Узбекская карта и российский «джокер» в постсоветской колоде

Жестокое подавление восстания в Андижане и других городах узбекской части Ферганской долины, вспыхнувшего в ночь с 12 на 13 мая, свидетельствует об использовании новой стратегии узурпировавшей власть группировкой лиц, против которой и направлена эта очередная – уже в четвертой по счету за последние неполные два года постсоветской стране – акция массового протеста. Стратегию вооруженного подавления и неизбирательного насилия, единственной целью которого может быть устрашение, на этот раз предпочли бескровному отказу от власти под давлением уличных протестов в обмен на определенные гарантии ключевым представителям властных группировок (в первую очередь – иммунитет против судебных преследований). Точные данные об итогах открытого использования армии и специальных подразделений в столкновениях с восставшими отсутствуют, но по предварительным оценкам, основанным на опросах жителей региона активистами оппозиционных партий «Свободные земледельцы» и «Демократы Ферганской долины», счет убитых достигает семи с половиной сотен.

Накопленный в Грузии, Украине и Киргизии опыт более чем достаточен для разочарования организованных властвующих группировок в стратегии вынужденных уступок, вплоть до полного отказа от контроля над «приватизированным» ими государственным аппаратом. Во-первых, в силу прозрачности границ между политикой и другими сферами повседневной жизни, лишение политической власти автоматически означает потерю собственности, полученной входящими в организованные властвующие группировки предпринимателями, а значит, и гарантий безбедной жизни в будущем. Во-вторых, иммунитет против судебных преследований распространяется лишь на единицы (на бывших глав государств и членов их семей, да и то не всегда: в Киргизии даже члены семьи бывшего президента А. Акаева не получили никаких гарантий), тогда как «ядро» группировок составляют десятки, а то и сотни людей. Перспектива неизбежного суда вряд устраивает тех, кто в полной мере ощутил преимущества всевластия в прошлом, но не получил личных гарантий неприкосновенности в ходе анти-бюрократических революций, а таких в свергнутых властвующих элитах подавляющее большинство.

От использования насилия в крайних формах представителей постсоветской власти менее всего удерживали моральные соображения: отсутствие ограничений не способствует развитию рефлексии и «богоискательства» (да и ортодоксальное христианство отнюдь не склонно ограничивать власть предержащих). Прежде всего, они не были уверены в верности силовых структур, которые вместо защиты представителей организованных властвующих группировок часто переходили на сторону восставших. Заметим, что предшествующие анти-бюрократические восстания произошли в странах, не располагающих значительными запасами нефти и газа, контроль же над другими секторами экономики не позволял их правителям аккумулировать объем ресурсов, достаточный для покупки лояльности большинства работников «силовых» структур. Экономисты давно заметили, что обширные запасы нефти и газа создают больше проблем для устойчивого экономического роста, чем способствуют ему. В свете последних событий данный вывод следует распространить и на сферу политики: чем дальше от «нефтяной иглы» находится властвующая элита, тем ограниченнее ее возможности в плане реализации претензий на всевластие.

Кроме того, относительная скудость внутренних ресурсов обусловливает большую зависимость от мирового рынка и международного сообщества. Международное давление является другим препятствием к использованию стратегии жестокого подавления протестных движений. Отдай Э. Шеварнадзе, Л. Кучма или А. Акаев приказ на открытие огня, вне зависимости от того, был бы он исполнен или нет, это поставило бы жирный крест на их международной репутации и закрыло бы перед ними большинство европейских и североамериканских границ (но открыло бы двери тамошних тюрем).

Поэтому отказ от вооруженного подавления восстаний был исключительно вынужденным, он являлся результатом выбора наименьшего из двух зол. Пожалуй, впервые в постсоветской истории члены организованных властвующих группировок были поставлены перед выбором наименьшего из двух зол, а не между лучшим и хорошим. Наоборот, для населения руководимых ими стран именно первая пара альтернатив стала привычной на протяжении всех этих лет.

Почему выбор силового варианта оказался возможен в Узбекистане? Ведь восставшие в Андижане тоже делали ставку на то, что «силовики» – если не все, то хотя бы некоторые – перейдут на их сторону. Ошибочность подобных расчетов оказалась в полном смысле этого слова роковой.

Ответ следует искать в относительно более мягком характере указанных выше ограничителей всевластия организованных властвующих групп. Узбекистан входит в тройку ведущих газодобывающих стран в постсоветском пространстве (наряду с Россией и Туркменистаном, ежегодный объем добычи газа в Узбекистане и Туркменистане примерно одинаков) и в десятку – в мире. Кроме того, наличие американской военной базы в узбекском городе Ханабаде, ставшей вкладом этой страны в военную операцию в Ираке, расценивается – и вполне адекватно – И. Каримовым как определенная индульгенция. Критика жестокого подавления восстания в Ферганской долине сегодня звучит прежде всего со стороны европейских стран (особенно резко осудила действия узбекских властей Британия), а не США.

Значение событий в Узбекистане выходит далеко за рамки этой постсоветской страны и даже среднеазиатского региона. Организованные властвующие группировки в других постсоветских странах, прежде всего в России, Казахстане и Белоруссии (последние две страны все чаще называют следующими кандидатами на революции), пытаются выяснить, смогут ли они лучше защитить себя, используя эту новую стратегию открытого вооруженного и безжалостного подавления протестов. Ресурсов в богатых нефтью и газом России и Казахстане может и хватить. Реакция международного сообщества проверяется именно сегодня (пока о санкциях против режима И. Каримова никто не говорит). Но вот только победа в Ферганской долине может оказаться Пирровой: она лишь еще больше озлобит население против властей, против ИХ. Начнет действовать любимый принцип У. бен Ладена, неоднократно им озвученный: сила действия равняется силе противодействия. Спираль насилия становится главным двигателем терроризма. А отсюда недалеко и от трансформации мнимых террористов (этот ярлык обычно навешивается на всех оппозиционеров) до террористов настоящих.

Российские власти не настолько слепы, чтобы не осознавать этих средне- и долгосрочных последствий событий в Ферганской долине. Поэтому для своего собственного использования они готовятся вытянуть другую карту из постсоветской колоды: силовое решение аналогичных конфликтов, опирающееся не столько на открытое использование войск, сколько на стравливание полувоенизированных проправительственных формирований (подобных активно подготавливаемых сегодня активистам «Наших» – само название следует признать весьма говорящим в контексте общества, расколотого на своих и чужих) и оппозиционеров.

«Джокер» гражданской войны пока не отыграл, он остается в колоде и ждет своего часа.

Антон Олейник

19.05.2005

ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ:

• Демократия.Ру: Олейник А., Колосс на глиняных ногах

• Демократия.Ру: Олейник А., Уличные протесты как зеркало русской контрреволюции

• Демократия.Ру: Олейник А., Шаг к укреплению формальной демократии

• Демократия.Ру: Кынев А., Синдром технолога