Выборы и состояние гражданского общества в регионах России

Огромные размеры территории России, многонациональный характер ее населения, существенные отличия в исторических прошлом составляющих ее территорий, предполагают существование значительных различий не только в уровне социально-экономического развития регионов, но и в политической культуре, том типе взаимоотношений власти и общества, особенностях формирования и функционирования социальных сетей, которые сформировались в разных частях страны. Именно эта «региональная специфика» предполагает различную реакцию избирателей разных регионов страны на одни и те же избирательные технологии, является своеобразным ограничителем (а иногда и стимулятором) применения тех или иных методов манипулирования массовым сознанием. Учет «региональной специфики» при проведении и организации выборов привлекает все больше внимание организаторов избирательных и иных агитационных кампаний(1) .

Также не вызывает сомнений, что наличие тех или иных механизмов самоорганизации населения и его способность взаимодействовать в рамках территории своего непосредственного проживания является ярчайшим показателем наличия или отсутствия в том или ином регионе развитого гражданского общества.

Одним из индикаторов того, насколько население способно к самоорганизации и взаимодействию, является различие в активности избирателей на федеральных и местных выборах, когда избираются органы власти, наиболее близкие непосредственно к конкретному жителю. Именно отношение населения к местным выборам может служить лучшей иллюстрацией состояния взаимоотношений власти и общества, отражать реальную степень развитости социальных сетей на той или иной территории. Оно в не меньшей степени, чем «идеологические» голосования на федеральных выборах, характеризует реальное состояние массового сознания, особенности политической культуры, реальную легитимность институтов управления. Именно по этому показателю особенно ярко видны глубокие социокультурные различия между регионами страны. А уже они ведут к применению в разных регионах разных предвыборных технологий.

По данной характеристике территории России можно разделить на несколько условных групп, основой выделения которых помимо сугубо эмпирических наблюдений являются также ряд объективных характеристик. Основы этих различий разнообразны, базовые разломы имеют несколько фундаментальных причин:

• Традиционный разлом по линии «город-село». Очевидно и не вызывает сомнений разница поведения городского и сельского избирателя. Чем больше город, тем сильнее миграционные потоки, больше разница между тем местом, где человек родился, живет и работает.

• Специфика освоения территории. В России есть как «исторические области», имеющие свою многовековую историю, культуру, традиции, а есть территории фактически колониального освоения, где большинство населения является пришлым и в лучшем случае насчитывает несколько поколений истории.

• Степень географической изолированности и интегрированности региона во «внутрироссийский» политический контекст

• Климатический фактор. Разные природные условия жизни во многом предопределяют специфику занятий населения, разные механизмы взаимоотношений граждан друг с другом.

• Этноконфессиональный состав населения

• Уровень экономического развития территории, степень удовлетворенности населения условиями жизни и деятельностью органов власти

Причем эти разломы существуют как между регионами так и внутри регионов (к примеру, между сельским Башкортостаном и Уфой, татарскими и башкирскими районами Башкортостана и т.д.). И если территория, к примеру, совпадает по 5 из 6 названных показателей, но различается по одному, то уже одного этого достаточно существенно, чтобы сформировать другой тип социокультурного поведения и отношения граждан к органам власти и механизму их избрания.

По этим основным разломам можно условно выделить «несколько Россий», где взаимоотношения власти и общества, проведение и организация выборов имеют существенные отличия. Ниже приведенная схема несомненно является довольно грубой, однако она позволяет выделить наиболее яркие и непохожие друг на друга типы, которые могут наблюдаться в той или иной степени интенсивности.

1. и 2. «Россия городская» и «Россия сельская»

Два описанных типа характеры в первую очередь для Европейской части страны, так как в Сибири и на Дальнем Востоке имеется своя явная специфика. Особенности сельской местности – укорененность населения в территории, развитые межличностные связи и система неформальных коммуникаций. Как правило, люди живут там, где родились, в минимальной степени развитые информационные технологии, практически нет конкуренции среди средств массовой информации (обычно в сельском районе российской глубинки выходит одна-единственная газета), как таковая отсутствует досуговая сфера, низкий уровень образованности населения. Зарплаты населения, преимущественно занятого в сельском хозяйстве, традиционно существенно ниже чем в городах, что ведет к оттоку молодежи в города, благодаря чему имеются существенные кадровые проблемы. Явка на любых выборах традиционно высока, модернизация идет постепенно, также как и рост политической конкуренции (что хорошо видно, если сравнивать избирательные кампании в центральной полосе России 1996-2000 и 2004-2005 годов). Процессы идут медленнее, чем где бы то ни было, но при этом здесь они наиболее устойчивы. Как феномен – именно в условных регионах бывшего «красного пояса» в настоящее время наиболее конкурентная региональная политика, практически нет региональных авторитарных политических режимов. Люди медленно осознают, что им в общем-то нечего терять и начинают вести себя все более и более независимо.

Города (в первую очередь областные центры) по сравнению с сельской местностью имеют гораздо более образованное и обеспеченное население, система неформальных коммуникаций более размыта, то тем не менее развита. Существенно выше развитость информационной среды и за счет этого намного выше возможности манипулирования общественным мнением через СМИ. В результате интерес к федеральным выборам существенно выше, чем к местным, но даже «вторичного» интереса к местным в большинстве своем достаточно, чтобы на выборах достигать необходимого порога явки. То, что в города идет постоянный миграционный приток и многие горожане являются «неофитами» на новом месте своего жительства, часто ведет к выраженному гиперпатриотизму, болезненной реакции на национальные и социальные проблемы, чему пример рост популярности националистических группировок, вспышки ксенофобии к примеру в Воронеже и других городах (кстати именно Воронеж с его крупными вузами в 1990-е считался одним из центров деятельности пресловутого РНЕ, именно здесь депутатом Госдумы РФ избран лидер партии «Родина» Д.Рогозин, аналогичные тенденции характерны для Тулы).

Наиболее концентрированным выражением «России городской» является «Россия мегаполисов» (3). В первую очередь это Москва, в меньшей степени Санкт-Петербург и другие крупнейшие города. Эта часть страны максимально обеспеченная и «интегрированная в мировое сообщество». Москва характеризуется массовым миграционным притоком (многие граждане не имеют исторических корней и неформальных личных связей на территории своего нового проживания, не знают и не хотят знать даже соседей по лестничной клетке), атомизированным массовым сознанием, предельным индивидуализмом жителей, как следствие – минимальная взаимопомощь и нигилизм в отношении большинства общественных институтов, неспособностью объединяться вместе даже ради защиты собственных интересов. Для этой России характерно фактически отсутствие какого бы то ни было интереса населения к деятельности не только органов местного самоуправления, но и органов государственной власти субъектов Федерации. Так в настоящее время в Москве идет повсеместное создание ТСЖ (товариществ собственников жилья), выборов старших по подъездам – но даже по этому вопросу невозможно собрать вместе хотя бы треть жильцов.

Проведение региональных выборов (за исключением выборов высшего должностного лица) отличается явкой на грани признания выборов состоявшимися, она существенно меньше степени участия населения в федеральных выборах. Так довыборы депутатов Государственной думы РФ вместо выбывших по московским округам начиная с 1998 года неизменно срываются (выборы по Люблинскому округу №195 от 6 декабря 1998; выборы по Чертановскому округу №204 от 14 октября 2001; выборы по Преображенскому избирательному округу №199 от 5 декабря 2004). На выборах депутатов Московской городской Думы 14 декабря 1997 г. явка в среднем по Москве составила 31,1%, а в одном из округов (№ 22) она лишь на 0,5% превысила необходимый минимум. 16 апреля 2000 г. не состоялись дополнительные выборы депутата городской Думы по округу № 19 – явка составила всего около 19%, 4 июня 2000 г. на дополнительных выборах депутата городской Думы по округу № 23 явка составила всего 9,8% и т.д. На довыборах депутатов районных Собраний 16 мая 2004 средняя явка по районам составила всего около 10%. Причем власти Москвы очень быстро поняли, что низкой явкой на местных выборах можно активно пользоваться - надо лишь организовать голосование подконтрольных избирателей (муниципальных служащих, работников ДЕЗов, старших по домам и подъездам, получающих пайки в Управах представителей организаций инвалидов и ветеранов)(2) . Таким образом фактически власти города сознательно работают на рост недоверия граждан к процессу выборов (то есть объективные факторы дополняются субъективными – конкретными действиями власти).

Показательно, что даже когда совмещаются избирательные кампании федерального и местного уровня, избиратель, приходя на участок, зачастую голосует результативно только по бюллетеням федеральной кампании, а «местные» бюллетени портит или голосует «протии всех». Во многом это связано и с тем, что в больших городах прессы внутри конкретных районов и кварталов просто нет либо она существует символически и когда одновременно проводятся выборы в разные уровни власти, то все внимание прессы и избирателей приковывает самый верхний уровень, где обычно идет наиболее напряженная борьба и задействованы наибольшие ресурсы. Кампании более низкого уровня оказываются в тени этой «большой» кампании и воспринимаются просто как шумовой фон. Избиратель, мотивированный на участие в выборах «большой» кампанией приходит на участок и получает дополнительный бюллетень (или бюллетени) по выборам тех уровней власти, за кампанией в которые он вообще не следил и никого из кандидатов не знает. Соответственно, он голосует только по тем выборам, ради которых он собственно пришел на участок, а по иным зачастую голосует «против всех». Так, уже на выборах МГД первого созыва, которые проходили вместе с референдумом по Конституции и выборами депутатом Госдумы РФ 12.12.1993 лишь четырем избранным депутатам МГД (Журавлевой, Осадчему, Плотникову и С.Шохину) удалось получить голосов больше, чем было подано «против всех» (тогда для признания депутата избранным это не имело значения). Процент, поданный «против всех», колебался от 24% до 37% на округ. А на выборах советников районных собраний 1999 г. в Москве, совмещенных с выборами депутатов Государственной Думы и Мэра Москвы, против всех кандидатов голосовало в разных районах Москвы от 6% до 31%, в среднем по Москве этот показатель составил 20%. 19 декабря 1999 на 1443 мандата удалось избрать лишь 1180 советников. Остальные мандаты остались незамещенными из-за того, что кандидаты получили меньше голосов избирателей, чем число голосов, поданное "против всех". В 47 районных управах незамещенными осталась одна треть мандатов или меньше. И в 22 районах было избрано менее двух третей от установленного числа советников. Всего по Москве на выборах советников число голосов "против всех" достигло 893448, что составляет 21% от числа действительных бюллетеней(3). В результате пришлось проводить дополнительные выборы. Похожая история случилась, и когда следующие выборов депутатов советников районных собраний решили совместить на этот раз с выборами Президента РФ 14 марта 2004 года.

С другой стороны, протестное голосование в последнее Москве растет даже на федеральных выборах. В частности на выборах депутатов Государственной Думы РФ 7 декабря 2003 года в одномандатных округах г.Москва «против всех» голосовало от 14,6% до 27% избирателей на округ (т.е. существенно больше, чем при голосовании по партийным спискам, где «против всех» голосовало 6,36%). Весь вышеизложенный «московский опыт» все активнее распространяется и на Санкт-Петербург.

Не исключено, что такое поведение населения больших городов результат не только специфики того, как шло их заселение и неизбежной несвязанности квартала проживания и квартала работы, а защитная реакция на деморализующий агрессивный информационный поток, справиться с которым обывательское сознание не в состоянии (грубо говоря, «чтобы не сойти» с ума, жители выбирают главное, а на остальное обращают минимальное внимание)(4). Именно для больших городов и в первую очередь для Москвы наиболее характерна информационная избыточность. Именно в Москве максимальное число пользователей Интернета, распространяется основная часть тиражей большинства федеральных газет, принимается максимальное число каналов телевидения, вещает максимальное число радиостанций, в целом наиболее развита информационная инфрастуктура.

«Россия мегаполисов» рождает как следствие «Россию маргинальную» (4) – вокруг крупных городов возникает специфическая полоса «отчуждения», деклассированные пригороды, где концентрируется наименее обеспеченная часть городского населения, именно сюда часто вначале попадает основная волна новых мигрантов из сельской местности, других стран и регионов. С одной стороны жители этих окраин чувствуют себя ущемленными по отношению к тому городу, который для них является референтной группой, с другой – часто стремятся быть «святее папы римского». Так как в самых дальних и бедных частях Москвы – Некрасовке, Косино-Ухтомском, Капотне одновременно стабильно самое высокое голосование лично за Ю.Лужкова и «партию власти» и повышенное голосование «против всех». Утратив прежний социокультурный статус и не обретя нового жители окраин являются прекрасной средой для развития специфической системы неформальных связей с ярко выраженным криминальным оттенком. Окраины Москвы, Санкт-Петербурга, Самары, Нижнего Новгорода, Казани – «родина» большинства самых известных преступных группировок, сплошь рядом обычным делом здесь является присутствие в органах власти людей с ярко выраженной криминальной репутацией. Именно здесь фиксируется наибольшее число нарушений и манипуляций на выборах, а они сами зачастую превращаются в процесс откровенной купли-продажи голосов. Так в Московской области за последние годы зафиксированы убийства мэра Жуковского Мосолова, мэра Троицка В.Найденова, города Дедовска В.Кудинова, главы Озерского района В.Сащихина, главы администрации поселка Салтыковка В.Москальца, заместителя главы администрации Подольского района П.Забродина, таинственная смерть главы Чеховского района Г.Недосеки и т.д.

В отличие от регионов Европейской части России специфическая политическая среда сформировалась в Сибири и на Дальнем Востоке. Эту часть страны можно условно назвать «Россия Дальняя» (5). Это территории относительно недавнего освоения с тяжелыми условиями жизни. Здесь можно говорить о своеобразном варианте российского «плавильного котла» - почти все население является пришлым (кто-то «сидел», кто-то работал на комсомольских стройках, кто-то просто поехал за «романтикой тайги»), соответственно бессмысленно деление на «коренных» и «некоренных», повестка дня существенно отличается от общероссийской, в ней минимум играют проблемы безопасности, национализма, максимум – социальные и транспортные проблемы. При этом специфическое «северное братство», развитые социальные сети, основанные по мнению Л.Бляхера на витальных ценностях, что позволяет представлениям различных волн переселенцев не вступать в столкновение друг с другом, а сосуществовать(5). Отмечается все более растущее ощущение оторванности и брошенности от остальной России, все более растут даже языковые и сленговые различия. Соответственно деятельность федеральных политиков воспринимается как оторванная, а иногда и прямо враждебная интересам данных территорий. Рейтинг региональных политиков иногда существенно превышает рейтинг политиков федеральных (самый яркий пример – губернатор Хабаровского края В.Ишаев по опросам 2004 года имело в крае рейтинг почти вдвое выше чем В.В.Путин (6)) Следствие – сильные регионалистские настроения, скептицизм к федеральным выборам и федеральным политикам, часто - развитость чисто региональных общественных структур (Красноярский и Приморский края, Свердловская, Камчатская, Амурская область и т.д.), причем дальше от Москвы, тем более сильно выраженная. В результате интерес к местным выборам выше, чем к федеральным (Красноярский край – единственный регион страны, где на выборах президента РФ в 2004 явка была ниже 50%), крайне высокая конкуренция на выборах любого уровня и высокий уровень ротации представителей власти. К примеру на Камчатке за 1990-е годы повторно не был избран ни один депутат Госдумы от области, постоянно менялись главы городов и районов, депутаты областного совета и т.д. Эта выраженная самостоятельность и независимость населения является и существенным ограничителем так называемого «административного ресурса». Здесь можно вспомнить упрямо голосующий за В.Черепкова не взирая ни на какое психологическое и административное давление Владивосток, столь же упрямо поддерживающих А.Быкова Красноярск и Ачинск. Показательный пример: на минувших весной 2005 выборах Амурского областного совета народных депутатов руководитель избирательного штаба прогубернаторского блока почти жаловался мне, насколько трудно здесь применять административный ресурс. «В Марий-эл представляешь, этих глав районов соберешь? хоть матом на них ори, они чуть ли не коленках будут ползать и все сделают, здесь же попробуй кому-нибудь невежливо что-то скажи или потребуй «через колено» – он в лучшем случае просто немедленно хлопнет дверью, а в худшем будет громкий скандал».

Существенное общее с «Россией дальней» с точки зрения того, как шло освоение территорий, имеют регионы Крайнего Севера с развитой сырьевой экономикой – это нефтегазовые города Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецких округов, Республики Коми и т.д., однако почти все они расположены существенно ближе к Москве, чем регионы Сибири и Дальнего Востока (за исключением, пожалуй, Норильска). Условно эту Россию можно назвать «северно-сырьевой» (6). По уровню экономического благополучия они могут конкурировать с Москвой, но это сочетается с относительной географической изолированностью и выше упомянутым «плавильным котлом» (Сургут, Нижневартовск, Ноябрьск, Ухта, Усинск и т.д. построены уже в послевоенные годы), минимизирующим появление серьезных националистических настроений. В результате население этих городов слабо привязано к территории своего проживания, развита психология временщика («выйду на пенсию – уеду на Юг или Центральную Россию»), то сказывается и на отношении к местным выборам. Кроме того, экономика этих северных городов, как правило моноориентирована и связана с конкретным месторождением и разрабатывающей его кампанией. В тех из северных городов, которые крупнее (Нижневартовск), более изолированы (Норильск), имеют не один, а несколько экономических центров (Ноябрьск) и относительно старше (Ухта), своеобразная «северная» психология населения, развитость социальных сетей, особенности специфики «северного братства» развиты сильнее и в этом смысле по своей политической субкультуре они ближе к «России дальней». Те же города, что меньше, моложе и целиком связаны с одной крупной кампанией (Когалым, Новый Уренгой, Усинск и т.д.), демонстрируют полную аполитичность населения и почти такое же игнорирование местных проблем и местных выборов, как и в крупных обеспеченных городах, в этих города скорее доминирует корпоративное единство и корпоративная дисциплина, а формальные органы местного самоуправления зачастую носят декоративный характер.

Самым большим разнообразием отличается социокультурная среда российских национальных республик и автономных округов, которые можно разделить национальные республики Поволжья и Северного Кавказа (7) и национальные регионы Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока (8). Для национальных республики Поволжья и Северного Кавказа характерны развитые неформальные сети, но в отличие от Сибири и Дальнего Востока они основаны не на «северном патриотизме» и сплачивающем характере тяжелых условий жизни, а, как правило, на родственных, конфессионально-этнических связях. В культуре очень сильны патерналистские начала, как следствие - высокая зависимость населения от региональной элиты, ведущая в свою очередь к формирование авторитарных политических режимов. Публичная политика и выборы являются зачастую ритуальным мероприятием, лишь легитимизирующим негласные договоренности. Сверхвысокая явка как на местных, так и на федеральных выборах (часто в районе 90%), причем смена отношений в элите резко меняет и результаты голосований. Причем стремление местной элиты демонстрировать свой контроль над ситуацией перед федеральным центром в условиях размывания родовой структуры часто ведет к перегибам в борьбе с попытками создания внутренней оппозиции и явным фальсификациям. Хрестоматийным стал случай 1996 года, когда в первом туре выборов президента РФ по Дагестану уверенно победил Г.Зюганов с 63,23%, а через две недели столь же уверенно победил Б.Ельцин с 53,07%. Очевидно что только смена позиции представителей элиты и «административный нажим» мог привести к столь резкой перемене. Для этих регионов характерна очень высокая концентрация голосований вокруг 1-2 лидеров на выборах (включая и выборы по спискам) и минимальное разбрасывание голосов по всем иным кандидатам (исключений из этого правила очень мало). «Независимых» же элементов в системе практически нет и голоса за «третьих» кандидатов всегда на уровне погрешности – будь выборы президента РФ или Государственной думы РФ. На всех местных выборах решающее значение имеет личный образ кандидата, а не его партийность и отмечается высокая степень корреляции между этнической принадлежностью кандидата и числом полученных им голосов. В тоже время именно эти регионы (точнее их самая бедная и страдающая аграрным перенаселением часть – Северный Кавказ) испытывают самый тяжелый кризис. Огромное число неудовлетворенной своим социальным и статусным положением молодежи в сочетании с явной закостенелостью элит, фактором неуклонного наступления «информационного общества» (дающего площадку альтернативных коммуникаций и точек зрения) даже в самые удаленные районы, неизбежной «модернизацией» при отсутствии традиций публичного политического торга (специфические представления о гордости) ведет к разрушению элитного баланса, трайбализму, резкой дестабилизации и росту политической активности (ярчайший пример - Карачаево-Черкесия). Что касается национальных республик и автономных округов Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока, то здесь интересным феноменом является сосуществование остатков национальных культур приемущественно в сельской местности с тем, что было описано как «Россия дальняя» и «Россия северно-сырьевая» в относительно недавно построенных городах. Для этих местностей характерно малое число населения в сочетании с огромными площадями расселения, развитые неформальные сети – «все знают всех», однако кланово-родовые связи не являются жесткими, скорее наоборот (во многом на Крайнем Севере к примеру это связано с тем, что целые поколения представителей КМНС не получали семейного воспитания, а воспитывались в интернатах). Малочисленность данных народов в сочетании с явной завистью к зарабатывающим огромные деньги на освоении их «исторических» территорий мигрантов рождает чувство неполноценности, крайней обидчивости, замкнутости. Многие либо никогда не покидали своих мест обитания либо же делали это только в советское время. При зачастую полном отсутствии средств массовой информации (дай бог, «ловится» 1-2 телеканала и изредка завозятся старые газеты) и культурной сферы выборы играют роль специфической «сферы досуга». Как результат – сильные регионалистские настроения в сочетании с отсутствием сильной зависимости от элиты, постоянно высокая конкуренция на выборах, высокая явка на выборах любого уровня. Среди мужского населения крайне высок уровень алкоголизма, что наряду с национальными традициями способствует сильной феминизации политики.

В поселке, где живет 100-200 человек и случайно раз в месяц может приземлиться пролетающий мимо вертолет, на встречу с заезжим кандидатом услышав звук лопастей вертолета собирается все местное население. Тотальная безработица рождает феномен «профессиональных избирателей» привыкших к тотальному подкупу на выборах и даже требующих его (причем деньги берут от всех кандидатов, итоги же голосования часто иррациональны), при этом многократно обманутое население давно не верит в изменение своих условий жизни и не доверяет никому. В силу этого бессмысленна любая социология, имеющая целью получить «замер рейтинга» конкретного лица (внутреннему интервьюеру будут врать, так как хорошо знают его самого и его взгляды, а внешнему будут врать, потому что он чужак), имеют смысл лишь проблемные исследования. Интересный феномен мы отмечали при изучении ситуации в сельских поселениях Корякского автономного округа, которые практически все являются самостоятельными муниципальными образованиями. Население в них тотально безработное, живет преимущественно за счет пенсий, пособий и натурального хозяйства (рыбная ловля и охота), большинство таких муниципальных образований не имеют фактически никаких источников дохода и почти никакого имущества и реально являются лишь набором должностей, за которые платится зарплата. Выборы глав таких администраций превращаются по сути голосование за то, какой именно семье получать зарплату главы ближайшие 2 или 4 года. Для этих территорий характерен феномен «депрессивного патриотизма». Так на выборах губернатора Эвенкийского АО в 2001 году мы провели почти тотальный опрос жителей центра Тунгусско-Чунского района – села Ванавара (он не имел целью получить рейтинг конкретного лица и поэтому может считаться вполне адекватным). Результаты демонстрировали тотальный социальный пессимизм (у более чем 70% опрошенных жизнь за последний год ухудшилась и они ждали дальнейших изменений к худшему), при этом теже 70% хотели бы, чтобы их дети оставались здесь жить и не уезжали отсюда.

Как уже отмечено, выделенные 8 типов являются наиболее яркими, но далеко не исчерпывающими. Они имеют множество «полутонов» и «оттенков». Можно, к примеру, говорить о различиях в городской и сельской субкультуре на «русском» Дальнем Востоке - так для жителей, к примеру, Николаевского района Хабаровского края Хабаровск это почти как Москва для жителя тамбовской глубинки. Есть специфический рабочий Кузбасс и специфическая Воркута и не менее специфическая Калининградская область, все более похожая на соседнюю Прибалтику и демонстрирующая намного более цивилизованный характер местной политики, чем все иные российские регионы.

Есть конечно и общее, которое заключается в том, что в стране в целом пока еще сильны патерналистские начала и граждане склонны требовать от государства выполнения максимально широких функций. Соответственно они объединяются вместе обычно не для того, чтобы что-то организовать самим, а чтобы потребовать исполнения чего-то от государства. В тоже время если сравнивать то, как проходили выборы в России в середине 1990-х и сейчас, то избиратель существенно утратил массовые иллюзии относительно ожиданий от государства того, что оно ему «должно». И если и требует этого, то уже скорее «по традиции», не на что не надеясь и прекрасно отдавая себе отчет в том, кто и зачем баллотируется. И даже там, где настроения социального иждевенчества максимально сильны (национальные регионы Сибири, Крайнего Севера и Дальнего Востока), никто давно не верит в исполнение обещаний после выборов, а требует дать ему деньги (снегоход, телевизор etc) как можно скорей, пока выборы еще не прошли. Как это ни странно (а может, быть закономерно), но ослабление патерналистских начал не приводит как к альтернативе росту способностей граждан объединяться практически нигде, кроме национальных республик Северного Кавказа и «русских» регионов Сибири и Дальнего Востока, где существуют самые сильные социальные сети. Граждане, особенно в крупных городах, выживают сами по себе, чаще всего в одиночку, утрачивая интерес к каким бы то ни было выборам вообще. А там, где продолжают на выборы ходить (маргинализированные пригороды мегаполисов, вышеназванные национальные регионы Сибири и Дальнего Востока), то откровенно пользуются выборами как механизмом «социального перераспределения». И пока не ясно, как они будут себя вести когда этот «механизм социального перераспределения» будет сейчас минимизирован с ограничениями проведения выборов в принципе. Где-то между этими двумя «крайностями» находится центральнороссийская глубинка, которая переживает самую сильную психологическую ломку. Сильные социальные сети не дают и не могут дать здесь ни картины «атоммарного выживания», ни «тотального подкупа», медленно утрачивая патерналистские иллюзии жители регионов Центральной России постепенно начинают с одной стороны, активно напоминать государству про все его патерналистские задачи, а с другой - все более четко осмысливать собственные интересы и осознавать свою самобытность не зависимо от привязки к надеждам «на Москву». Как результат – ренессанс различных левопатриотических движений. Показательно, что на региональных выборах 2004-2005 годов в регионах Центральной России также, как в Сибири и на Дальнем Востоке, началось активное создание ранее здесь никогда не фигурировавших региональных блоков («За тульский край», «Засечный рубеж», «Глас народа – за Родину» в Туле, «За возрождение Брянщины», «За Родину! За Справедливость!» в Брянке, «Правда. Порядок. Справедливость» в Ярославле, «За Рязанский край!» и «Социальная защита и справедливость» в Рязанской области и т.д..)

Эти беглые зарисовки подчеркивают, что внутренняя дифференциация в России все более и более нарастает, политические культуры разных российских регионов невзирая на любые «исполнительные вертикали» все более и более обособляются по совершенно объективным обстоятельствам. В разных частях страны существуют не просто разные уклады и условия жизни населения, сформировались и продолжают формироваться разные типы гражданского общества и политических режимов. Именно поэтому попытки загнать все это ширящееся и развивающееся разнообразие в некий общий стандарт обречены не просто на провал, они могут привести к глубочайшим кризисам, также как ведет к мутациям психики насилие над природой человека. Какими бы ни были российские выборы за эти 15 лет, но они уже вошли не просто в привычку, но и стали частью национальной политической культуры. Даже там, где царил тотальный подкуп, получая подачки от всех (!!!) избиратель в конечном счете принимал решение самостоятельно и давно столь же циничен в обещании голосовать, получая те или иные блага, как и те, кто пытается таким образом «покупать» поддержку. Просто те, кто привык «покупать» и «давить», еще не поняли, до какой степени это уже не работает. Иначе, к примеру, чем объяснить победу на региональных выборах в Корякском и Ненецком АО коммунистов, не имевших практически никаких финансовых ресурсов, а лишь личный авторитет своих региональных лидеров. Чем объяснить, что жители подмосковного Сергиева Посада в третий раз избирают главой района А.Упырева, хотя против него работает вся административная махина Московской областной администрации? Чем объяснить избрание алтайским губернатором М.Евдокимова? Убежден, что на самом деле многие российские регионы либо находятся на грани качественного изменения отношения населения к выборам, либо уже перешли ее, смотря не на популистские обещания и фиктивные программы, а на личности тех, кто избирается и практический личный опыт их деятельности на территории. А это говорит о том, что несмотря на все де-факто возникает и начинает все сильнее осознавать себя то, что называется гражданским обществом. Это, возможно, плохо видно в атомизированной Москве, но, надеюсь, удалось показать насколько Москва сегодня и остальная Россия сегодня – «две большие разницы». Не исключаю, что памятные решения об отмене выборности губернаторов и избрания депутатов Госдумы РФ по округам вызваны именно ощущением федеральной властью панической беспомощности перед нарастающими в стране региональным самосознанием и интеллектуальной неспособностью работать со столь сложным и разнообразным процессом. Но жизнь не станет проще от того, что кому-то так хочется. Уверен, что применение федеральным центром без разбору к разным ситуациям т.н. «универсальных методов» не может не дать прямо противоположного замыслам результатов в самом ближайшем будущем.

Александр Кынев, кандидат политических наук, руководитель региональных программ Фонда развития информационной политики (ФРИП)
- - -
1. Минченко Е., Студеникин Н., Анохина Н. Универсальные избирательные технологии и страновая специфика: опыт российских политических консультантов. // М.: ИА New Image, 2004.
2. В результате к примеру на довыборах депутатов районных Собраний в Москве 16 мая 2004 года сознательно была избрана тактика сокрытия от большинства избирателей самого факта проведения выборов с одновременным массовым недопуском на выборы всех «несистемных» кандидатов. Показательны довыборы двух депутатов по многомандатному округу №4 района «Соколиная гора». Из 11 выдвинутых кандидатов двум отказали в регистрации сразу, еще 2 выбыли уже после регистрации. Фактически никакой информации о выборах в районе не было, явка составила всего 11,64%, причем из 1495 проголосовавших 656 сделали это досрочно (из них 302 – досрочно в помещении ТИК, что невозможно без специальной организации этого процесса). При этом 600 голосов было достаточно для избрания депутатом. //
3. Любарев А.Е. Выборы в Москве: опыт двенадцати лет. 1989-2000. М.: Стольный град, 2001.
4. Может быть именно в изменении за 1990-е информационной среды и надо искать одну из ключевых причин такого резкого изменения поведения обывателя от повышенной политической активности к явной апатии.
5. Бляхер Л.Е. Политические мифы Дальнего Востока // Полис. №5, 2004.
6. Кынев А.В. Мавр сделал свое дело, но ему некуда уйти // Политический журнал. № 27, 12 июля 2004.

ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ:

• Демократия.Ру: Кынев А., Оранжевые революции как аллергия на суррогат демократии

• Демократия.Ру: Кынев А., Выборы и состояние гражданского общества в регионах России

• Демократия.Ру: Кынев А., Поляризация без развития?

• Демократия.Ру: Кынев А., Первый, пошел!

• Демократия.Ру: Кынев А., Зауральские страдания

• Демократия.Ру: Кынев А., Выборы по «понятиям»

• Демократия.Ру: Кынев А., Кризис cистемы Титова

• Демократия.Ру: Кынев А., Пропорциональная Россия

• Демократия.Ру: Кынев А., Новые избирательные инициативы: отчуждение общества от власти

• Демократия.Ру: Кынев А., Инкубатор для демократии или зерно распада?