов федерации». Может повара назначить, или парикмахера. То, что Россия не является демократическим правовым государством, признал председатель Конституционного суда РФ Валерий Зорькин. Он, правда, добавил слово «пока» и сказано это было полгода назад, но что-то мне подсказывает, что за это время Россия все еще по выражению Валерия Дмитриевича «не взяла правовой барьер». В том, что все остальные 136 статей российской Конституции так же мало соответствуют реальности, каждый легко может убедиться самостоятельно.

Та оккупация, которая произошла в России сродни оккупации красными кхмерами Кампучии в 1975 году, или России большевиками в 1917-м. То, что оккупанты говорят не на иностранном языке, не отменяет сам факт оккупации. Так же не отменяет факт оккупации то, что оккупантов поддерживает значительная часть населения. Так тоже бывает.

Жить в оккупации можно, но с каждым днем эта жизнь становится все хуже. Прогноз Минэкономразвития РФ утверждает, что до 2036 года российская экономика будет находиться в стагнации. Это значит, что Россия довольно быстро перемещается в группу бедных стран, большая часть которых находится на африканском континенте. Правда, прогноз Минэкономразвития исходит из цены на нефть в 75 долларов, в то время как большинство аналитиков предсказывают цену в полтора-два раза меньшую. Так что реальность будет много хуже плохого прогноза правительства.

В такой ситуации первая реакция – валить. Эта реакция становится все более массовой. По данным Росстата эмиграция за последние 4 года выросла на 80%. Аргументы в пользу эмиграции настолько очевидны, что их неловко приводить. Так же очевидны причины, которые не позволяют сделать такой выбор громадному большинству населения РФ, значительную часть которого, к тому же, этот режим устраивает и эта часть будет возмущена, если им сказать, что этот режим – оккупационный. Эта колонка о том, как жить тем, кто понимает, что это оккупация, имеет возможность уехать, но принимает иное решение. Автор данного текста принадлежит как раз к этой группе.

Один из резонов остаться в оккупации можно описать с помощью мысленного эксперимента. Вы сидите на заднем сидении автомобиля, передние колеса которого зависли над пропастью. Люди на переднем сидении выйти не могут – у них внизу бездна. Вам спастись легко – надо просто открыть заднюю дверь и выйти. При этом центр тяжести сместится и вполне возможно автомобиль с оставшимися рухнет в пропасть. Чтобы закончить описание мысленного эксперимента, добавлю, что машина медленно, но верно сползает в пропасть, так что вы в скором времени имеете все шансы разделить судьбу с теми, кто на переднем сидении.

Не склонен к мании величия, поэтому отдаю себе отчет в ничтожности собственного влияния на траекторию движения страны. Но тем не менее, очевидно, что с каждым уехавшим из страны несогласным с режимом человеком, атмосфера в стране ухудшается, и ситуация для оставшихся несогласных становится чуть менее выносимой.

Все это ни в малейшей степени не означает негативной оценки выбравших эмиграцию, а лишь пояснение позиции тех, кто остается.

Есть множество описаний жизненных стратегий людей, оказавшихся в оккупации. Передо мной две книжки, в которых описываются две такие стратегии. Одна – «Мысли о жизни» Дмитрия Лихачева, вторая – «Моя жизнь» Махатмы Ганди.

Эти два опыта жизни в оккупации настолько различны, что их можно назвать противоположными стратегиями. И противоположность не только в том, что британская колониальная оккупация Индии отличалась от самооккупации России большевиками. Диаметрально противоположными были цели Лихачева и Ганди. Махатма Ганди полвека боролся за ликвидацию колониального режима и победил. Академик Лихачев, хоть и сидел в Соловках, с большевиками не боролся, а ставил своей задачей сохранение русской культуры путем ее изучения и популяризации. И тоже достиг поставленной цели.

Соловецкий опыт Дмитрия Лихачева уникален и неповторим, поскольку концентрация интеллекта и таланта на квадратный метр в камерах и бараках была невероятная. Заключенные, покрытые вшами, смотрели спектакли в лагерном Соловецком театре и воспринимали драму на сцене намного острее, чем собственную. Читали друг другу блестящие лекции по лингвистике и философии, истории и экономике. Во многом, этот тип жизненной стратегии в условиях оккупации можно назвать внутренней эмиграцией. Не случайно, другой академик, Александр Панченко, избравший для себя жизненную стратегию схожую с лихачевский, говорил о себе так: «Я эмигрировал в Древнюю Русь». Эмиграция в культуру, искусство, музыку, науку, в книги – была весьма распространена в советские годы. Это был, пожалуй, второй по популярности тип внутренней эмиграции после водки. Сохранение автономии культурного пространства – вот, пожалуй, наиболее лаконичное описание этой стратегии жизни в оккупации.

Опыт Ганди уникален, победителен, но абсолютно неповторим в России. И, тем не менее, интересен и заслуживает изучения.

Абсолютная неприменимость опыта Ганди в России связана, прежде всего, с тем, что в своей тактике сатьяграхи – ненасильственного сопротивления – Ганди опирался на прочные моральные и правовые нормы своих оппонентов, то есть властей Южной Африки и Индии. Именно южноафриканская полиция защищала Ганди от расправы со стороны белых расистов. Именно британская колониальная администрация была адресатом того морального вызова, который создавал Ганди своим ненасильственным сопротивлением.

Поскольку, в отличие от британских и южноафриканских властей столетней давности, нынешние российские оккупационные власти начисто лишены всяких излишеств, вроде совести и морали и совершенно не ограничивают себя такими пустяками как право, то бросать им моральный вызов совершенно бесполезно. В ответ на вашу голодовку они покажут по НТВ фильм, в котором будет видно, как вы ночью опустошаете холодильник, а вы потом будете в фейсбуке возмущаться, что у вас и холодильника-то нет. А уж мирную демонстрацию росгвардейцы расстреляют с удовольствием, и можно не сомневаться, что Хинштейн им все грехи отпустит.

В этих условиях, когда любой текст о России можно снабжать заголовком «Безнадега.ру», одним из главных мотивов тех, кто остается, становится брезгливое отвращение к оккупантам и нежелание признать, что они победили, выдавив тебя из страны. Возможно, именно эти ощущения испытывал Владимир Семенович Высоцкий, когда в самый мертвый застой 1970 года закончил свою песню словами: «Не волнуйтесь – я не уехал, и не надейтесь – я не уеду!».

Игорь Яковенко
28.10.2016

Статья опубликована на сайте AboutRu.Com

ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ:

• Демократия.Ру: Яковенко И., Тюрьма за перепост

• Демократия.Ру: Яковенко И., Медиафрения - 170. Сардонический смех патриотов

• Демократия.Ру: Яковенко И., Медиафрения. С ценностями наперевес

• Демократия.Ру: Яковенко И., Особенности российского медиа-бизнеса

• Демократия.Ру: Яковенко И., Сокровища Эрмитажа

• Демократия.Ру: Баранов А., Путинские силовики не допустят демократической смены власти в России

• Демократия.Ру: Латынина Ю., Возрождение России. Краткое содержание (анти)утопии